***

Я впервые увидела Мину прошлым летом, когда она вернулась на каникулы из Святой Анны. Ей было девять, она была страшненькая и худая. Я поймала её за ногу, когда она воровала яблоки у нас в саду, хотела позвать Лойко, да пожалела и отпустила.
В следующее воскресенье она сама подошла ко мне, когда я возвращалась с рынка.
- Ты не такая уродливая, как твои сёстры, - сказала мне она. - Но всё равно ты исчадие, которое следует пожечь огнём.
Я чуть не положила на неё проклятье — совсем юна была, мне и двенадцати не было — но сдержалась и всего лишь запустила в неё яйцом из корзины.
- Ведьма, ведьма, проклятая Доростол! - закричала она, и ей вторили её братья и дружки, огромная ватага, прятавшаяся до поры до времени в проулках. Мелкие камни прицельно били меня по ногам и рукам, один попал в лицо и рассёк мне бровь. Я бросилась бежать, они преследовали меня по узким улочкам, и я бы убежала, но мне мешала корзина, они настигали меня, булыжник попал мне между лопатками и чуть не опрокинул навзничь, и тогда я остановилась, обернулась к ним, приняла своё истинное обличье и закричала.
Мальчишек как ветром сдуло, а Мина осталась стоять посреди улицы, глядя на меня. Она была бледна, как белёная стена, дрожала, как осиновый листочек, и что-то бормотала себе под нос. Я поставила корзину с покупками, подошла к ней и поняла — она шепчет молитву Светлой Даме, и держит в руках Равносторонний Крест. Я расхохоталась, вытащила Крест из её пальчиков, поцеловала и вложила обратно.
- Если бы Доростол можно было спугнуть молитвой, мы бы не жили в Старом Доме, не так ли? Выброси из головы глупости, которым тебя научили монашки, идиотка. Мне ужасно хочется перегрызть тебе глотку, но Доростол не едят детей. По воскресеньям. Моя сестра накажет твоего отца, и я позабочусь, чтобы вам всем всыпали плетей на площади.
Вернувшись домой, я так и сделала, рассказала всё сёстрам.
Зденка, старшая, владетельная графиня Доростол, сама явилась в деревню, чтобы учинить суд над теми, кто осмелился напасть на меня. По-правде говоря, у нас давно не было слуг, чтобы она могла послать их навести порядок, вот и пришлось возиться самой.
Даже меня крестьяне побаивались, а при виде моей сестры вообще прижимались к стенам и старались стать незаметнее, а ведь она даже не была в своём истинном обличьи, взглянешь — и увидишь только красивую даму средних лет. Остальные сёстры стояли позади неё, молчаливые, безучастные к страху, который они наводили на людей.
Всех детей деревни вывели и показали мне, я указала на тех, что напали на меня. Младшему не было и шести, и я сделала вид, что его не узнала.
Мина смотрела на меня дерзко, но страх внутри неё я чуяла. Она боялась не порки, она боялась меня.
Порол их староста, и делал он это на совесть. Двоих отпустил бесчувственными, а Мину пожалел — девка же, кто её с рваной спиной замуж возьмёт? Хлестанёт пару раз и спрашивает — не хватит ли, барыня? Сестре надоело, и она сказала — хватит, да только я вмешалась. Раз её не выпороли, как она заслуживает, пусть отдадут мне на три года в служанки.
Мать Мины завыла, отец начал что-то бормотать, что девочка умненькая, учится уже два года в Святой Анне, и деньги за то немалые плачены, но сестра отрезала — умная бы не стала нападать на Доростол. Вставай, девочка, три года прослужишь за свой проступок. Я взяла её за плечо и велела идти в Старый Дом.
Первые три ночи она не решалась заснуть, и днём клевала носом, подметая полы и растапливая камин. Служанка из неё вышла скверная: она воровала свечи, чтобы ночью не сидеть в темноте, боялась кошек и пауков и всё время ревела. Спать ей было велено в моей постели, но она забивалась в чулан для естественных надобностей, запиралась там и сидела всю ночь, сжигая свечу за свечой, а мне приходилось бегать на улицу.
На четвёртую ночь сон сморил её раньше, чем она нашла, где запереться. Она уснула на сундуке в кухне, и Зденка покрыла её старой шубой, наказав не будить.
Я ушла к себе, а проснулась в полночь от крика.
Два наших кота подрались перед задним крыльцом, и их визг разбудил Мину. Вскочив, она наткнулась на стол, испугалась звона посуды, крикнула несколько раз «пощадите!», бросилась в кладовую и провалилась в погреб, который как раз оставили просушиться.
Когда её достали, она была ещё жива. Она переводила взгляд с меня на Зденку, тряслась и шептала молитвы Светлой Даме, а потом дёрнулась и затихла.
Утром её отец забрал труп, не осмелившись даже спросить, что случилось.
Я ходила потом на её могилу. Её братья, завидев меня, низко кланялись.
Пожалуй, если бы я выдала её Лойко, тогда, в яблоневом саду, могло и обойтись?

Отредактировано Ticky (2016-11-03 06:54:14)