Королева оглядела Невену с некоторым подозрением. Невена ответила ей таким же надменно-настороженным тяжёлым взглядом.
– Это точно та самая девчонка?
Монахиня Милька, воспитательница Невены, ошарашенно уставилась на королеву, а потом перевела взгляд на свою воспитанницу, словно сама хотела убедиться, что девчонка та самая.
– Да, ваше величество. Та самая. Девица Невена шестнадцати лет от роду.
Королева кивнула.
– Что ж, рисковать мы не будем. Милош, неси венец.
Милош Невене сразу не понравился. Он был старше неё всего несколькими годами, но сразу видно – злой и заносчивый. Он и подушку с возложенным на него венцом поднёс ей с гаденькой усмешкой.
– Надевай, – скомандовала ей королева.
Невена взглянула и попятилась.
На пурпурном бархате лежала древняя корона Архана.
Выглядела она неважно – тусклая, погнутая во многих местах, больше половины камней вынуты в тяжёлые для королевства времена, но отделанные серебром зубцы по-прежнему угрожающе остры (говорят, прадед нынешней королевы ими пустил кровь своему сводному брату во время семейного совета по вопросу о наследстве).
– Надевай, – повторила королева.
Невена замотала головой:
– Она убивает всех, кроме короля и наследника!
– Иногда не убивает. Просто сводит с ума. Надевай давай, у меня мало времени.
Невена сделала ещё шаг назад и прикинула шансы. Она почти упёрлась спиной в стену, а Милош не отставал от неё ни на шаг. Эта чёртова подушка в его руках с этой чёртовой короной отрезали ей путь к окну – доберись она до окна, кто бы сумел удержать её в замке? Справа – два караульных в латах, с ними ей не справиться ни вручную, ни магией, слева – королева, и говорят, она очень опытная колдунья, да и вообще, убить королеву в первый день, когда тебя представили ко двору – немного отдаёт дурным тоном, Милька точно не одобрит.
– Надевай, – прошипел ей Милош, и она взяла корону трясущимися руками.
По рукам прошла дрожь, поднялась к предплечьям и ударила в голову. Магии в древней короне было достаточно, чтобы не только убить, но и на клочки разорвать.
Невена перевела взгляд за плечо Милоша, где стояла Милька, и посмотрела ей прямо в глаза. Милька кивнула ей. Невена улыбнулась.
В следующую секунду она уже надела венец на Милоша – он рухнул ей под ноги – перескочила через него, пробежала через зал до окна, увернувшись от заклинания, брошенного в неё королевой, и выпрыгнула бы в густую крону дуба под окном, если бы Милька не успела схватить её за руку. Этого Невена никак не ждала, поскользнулась и упала, ударившись о подоконник. Стражники, наконец догромыхавшие до них в своих неподъёмных латах, ухватили её за локти и подтащили к королеве.
Невена всё ещё неверяще оглядывалась на Мильку – как она могла?!
Королева подобрала с пола венец, слетевший с Милоша, теперь ещё более мятый и исцарапанный. Милош с трудом поднял лицо – теперь там не было ни самодовольства, ни заносчивости. Со лба стекала кровь, сосуды в глазах полопались, он крупно дрожал, не в силах даже сесть.
Невену тоже била дрожь. Королева, хмуро глядя ей в глаза, возложила на неё корону.
Невена закричала и потеряла сознание.
***
Когда она очнулась, вокруг неё суетились два лекаря и Милька.
– Она пришла в себя, - сказал кто-то.
Её подняли, подвели к окну, где в кресле удобно устроилась королева.
– Сколько пальцев ты видишь? – спросила та, показывая ей палец.
– Все до единого, – сострила Невена. – Один вы показываете мне, четыре сжали в кулак, ещё пять держите на коленях. Кроме того, я вижу портрет, на нём у девицы десять пальцев, ещё я свои вижу. Я ответила на ваш вопрос?
– Вполне, - внезапно спокойно ответила королева. – Можешь снять мой венец. Точнее, давай-ка, снимай его, и подожди своей очереди.
Невена ошарашенно подняла руки к голове – венец действительно был всё ещё там. Он был тёплым и гладким. На противоположной стене висело большое зеркало, она повернулась к нему – венец был как новенький. Сверкала каждая грань каждого камня, даже тех, что были вынуты и проданы уже полвека назад, отполированные зубцы переливались белым и жёлтым, и он совершенно не хотел, чтобы его снимали.
– Снимай, – повторила королева, и Невена потянула его. Венец вцепился ей в волосы, она зашипела, но всё-таки стащила его.
– Значит, ты моя племянница, – сказала королева, забирая у неё корону. – Давай-ка поговорим.
То ли по какому-то жесту королевы, то ли уловив её невысказанное пожелание, караульные вышли из кабинета, забрав с собой лекарей и полуживого Милоша. Остались только Невена и Милька.
Укутавшись в накидку, королева с минутку помолчала.
– Итак, ты не знала, что ты принцесса?
Невена оглянулась на Мильку.
Больше всего ей хотелось сейчас оказаться где-нибудь подальше, идея выпрыгнуть в окно продолжала привлекать её своей простотой. Руки слегка дрожали, как после целого дня тяжёлой работы, а в горле стоял комок – следствие пережитого страха. Но желание дерзить не пропало.
– Ну, даже вы полчаса назад не знали точно, я ли принцесса.
Королева рассмеялась.
– Вообще-то я знала. Достаточно на тебя посмотреть. Но приятно убедиться лишний раз. Ты пересчитала пальцы у девицы на этом портрете – она не кажется тебе на кого-то похожей? Это моя младшая сестра Катарина.
Невена повернулась к портрету и замерла. Комок в горле стал ещё твёрже. Она глядела в синие глаза своей матери и о чём-то смутно жалела.
Сомневаться действительно не приходилось. Если поставить Невену рядом с портретом, можно тренировать наблюдательность, играя в «Найди десять отличий»: те же самые русые волосы, то же самое бледное лицо, и даже выражение лица сейчас то же самое – хмурое и немного растерянное.
Впрочем, последние пятнадцать лет никто не мог сыграть в такую игру — портреты принцессы Катарины везде давно были сняты и убраны в кладовку до лучших времён, а Невена воспитывалась вместе с другими девушками в монастыре святой Анны.
