///

у соседа васи,
который почти не старше меня,
недавно родилась дочка катя.
ей практически сразу стало лет десять
и так продолжалось -
ну, сколько это обычно продолжается.

в этом своём состоянии -
или как это назвать -
она лет десять бегала вокруг,
бегала, бегала,
бегала, бегала,
а потом вместо неё ко мне -
пока я курил -
подошла katharina schüttler

и говорит
иван сергеевич, можно мне сигарету
я только что развелась и очень устала

вы думаете, что
я эдак покровительственно ей улыбнулся
и молча дал сигарету?
как бы не так
я смешил её часа два или три
и мы стояли на улице в дикий ноябрьский холод
оба в тапках на босу ногу
оба в пуховиках со смещенными центрами тяжести
и выглядели мы смешно
и смеялась она очень
прямо вот очень громко
ну вот совсем.

и так мы стояли и курили и переминались
до тех пор, пока
то ли она меня взяла за руку двумя своими руками
то ли моя рука сама собой
как-нито скользнула в её маленькие заскорузлые ладошки
(поди попробуй без существенных мозолей
лазать по шведским стенкам
и деревьям за кислыми яблоками
целых десять лет -
а она ведь только этим и занималась)

как бы то ни было
она ухватилась за мою руку,
как моряки в фильмах про моряков парусного флота
хватаются за все эти ненадёжные узловатые конструкции
из пеньки

и сделала это она с таким сильным чувством
(для которого у меня нет наименования),
что

что у меня даже слов не нашлось
то есть вообще никаких.
это у меня-то.

я не помню в точности, что было дальше,
поскольку она не просила ни о чем особенно запоминающемся.
я вообще с тех пор мало в чем уверен,
поскольку у меня есть непреходящее ощущение,
что это не мы теперь вместе живём
(с её разводом
и с её усталостью),
а она
живёт
на моих закорках

как, в принципе, катьке
ибн васе
ейного возраста
и положено жить, заседать и
болтать ногами

периодически покрикивая откуда-то сверху
иван сергеевич
ну пожалуйста
ну курите вправо

я же слева дышу

Запрет есть движитель простой
и привлекательной науки.
Мне было восемь лет. Толстой
в мои подставленные руки
упал зелёным кирпичом.

Играло солнце на пылинках,
И луч в сияющих чаинках
дрожал как радиоволна.
Салоны это ни о чем.
Конечно, из “войны и мира”
мне больше нравилась война.

Ах как мне нравилась война.
Её блестящие кокарды.
О, эти контурные карты!
Кто их не любит, докажи!

(но что такое штык-ножи?)

Ах как мне нравилась война.
Она была ненастоящей.
Штрихуй недрогнувшей рукой!

И сам ты был ненастоящий —
теперь-то, в темноте смердящей,
теперь — какой?