– Завтра я представлю тебя лордам моего Совета как наследницу, - проговорила королева. – Довольно деликатный момент. Пятнадцать лет все ходили вокруг да около, обиняками наводя меня на мысли о необходимости наследника. Что ж. Завтра посмотрим, кто этому обрадуется, а кто и огорчится. Думаю, после жизни в монастыре, обязанности наследницы тебя не слишком обременят. Судя по всему, ты своевольна и упряма, в рамках разумного это неплохо для принцессы. Завтра тебя перевезут во дворец и ознакомят с твоими обязанностями – они легки и формальны. Ничего особенного от тебя не потребуется – все действительно важные вещи возьмёт на себя твой муж.
Когда карета, в которой сидели Милька, Невена и другие девочки, подъехала к монастырю святой Анны, их не впустили как обычно задней калиткой, а распахнули ворота, и карета подкатила прямо к высокому парадному крыльцу. Сама настоятельница вышла встречать их. Собственно, встречала она только Невену; Милька, Доменика и Биляна сразу ушли в комнаты воспитанниц. Невену прошла вслед за настоятельницей в её кабинет и приняла прглашение присесть к огню.
Было уже поздно, ставни закрыли, чтобы хоть немного уберечься от зимнего ветра, приходящего с гор. Невене принесли горячий чай, хотя она бы предпочла, чтобы её покормили.
Пока она прикидывала, удастся ли, пользуясь статусом принцессы, выпросить хлеба или хотя бы яблоко, настоятельница перешла к делу, и момент был упущен.
Итак, Невену вырастили в этих стенах как родную дочь, коей она теперь для монастыря и является, для неё не жалели хлеба в эти трудные годы (ни даже лебеды – подумала про себя Невена), у неё были лучшие учителя (и самым лучшим был пьяница отец Борко), её развивали физически (что правда, то правда, – подумала Невена, – каждый день потаскаешь на второй этаж сёстрам по четыре дюжины вёдер воды из колодца – поневоле разовьёшься), её учили петь (боже, это точно не их вина, что ничего не вышло), танцевать (за это спасибо) и почти не мешали ей рисовать (вот зачем так бессовестно врать?!).
Поэтому теперь настоятельница надеется, что принцесса Невена не забудет их обители своими благодеяниями, тем более, что алтарь нуждается в обновлении, крышу собора надо бы перекрыть, и двор замостить кое-где понову.
Настоятельница ничего не просила для себя – к себе она относилась так же строго, как к монахиням и воспитанницам, и можно было не сомневаться, при жизни этой главы обители монашки будут спать на рваных тряпках, а в спальнях девочек будет гулять ветер.
Невена понятия не имела, будет ли в её власти что-то сделать для монастыря, поэтому просто с энтузиазмом обсудила росписи и фрески алтаря, привозной бук, и кто из мастеров лучше делает оклады, даже подумала, а не поставить ли условием денежной помощи, чтобы ей позволили самой расписать потолок в ризнице, но не решилась на такую дерзость. Потом попросила настоятельницу приблизительно посчитать, во что обойдутся работы, и услышав сумму в пятьсот золотых, чуть язык не проглотила. Она в своей жизни и одного золотого монетой не видела (видела целой кучей серебра – это было приданным одной из её подруг), а тут целых пятьсот. Если она подойдёт с такой просьбой к королеве, та её засмеёт.
Провожаемая благословением настоятельницы, она ушла в спальню воспитанниц, где все пять девочек ещё не спали, но и жечь свечей не смели. Девчонки сидели в темноте в холодной спальне и ждали её.
Когда она вошла, младшая, Анна, побежала позвать Мильку, а Доменика пустила её в свою кровать, что было весьма кстати – Невена очень замёрзла, а Доменика всегда горячая.
Милька принесла кусок пирога – она знала, что девочек не кормили во дворце, и догадывалась, что от настоятельницы тоже ждать особой внимательности не приходится.
– Рассказывай, – потребовал кто-то из девочек, – Биляна говорит, что ты так понравилась королеве, что она тебя удочерила. Что ты сделала? Вышила гобелен за пять минут своим магическим способом? Сплела ей кружево с цветами и птицами?
– Не болтай глупости, Адриана, – осадила её Милька. – Глухой не дослышит – сам придумает. Невена всегда была принцессой. Я помню, как тебя привезли нам, Невена, почти шестнадцать лет назад, совсем крохой. Настоятельница объясняла им, что у нас приют только для девочек, которые хотя бы есть сами умеют, но тебя привёз сам князь Радослав. Он просто пригрозил, что если мы не доследим, и с тобой что-то случится, сёстры обители найдут приют в Эльноте.
– Я всегда была не подарок, да, Милька? – усмехнулась Невена с набитым пирогом ртом. – Поэтому ты позволила королеве надеть на меня венец, что знала, что он меня не убьёт?
Милька закрыла лицо руками.
– Я готова умереть за каждую из вас, вы все мне как дочери. Я пыталась успокоить тебя, чтобы ты поверила мне и надела венец.
– А я подумала, что ты позволяешь мне вырубить этого мерзкого Милоша и сбежать!
– Это было жестоко, ты не находишь? Бедный мальчик. Я спросила потом у лекаря, он сказал, что ему не поправиться раньше Николиного дня.
Невена присмирела.
– Мне жаль, правда. Я, наверно, больше никого убивать не буду, никогда. Ну, постараюсь, во всяком случае.
– Так что, теперь тебя заберут во дворец и ты будешь ходить в парче и бриллиантах?
– Их всех троих забирают во дворец, – поправила её Милька, – Невену, Доменику и Биляну. Доменику берут в девичью – кастелянше очень понравились её кружева и то, какие мелкие стежки она умеет делать. Если ты будешь очень стараться, то со временем будешь шить платья для самой королевы. Биляну берут на кухню. Я всегда говорила, что у тебя талант. У королевы – лучшие повара, и тебе следует учиться у них! И тогда рано или поздно ты будешь готовить для самой королевы.
– А Невену возьмут в наследницы, и если она будет себя хорошо вести, то сама станет королевой и будет выходить в моих платьях к обедам, которые приготовит Биляна! – засмеялась Доменика.
– Всё это очень мило и даже слишком хорошо, – задумчиво произнесла Невена, – но меня не покидает ощущение, что я что-то упускаю. Этот князь Радослав – он мой отец?
Милька замерла, а потом отрицательно покачала головой.
Девочки заинтригованно уставились на неё.
– А кто мой отец? Он ещё жив? Кто-то из придворных? Если честно, я до сих пор ни разу не слышала про принцессу Катарину, и не знаю, кто был её мужем.
Милька поёжилась.
– Может, тебе лучше спросить королеву? Или вообще не знать? Быть дочерью принцессы – разве этого мало?
Невена насторожилась.
– В чём дело, Милька? Я незаконная? Но этого не может быть, венец Архана не признал бы наследницей незаконнорожденную. Он простолюдин? Да не поверю никогда.
– Скажи ей, Милька, – попросила Доменика, - а то я скажу. Шила в мешке не утаишь, многие ещё помнят, чьей женой была принцесса Катарина.
У Невены сжалось сердце.
– Чьей? – срывающимся голосом спросила она.
– Ты дочь Феона, короля Эндилока. Того, который сжёг горожан Камеорда в соборе святой Девы.
***
На секунду ей показалось, что что-то должно произойти. Разбиться стекло, разорваться сердце, хлопнуть дверь в конце концов. Ничего не произошло.
Милька пересела на кровать Доменики и обняла Невену.
– Послушай... – начала она, и тут Невена разревелась, как ревела в первый раз, когда Доменика рассказывала ей о сгоревшем соборе, когда им было по семь лет. Доменика не могла этого помнить, ей было всего несколько месяцев от роду, но она была одной из немногих, кто уцелел.
Войска Эндилока прошли весь Архан победным маршем, и в день, в который они взяли штурмом столицу, сожгли собор, в котором прятались уцелевшие. Их было пять или шесть тысяч. Король Феон тогда был принцем и лично возглавлял штурм. Они не пожалели ни девиц, ни старцев, ни младенцев.
И это чудовище было её отцом.
Королева вышла на террасу и подставила лицо ветру. Ветер тут же воспользовался этим, чтобы вытянуть пару локонов из её причёски. Королева почти улыбнулась и села на краю балюстрады.
Посланцы из Свейна принесли хорошие вести. Четыреста всадников из Нижней Равнины встанут весной под её знамёна, и, кроме того, почти две тысячи лучников.
Долгий труд последних десяти лет позволил ей привести всех баронов к пониманию, что отказывать своей королеве бесчестно. И крайне опасно к тому же.
– Ваше величество, князь Радослав просит его принять, – едва слышно прошелестел за её спиной паж, заменивший Милоша – королева не запоминала имён тех, кто служил ей меньше нескольких лет.
Меньше всего сейчас хотелось видеть князя Радослава. Королева прекрасно знала, о чём он будет говорить с ней.
– Зови, – вздохнула она, встала и пошла вдоль балюстрады к лестнице. Князю в последнее время тяжело ходить, время не пощадило его, ну так пусть прогуляется с ней по парку.
Князь следовал за ней, не нарушая её задумчивости, ожидая, когда она сама с ним заговорит и втайне любовался гордыми линиями её спины и шеи, светлыми волосами и маленькими ступнями в синих бархатных туфлях.
– Что слышно из Корамора? – наконец спросила она.
– К весне бароны будут готовы выполнить свой долг, – ответил он. – Полагаю, мы соберём под стенами Камеорда до двадцати тысяч воинов. Это почти вдвое больше, чем всё войско Феона. Мы усилили патрули на побережье и в горах, и теперь я уверен, что за последний год ни один лазутчик не перешёл границу в Эндилок. Они знают наверняка, что мы готовимся к походу, вот только не знают насколько мы готовы, даже не догадываются. Вот только все наши усилия бессмысленны, если ведьмы не смогут разорвать Цепь Грея.
– Может, нам послать нескольких ваших баронов в Синий лес? - с невидимой усмешкой молвила королева. – Вы сможете возглавить этот поход и лично убедиться, всё ли делают ведьмы, чтобы найти Край Цепи. За последний год в лесу пропало 11 ведьм, не зелёных девчонок, а умных, опытных, прекрасно обученных ведьм.
Князь помрачнел и закаменел лицом.
– Если вы прикажете в Синий лес – значит, в Синий лес. Если это поможет порвать Цепь... – Он помолчал, собираясь с мыслями. – Кое-кто из баронов предлагает идти морем, но это верная гибель. Нам не перевезти ладьями такое войско за короткий срок, да и подвоз припасов не устроить, нас перебьют теми же мелкими партиями, какими мы будем высаживаться на берега Алиона. Горами мы идти не можем, там всего один перевал, нас перебьют как в мышеловке. Между ними Иверийская равнина... – он прикрыл глаза. – Я знаю её как свои пять пальцев. Мы можем пройти одним клинком через Илот, можем разделиться и пройти вдоль Авы и Брена, можем незаметно подойти лесами к крепости Эйн, и, взяв её, уже беспрепятственно дойти до самого Кореона. Мой отец и дед ходили этими дорогами, а есть и другие, и много. Я сам ещё девятнадцать лет назад довёл свой отряд до Сторна, но теперь вдоль границы лежит Цепь Грея, подумать только, её сплёл мальчишка, пусть и маг, но всего лишь мальчишка. Иногда я думаю, что я мог встретить его в тот день битвы за Камеорд, и свернуть ему шею одним движением.
Королева кивнула.
– Это бы решило много проблем, и не только с Цепью. С Цепью мы рано или поздно справимся. С тех пор, как ведьмы Бренской обители выяснили природу Цепи, это всего лишь дело времени. Правый Край Цепи известен, но добраться до него пока невозможно – он находится в замке Кронинг на утёсе на берегу Эльнотского моря, и замок этот неприступен. Левый же Край потерян Греем в Синем лесу. Удивительно, что он выжил после плетения. Думаю, он сам на это не рассчитывал, поэтому и закончил Цепь в таком гиблом месте, откуда почти никто не выходит. Полагаю, первоначально они планировали плести Цепь от Кронинга до Эйна, и охранять оба Края. Но что-то сорвалось, и он завёл Цепь в Лес. Они тоже не знают, где Левый Край. Но наши ведьмы найдут его первыми. И тогда вы двинете наши войска на Эндилок.
Князь утвердительно склонил голову.
– Если мы перейдём Цепь, мы за два месяца положим ключи от Кореона к вашим ногам.
– Этого мало, – почти улыбнулась королева. – Мне нужна голова Феона, прелестная головка королевы Элизабет и принц Кёвин, живой. Я хочу узнать, правда ли так забавно смотреть, как умирает твой враг, как умирали мои братья Стефан и Радош.
– Как прикажет моя королева.
Королева кивнула, как-то неосязаемо давая понять, что аудиенция окончена, но у князя было ещё к ней дело, и королева это знала. Впервые в жизни он позволил себе проигнорировать намёк королевы.
– Вам ещё что-то нужно от меня? – холодно спросила она.
– Ваше величество, сегодня вы представляете Совету вашу наследницу, принцессу Невену. Я не осмелился бы напомнить вам, но вы, несомненно и сами не забыли, что шестнадцать лет назад вы обещали мне её в жёны. Я прошу того, что моё по праву. Я прошу, чтобы вы представили сегодня наследницу моей невестой.
Королева чуть улыбнулась. Радомир снова залюбовался ею.
– Что же, – кивнула она. – Но вам следует соблюсти обычай. Вы можете сегодня просить её руки у меня, у Совета и у неё самой. И я вам не откажу.
Князь скривил губы в усмешке. Он знал, что борьба не будет лёгкой. Ну что же, он любил тяжёлые битвы. И никогда не упускал того, что его по праву.
Горан, старый князь Корамора, въехал в ворота Камеорда в сопровождении всей свиты, полагавшейся ему по статусу, но никак в последние тридцать лет не доступной ему по средствам.
Сивый жеребец под князем еле переставлял ноги – дорога была длинной и тяжёлой, и все очень устали.
– Отец, – обратился к князю один из сопровождающих его всадников, – если мы не поторопимся, то можем считать, зря приехали.
Князь искоса взглянул на сына и промолчал. Он вообще считал ниже своего достоинства с кем-нибудь разговаривать. Иногда это приводило к проблемам.
Корамор был самым бедным из княжеств Архана, самым маленьким и не имеющим никакого политического значения из-за удалённости и расположения в горах. Это создавало княжескому семейству множество проблем, одной из которых была проблема матримониальная – наследникам рода было очень трудно найти себе невесту. Семьи сопредельных княжеств смутно благодарили за честь и определённо отказывали.
Князь Горан отлично помнил, что сам он вынужден был взять себе женой дочь своего же барона, а его сёстры остались старыми девами, потому что у их отца не было денег даже на взнос в монастырь.
И вот теперь, когда уже его собственные дочери – четыре хмурые девицы в домодельных платьях – готовились повторить судьбу тёток, а единственный сын, будущий сюзерен Корамора и Нижнего Подлесья, присматривался к дочерям торговцев, судьба наконец улыбнулась семейству.
Два месяца назад из самого Камеорда прискакал гонец от самой королевы с предложением настолько щедрым, что князь не сразу поверил своему счастью.
Королева устами своего гонца, барона Элли, предложила в жёны молодому князю Душану дочь принцессы Катарины, свою племянницу и наследницу. Этот брак сулил приданое в полмиллиона золотых, решение в пользу Корамора старинной тяжбы с баронами Элота, высокое положение – о, как пожалеют другие высокородные семейства о своей заносчивости и высокомерии! – и, возможно, корону в будущем. Возможно. Хотя скорее всего нет. Почти точно нет. Барон Элли не поднимал этой темы, но князь Горан не был дураком.
Ему было понятно, почему выбор пал на его сына. Молодой князь Душан был очень красив собой, очень высок и очень силён – завистники называли его медведем. На турнирах и в играх ему не было равных даже среди гораздо лучше вооружённых юношей, пешим и в одной рубахе он мог победить конного рыцаря в полном доспехе.
Условие королева поставила одно – дочери Горана отправятся в монастырь сразу после помолвки. Не будет свадеб с внезапно опомнившимися князьями северных княжеств, девам дадут средства на взнос в обитель и отправят с глаз долой.
Князь принял условия не колеблясь, и слёзы дочерей его не поколебали. Барон Элли отбыл в Камеорд, а князь заложил весь будущий урожай, потому что больше закладывать было нечего, и собрал свиту, достойную жениха наследницы. Молодой князь Душан себе свиты не собирал, его свитой всегда и везде был только полуволк Сребко.
Ехали тяжело. Горы словно взбунтовались против своего князя, дважды обвал задерживал продвижение. Князь чувствовал присутствие сильной ведьмы и был начеку, но никаких конкретных доказательств у него не было. Он мог лишь приказывать своему отряду ехать быстрее, чтобы оторваться от преследователя, если он в самом деле есть. Выехав на равнину, поехали быстрее, но злой рок не отпускал их.
Молодой князь тоже ощущал присутствие колдуньи, чувства его всё время подводили, но он был начеку, к тому же он всё время видел, как беспокоится его пёс. Только это и выручило Душана, когда на них напал медведь и убил одного из стражников.
Уже совсем недалеко от Камеорда они попали в засаду лесных людей, и, несмотря на силу молодого князя и опыт князя старого, спасло их только то, что королева выслала навстречу отряд рыцарей из гарнизона столицы. Приехали ровно в назначенный день. Им отвели комнаты в королевском дворце и предупредили, что Совет начнётся в два пополудни.
Барон Элли снова встретился с ними и разъяснил, что требуется от молодого князя.
На Совете Кораморские князья будут гостями, а то значит, что им следует больше слушать и меньше говорить, но не проспать момент, в который следует подать голос.
Шестнадцать лет назад, ещё совсем ребёнком, принцесса Невена была обещана князю Радомиру. Королева не возьмёт назад своего слова, и в Совете не так много смельчаков, которые могут в чём-то возразить великому и прославленному воеводе. Но для того, чтобы взять в жёны принцессу, нужно согласие королевы, Совета и самой принцессы. Принцесса послушна воле своей тётки, и она примет предложение Душана, если он оспорит право на руку принцессы на Совете. И тогда либо Совет решится-таки утвердить эту помолвку, следуя ясно выраженной, хоть и не высказанной вслух воле королевы, или — всё просто — Душану придётся победить в бою князя Радомира. Это будет вполне в духе традиций, и никто не будет убиваться по старому князю, который слишком много влияния сосредоточил в себе, сверх всякой меры беспокоя этим королеву.
***
– Они прибыли невредимыми, Бояна, – сообщил ведьме Радомир.
Высокая статная ведьма устало поклонилась.
– Прости меня, князь, – пробормотала она. – Это было тяжёлое задание.
– Я чего-то не знаю? – спросил Радомир. – Может, у нашего увальня талант? Может, он неуязвим для чар? Почему ты не отравила ему воду? Почему их не завалило лавиной? Почему мост не подломился под ними при переправе?
– Старый князь чувствовал моё присутствие. Он опытный и знает, как защитить себя от такой грубой магии.
– Что же ты сделаешь сейчас, Бояна? Что ты сделаешь для того, чтобы завтра тебя не нашли вздёрнутой на виселицу за покушение на мужа наследницы? Что ты сделаешь, чтобы он не стал мужем?
Ведьма усмехнулась.
– Не грози мне князь, ты сам знаешь, я стараюсь для тебя не за страх, а за совесть. Время ещё есть. До полудня два часа. Скажи мне, можно ли устроить так, чтобы я увидела твою невесту?
Князь покачал головой.
– Заворожить принцессу – не выход. Королева снимет любой приворот одной рукой, а я вместе с тобой попаду на плаху за чары на особу королевской крови. Сможешь ли ты заворожить этого балбеса?
Ведьма задумалась.
– Внушить отвращение просто. Если я внушу его принцессе – она откажет Душану и станет твоей женой. Но если я внушу его молодому князю – это не поможет, он женится даже если его будет выворачивать наизнанку от её лица. Я могу взять его под полный контроль и руководить всеми его действиями, но для этого ты должен устроить так, чтобы я всё время его видела.
Князь вскипел.
– Тогда проще мне переодеть моего лакея и послать его вместо этого дурака, да ещё и надеяться, что никто этого не заметит.
Князь отвернулся к окну и вдруг улыбнулся.
– Жду тебя в парке у четырёх вязов через полчаса, – бросил он ведьме. – И очень надеюсь, что в этот раз от тебя будет какая-то польза.
Из всех полуволков Жижек был наименее похож на человека, но ухаживал за собой отчаянно. Верхние клыки он подпиливал ежедневно, счищая по большей части эмаль, от чего имел морду в достаточной мере страдальческую, что, по его мнению, и давало ей возможность именоваться человеческой. Нижние клыки он не трогал - они терялись в густых усах, бывших в моде в те еще времена, когда великим господарем двора был Родислав. Любые имена, включая и имя своего покровителя, Жижек произносил на староарханский манер, вытягивая гласные и ударения делая исключительно на второй слог с конца. В понимании старшего страхаря это был высший шик – говорить не просто как люди, а как люди по большей части умершие. Говорят, в дурные времена, когда Жижек был не столько страхарь, сколько дхелатарь, он сам читал напутственные молитвы, если приходилось казнить человека до того, как прибывал отец Борко из святой Анны. В отличие от прочих палачей и тюремщиков, Жижек гордился не именами тех, кого ему приходилось рубать и ховать, а скорее тем, какую старую кнехевиновую речь из его клыкастых уст были вынуждены выслушивать в свой предсмертный час перепуганные князья и боляре.
- Ваша матушка была так добра ко мне, милсдарь Милош, так добра, - Жижек ссутулился вдвое против своего обычного роста, но все равно нависал над парнем, будто ссохшаяся туша со скотобойни. – если б усекновение не отменили, я бы срезал ее голову, как заботливый кмет срезает спелую смокву!
- То есть бережно и со всем подобострастием к ее сладости, - покивал головой Милош, - Я слышал эту историю столько же раз, сколько сюда приходил. Живее!
Страхарь, неожиданно ловкий для своего огромного тела, отпер дверь и склонился еще ниже прежнего:
- Прошу, теен милсдарь, она у себе.
- Пойдешь со мной, - Милош, не глядя, ступил в темный проем, - Свети!
Выхваченный из стенного картуза факел вспыхнул и, поморгав в дверном проеме, выдернул из кромешной темноты весь целиком огромный каменный мешок.
- Матушка, - Милош снял шляпу и, теребя ее в руках, замер у порога. – Нет ничсго гаже новостей, которые я принес.
Здесь было все. Несуществующие окна загораживали портьеры, на столах со скрюченными ножками громоздилась посуда, фарфоровая и стеклянная, как это было принято в благородных домах Архана десятью-пятнадцатью годами ранее. Мебель, присевшая на гнутых подставках, была разбросана по гигантскому гроту художественно и со вкусом. И только света – света здесь не было никакого: каждый раз до того момента, когда за дверью слышался льстивый рык Жижека. Канделябры размером и очертаниями распятого на скальной стене висельника были пусты, свечи выдерганы и растоптаны в восковые пятна и бесформицы по полу. Княгиня ненавидела свет – почти так же, как ненавидела себя, обездвиженную и слепую. Замерев в кресле в самом дальнем конце грота, она терпеливо выносила уход со стороны сестер из святой Анны, прикрепленных к ней с самого первого часа заточения, и не разговаривала с ними, насколько бы неловкими ни были их руки, привычные к уходу за чернью. Единственным, с кем она говорила, был ее сын, и с тех пор, как он навестил ее последний раз, она не проронила ни слова.
- Она и сама еще поняла, что дозволила в своем высочайшем присутствии, - улыбаясь куда-то в потолок, сказала княгиня, сухонькой ладошкой пробегая по напомаженным волосам сына. – Тебе на голову одели этот их колдовской колпак, и ты остался жив. Кто бы мог подумать>
- Там не было никого, кроме ее и того, кого она теперь именует своей наследницей, матушка, - улыбнулся ей в ответ Милош. – Никого, кто разъяснил бы ей, что это значит – когда венец оскудевает силой.
- Боюсь, что никто из них, силой своего ведовства захвативших трон, не поймет этого, - княгиня скривила губы. – слишком мало осталось в королевстве тех, кто разумеет знаки и предзнаменования. Венец выглядит хуже некуда, не правда ли?
- Да, матушка. – Милош поцеловал ее руку. – Он скрючен и вывернут, как руки старика, измученного артритом. Он ранит голову любого, кто его наденет, и ему уже нет никакой разницы, кто это – и это доказали я и бастард Катарины, будь проклято ее имя.
- Будь проклято, - согласно прогудел Жижек. Все время, пока коленопреклоненный Милош беседовал с матерью, он делал вид, что выскребает остатки свечей из потолочного паникадила – его роста как раз хватало. – Мерзкая развратная девчонка, легшая под Феона. Она сделала это так же просто, как я укрываюсь одеялом в морозную ночь.
Княгиня, милостиво зажмурившись, протянула ему руку, и он, блеснув клыками, совершил с ней что-то среднее между людским поцелуем и звериным лизком.
- Вы же знаете, милсдарыня, я сделаю что угодно – но только если дадут точное указание с трона. – Жижек издал утробный рык. – И не моя вина в том, что высокое место высоких кралей занято ныне погаными вештицами. Вы же знаете, я не виноват.
- Ничего, милый мой. В отличие от наших нынешних тиранов мы терпеливы, - сказала княгиня. – И не себя ради стараемся. Придет время, и ты получишь нужный приказ из нужных уст. Пока же – ждем.
- Как укажете, милсдарыня, - в один голос, не сговариваясь, ответили ей сын и полузверь.
- Будь жесток с ее врагами, Жижек, а ты, Милош, пресмыкайся – у тебя хорошо это выходит, а я – я тихонько посижу здесь – пока что: пока что продолжаем делать то, что у нас так хорошо выходило все последнее десятилетие. Скоро война. Скоро синий лес полыхнет красным и золотым – как только они снимут Цепь.
- Точно ли снимут, матушка? Мы ждали этого долгие годы. Я устал. Все устали. Даже ты, я уверен.
- Точно. Королева полагает, что ее главный враг – тот, кто зачал ей наследника. Пускай. Это до времени. А теперь – вам пора. Слышите? Ночь ополовинилась. Путсым встречам – конец.
- Пустым, матушка?
- Разумеется. Пока не исполнится наше время, каждая наша встреча – пустота и опасность ни во что. Ждем. Приблизься, я поцелую тебя.
- Идемте, милсдарь, пора. По казематам просыпаются остальные печальники – клясть королей похуже нашего. Мне – щелкать хлыстом, вам – во дворец. Лестница длинная, долгая, помните .
Эльнот было видно каждому в Архане, кто имел глаза, и его было слышно каждому, кто имел уши. Большой колокол с его верхней кули, набрав размах, ударялся о собственный язык с такой силой, что волхвующие девы из Синего леса поднимались ото сна и зажимали уши – только бы уберечь свое дрянное ведовство от святого благовеста. Ревун и полиелейник со смежных башен не отставали, и заставляли любого нерадивого горожанина подняться с перины и поспешать на работу: под такое все равно не уснешь. Тот факт, что этот чудовищный по силе перезвон, голос города, издавала главная королевская тюрьма, никого уже давным-давно не удивляло – с тех пор, как на троне утвердились короли-ворожеи, от тюрем и лобных мест королевству было больше проку, чем от монастырей и катедралов.
В городе великой королевы жило до полусотни тысяч человек. В Эльноте: в башнях его, в казмеатах и контрэскарпах, и в самых подземельях, бок-о-бок с потаенной собикой книягини, - каждый десятый от горожан, охраняемый или охраняющий – кто разберет, кто сочтет? Гулом колокльного третьего часа ночи столица просыпалась.
Два государства, хорошее и плохое, уже больше 200 лет в состоянии перманентной войны. Поводов для войны обычно два: территория (приграничная провинция хорошей страны исподволь заселена людьми из плохой страны) и отношение к магии. В хорошей стране магия упорядочена, магии учатся, магию применяют в разрешённых целях, магов не опасаются, потому что применение магии тщательно контролируется. В плохой стране магия стихийна, применяют её все кому не лень, часто ошибаются, часто используют во зло.
Королева плохой страны - ведьма и анимаг, король хорошей страны - человек без магических способностей. У короля есть любимая королева и единственный сын лет пяти.
Главные герои - некий лорд, опальный министр хорошего короля (за что опала ещё не придумала, но ерунда какая-нибудь), человек чести и долга, служивший королю ещё пажом и оруженосцем, и юная дева, воспитанница злой королевы, посланная чтобы убить короля. Деву точно будут звать Невена))))) , с остальными именами пока затык.
У девы есть предыстория. Пятнадцать лет назад хорошее государство почти покончило с плохим. Их столица была осаждена и после длительной осады пала. Почти вся королевская семья погибла при штурме, погибли также множество горожан, женщины и дети, в пожаре, начавшемся в соборе. Словом, пиздец и геноцид. Погиб злой король, два его сына и королева. Старшая из дочерей спаслась благодаря своей анимагической форме, младшая попала в плен. Чтобы прекратить распрю, старый король хорошей страны выдал принцессу за своего сына (нынешнего короля хорошей страны), но спустя несколько месяцев принцесса сбежала, поддержала восстание, организованное её сестрой и умерла спустя год. В тайне осталось, что она родила дочь, которую злая королева воспитывала как золушку и вообще как неродную.
Невена воспитывалась на рассказах о штурме столицы и о горящем соборе. Отношение к ней королевы двойственное - с одной стороны, племянница - наследница хорошего короля, законная, т.к. старше принца-малыша и рождена в браке, в случае смерти короля, Невеной можно воспользоваться, чтобы как минимум внести смуту в ряды врага, с другой стороны, королева настолько бешено ненавидит короля, что видит в Невене и возможность заставить его страдать. Не знаю, насколько правдоподобно такой мотив. Она отправляет племянницу убить короля, сознавая, что задача невыполнима. Она рассчитывает, что Невену схватят и казнят, а потом она сможет рассказать королю, что это была его дочь.
Так, будет ещё один клёвый персонаж, дева, спутница лорда. Чтобы она такая клёвая не мутила с лордом, она будет деволюбочкой. У неё нестандартные магические способности - что-то типа ясновидения, но Кассандрино: ей никто не верит.
Невена случайно знакомится с лордом, он принимает её за мальчишку-музыканта, она вся такая проникается к нему и немножко рефлексирует на тему, что не такие они и страшные-клыкастые убийцы. Тем не менее, она совершает попытку убийства короля, лорд его спасает, хватает её и немношко терзается необходимостью её выдать. Тем не менее долг есть долг, он сдаёт её страже. Опала закончена, его возвращают ко двору. Дева-спутница ссорится с ним и помогает Невене сбежать.
Злая королева рассказывает Невене, что она дочь её сестры и короля. Одновременно она отправляет письмо доброй королеве, ну той, жене доброго короля, и ей тоже всё рассказывает. Злая королева вообще креативщица. Она наталкивает добрую королеву на мысль, что неплохо бы убить неожиданную претендентку на трон. Добрая королева сильно рефлексирует, организует поиск и захват Невены, экспериментирует с ядами и холодным оружием, вдохновляется мыслями, что эта дрянь может убить её сына, вызывает начальника караула, но не решается отдать приказ об убийстве. Признаётся во всём королю.
Тот тоже бурно рефлексирует и решает сплавить девчонку в монастырь понадёжнее.
Злая королева помогает ей сбежать, у Невены появляется анимагическая форма. Невена сбегает и от королевы, в своей анимагической форме она пробирается в замок лорда. Её берёт себе дева-спутница в качестве тотемного животного. Год её ни видно ни слышно, за это время ситуация обостряется, новая война неизбежна, лорд отправляется с инспекцией на границу и попадает в засаду. Невена защищает его и деву-спутницу, и уходит с нападавшими. Всё, лорд пропал, он влюблён, мимими.
Королева - единственная, кто может эффективно держать Невену в плену, нейтрализуя её анимагическую форму.
Лорд просит у короля руки его дочери, но получает отказ - король не намерен усиливать позиции лишней наследницы. Злая королева обещает лорду Невену в обмен на сотрудничество и предательство, но на это он пойтить не может. Лорд предпринимает попытки освободить Невену, но безрезультатно.
Война идёт уже на территории хорошего государства, столица осаждена. В городе голод. Королева хитроумно разъясняет осаждённым, что война идёт всего лишь за то, чтобы их король признал свою законную дочь. В городе смута и брожения.
Армия лорда, способная освободить столицу, находится в нескольких днях пути. Королева начинает штурм, стараясь повторить события восемнадцатилетней давности. Горожане снова собрались в соборе, и королева это знает, она готовится сама поджечь собор и убить семью короля. Невена вступает в схватку с королевой, одновременно умоляя её пощадить невинных. Обе обращаются к памяти погибших 18 лет назад, но аргументируют этим противоположное. Невена одерживает верх над королевой, но не решается её убить. Королева приказывает казнить её на глазах осаждённых. Король предлагает обменять её на него, но королева отказывает.
Душещипательная сцена казни, но лорд успевает всех спасти. Я ещё подумаю, как и почему.
Король позволяет лорду жениться на Невене, но она торжественно даёт клятву, что не является его дочерью, отказывает лорду и отправляется в своё плохое королевство. Дева-спутница лорда отправляется с ней. Мур.
Высоко в Корамоне начинаются Ава и Брен, сестры и соперницы. Вбирая в себя ледяные ключи, бьющие из самого сердца гор, они скоро бегут вниз, поднимая столбы пара и брызг в частых и невысоких водопадцах. Там, где горное княжество вступает в вековую тяжбу с равниной, холодные сестры, не замедляя бега, врываются в озера Элота. Мощь и скорость Авы такова, что течение ее чувствуется в каждом стоячем водоеме, через который она проходит, и, не смешивая своих вод, она в полной силе вырывается на волю. Русло ее и на равнине прямо и глубоко. В редких излучинах, где по дну идет неуступчивый базальт, Ава шипит и пенится, но скорости не снижает. Слегка оттянутой тетивой лука свирепейшая из рек Архана летит к морю, не допуская в себя ни ладьи, ни плота, ни плавучего моста. Те, кому дорога жизнь, не переходят Аву вброд даже там, где брод кажется очевидным, а она – спокойной.
Брен же, спустившись с гор, утопает в объятьях первого же из озер и, всклубив его ровную поверхность, шлюхой идет из одной глубокой постели в другую. Не пропустив ни единого озерца и замедлившись так, как замедляют утреннюю поступь ночные утехи, Брен выходит на равнину, вобрав в себя все силы озерного края. Раздобревшее тело ее становится все шире, русло изгибается и змеится, послушное и самому мягкому рельефу. Брен милостива к живому, она питает и кормит землю, по которой идет. В среднем своем течении нырнув в Синий лес, река беременеет илом и перегноем, и нет плодороднее земель во всем Архане, чем пойменные луга, на которых Брен разливается на выходе из чародейских земель. Плотно засеянные поля и тучные пастбища нескоро переходят в холмы. На одном из них – Бренская обитель, монастырь, оскверненный вештицами и волхвами. На противоположном – скиты и башенки Святой Анны. Река разделяет их – так же, как и две половины Камеорда на двух самых больших горбинах холомовых земель. По правую сторону из моря шлака и обгоревшего камня торчат чудом не обрушившиеся зубья Прво Катедрала. По левую – огромный живой Камеорд, цветущий зеленью и разноцветной черепицей тем ярче, чем мертвее выглядит его прежняя и лучшая часть.
Главный мост через реку разрушен – огромные его осколки выглядывают из воды - в мертвый город прямого пути нет. Тонким каменным кружевом холмы связывает кружной главне друм, кое-где заходящий и в воду, и несведущему путнику может показаться, что это и есть открытая дорога из нового Камеорда в старый, но тут, на самом выходе из города, в Брен окунает свое основание Эльнот. Невероятно высокое и охватистое подобие Прво Катедрала, Эльнот не более жив, чем его сгоревший предшественник – здесь проживает каждый десятый житель столицы, но не по своей воле. Преобразоваться из церкви в тюрьму оказалось значительно легче, чем это думалось пятнадцатью годами ранее, когда в столице было два прво катедрала и ни одного прво страхарника.
Минуя речную гавань, наполовину заросшую ивняком и ядовитой лозой, Брен неторопливо течет дальше, понемногу сужаясь – притоков и родников до самого моря больше не будет – и где-то у выхода в Тихий залив ненадолго соединяется с сестрой. Брен и Ава, тело лука и тетива его, завершают путь.
Барон Элли встречал дальних и близких гостей у главных ворот. Привратная площадь была очищена от торговых рядов еще до рассвета, соседние улочки перекрыты оцеплениями, и тем, кто въезжал в город впервые, могло показаться, что он ошибся холмом и едет прямиком в мертвый посад. Барона это радовало – он разделял нелюбовь своей королевы к многолюдству, он терпеть не мог жителей Камеорда, и затравленные беспокойные взгляды дворян, прибывавших с равнины, заставляли барона внутренне улыбаться. Он мог бы оскалиться и вживую – забрало его шелома было опущено до самого подбородка – но он был воспитанником королевы и знал цену своему лицу, будто вырезанному из песчанника.
Песчанник1 Барон отсалютовал группе всадников. На их щитах была свежая краска и ни единого заруба. По-хорошему, этих юнцов стоило бы отколотить тыльной стороной кинжала и загнать на тренировочный плац. Иверийские крысеныши. Элли пристально вглядывался в лица проезжающих верховых – их-то забрала были открыты настежь. Ни одного ветерана1 Милостивый господь, кого же королева получит вместо войска по весне? Их лошади боятся собственного ржания. Их тела смотрятся хорошо только запрятанными в парадный доспех. Медь и смешанное с ней серебро. Любой опытный пехотинец несколькими движениями гизармы сделает из такой защиты решето.
Но сегодня они прибывают на празднество. Им, очевидно, лучше знать, как себя представить. Все они, все это дворянство с равнины, пригнали в столицу поголовье своего молодняка. Дескать, глядите, сколько свежего мяса мы успели вырастить за мирные пятнадцать лет1 Есть, кому делать картинку на поле боя. Легкие всадники в в цветах своих домов. По неловкому движению своего оруженосца Элли понял, что выругался вслух. Проклятье. Мальчишка только начал делать успехи. Придется внеочередно выпороть его, чтобы помочь ему забыть о слабости наставника. Но все же – он делает успехи. Если б он выпустил его – или кого-то еще из своих пехотинцев – против этих напыщенных индюков с равнины, у лошадников сильно поуменьшилось бы гонору. Но он не выпустит. Южане, выкормленные среди солончаков и растрескавшихся земель Эйна, не вынимают оружия, если не собираются убивать. Турнир – это чепуха. Пускай равнина развлекает чернь, ломая деревянные копья с горцами из Корамона. Южан там не будет.
Элли повел плечом. Широкий прямоугольный щит можно было бы поставить на землю, и он бы все равно защищал его тело до самых литых сосцов на панцире, но он не хотел давать слабину затекшим мышцам. Никакой слабости1 Пятнадцать лет он охраняет жизнь и покой ее величества, с тех самых пор, как впервые взял в руки щит и кинжал – и нет надежнее их. Элли было тринадцать, когда люди Феона, как нож сквозь живую плоть, прошли равнину и начали штурм столицы. Жители Камеорда бежали его, как овцы перед потерявшим людской облик полуволком. Прво Катедрал полыхал свечой, и в свете его раскалившихся и оплывающих каменной слезой башен люди из Эйна сделали свое дело: именно они остановили эндилокских латников. Они остановили их, этот ручей из стали и железного дерева, у самого подножия Эльнота. Феон убил множество песчаных пехотинцев, но прорваться в новый город не смог. Феон убил отца Элли, и всех его старших братьев, одного за другим. Что же, у Элли нет ненависти к нему. Он был отличный боец, и удар его топора не выдерживал никто.
Ненависть Элли испытывал не к врагам, а к предателям.
Вештицы, числом не меньше нескольких дюжен, шли перед его полуротой, не обращая внимания на цвета его щитов и штандарта. Напрасно. Элли скрипнул зубами. Бренская обитель недолго будет оберегать их от тихой ярости Эйна. Юг – весь Юг, от самой нижней Авы до самого нижнего Бренна - помнит, кто обрушил мост, когда победа была так близка. Вештицы. Королевские ведуньи. Как только вы распутаете Цепь, люди из Эйна придут по ваши проклятые души. Элли и Яне и Стромо и даже немногие оставшиеся Доростол. Если потребуется, Элли придет в Брен один, без родичей и друзей, переступив клятву и присягу.
Как только вынет свой темный тусклый сечив из Феона.
Поднимая пыль коваными сапогами, в Камеорд входили последние из горцев Корамона. Нищие пешие дворяне с такой же нищей пешей свитой. Несколько полуволков. Мало юношей, больше тех, кто слышал, как поют стрелы, пущенные в небеса из эндилокских трехсоставных луков. Элли выпрямился и коснулся кончиком кинжала забрала на шеломе. По сигналу запела труба. Воины приветствуют воинов, черт подери, воины приветствуют воинов.
чтобы было в голове, пока пишем - и чтоб на карту не каждые пять секунд оглядываться, хорошо бы запомнить такой столбик. себе в первую очередь, а то у меня с памятью бывают чудеса и подмены. это в режиме предложения, понятно, я не настаиваю.
- архан - черный цвет {в том числе и знамени[\ , плохая королева, столица - камеорд. половина города сгорела в прошлую войну.
- эндилок - красный цвет, хороший король. столица - кореон.
- феон - из кореона, эндилокский алианец - ужас как звучит, но охота разбить страны по местностям и субнародностям
- еще есть эндилокские илоты (не рабы, название топонимическое) и сторниане
- королева и невена - высокородные вештицы, родом, очевидно, из бренской обители или даже из синего лесу. не в смысле родились, а откуда ноги.
- милош с матерью родом из камеорда, холмовые люди. может, милош вообще не маг, а?
- барон элли - из эйна, южанин
- князь родислав - откуда? может, ивериец, лошадник?
- жижек и непроименованный полуволк из свиты корамонского князя - из корамона
- душан и его отец - корамонские горцы
- еще есть озерные люди эйлота, князья которых в тяжбе с корамонскими горцами.
- южане неплохо относятся к горцам, плохо - к холмовым людям и иверийцам, отвратительно - к вештицам и синему лесу.
- горцы в вечном споре с озерными людьми.
- иверийцы, лошадники - самые многочисленные. если князь родислав из их числа, то их партия - самая сильная при дворе.
- все эндилокцы считают всех арханцев исчадиями зла, которых можно запросто жечь групповым образом в соборах. это взаимно.
