Листва на сырых ветках скрутилась в хрустящие трубочки, но гореть не хотела. Весь костер был похож на фабрику-чум по выработке высококачественного дыма. Белесый, густой, он поднимался над поляной и потом, вытягиваясь в тонкую струю, вальяжно уходил в черноту августовского неба. Гога, десятилетний пацан, смотрел на дымоизвержение и ждал колдовства. По его мнению оно вот-вот должно было случиться и тогда... Что именно тогда, он не знал, но полагал, что откроются какие-то тайные двери, и знания, бурлящими потоками, поглотят с головой, только держись!
Но минута уплывала за минутой, молочный дым неторопливо переливался с сумерками, стрекотали сверчки, и колдовства не было. Гога нахмурился и сердито посмотрел сквозь очки на свою спутницу. Эль сидела, скрестив ноги по-турецки и положив на них расслабленные запястья. Её лицо выражало абсолютную безмятежность: глаза закрыты, дыхание ровное, такое, что ему бы позавидовал любой йог. Гога поджал губы - похоже, кое-кто уже плывет в бурлящих потоках, а он все еще на берегу! Несправедливость, с которой Гога мириться не будет. В конце концов, это его рассказ, он в нём главный!
- Костер не горит, - пробубнил он, - а должен полыхать и бросать тени!
Эль медленно открыла глаза и сфокусировала взгляд на рассерженном лице Гоги:
- Ой-ля, много ты понимать эн ла брухерия(в колдовстве), - фыркнула она.
Но Гога был непреклонен:
- Костер должен гореть, поляна должна быть в окружении дубов, - сердитой скороговоркой тарахтел он, - и из-за них выходят тени, которые...
- Ш-ш-ш-ш! - Эль прикрыла веки и устремила указательные пальцы вверх. - Эль силенсио, пор фавор... (тишины, пожалуйста)
Гога замолчал, напряженно прислушиваясь, но вскоре снова пошел в атаку:
- И чего? Я ничего не слышу!
- Пф-ф-ф-ф!
По людоедскому выражению Эль можно было сделать однозначный вывод, что кое-кто её достал. И этот кое-кто был автор фанфика про колдовство в лесу с её участием, то есть Гога.
- Хей, ту, йихо! (ах, ты, мелочь!)- выпалила разбойница, машинально кладя руки на рукояти кольтов, мирно покоившихся у неё в кобурах на поясе. - Что ты хотеть? Ты хотя бы знать, что должно произойти-ить?
Еще совсем недавно Гога бы испугался. Да и любой другой, даже взрослый человек,  чувствовал себя неуютно, осознавая, что еще мгновение, и пара блестящих "миротворцев" уставятся своими черными дулами. Но сейчас Гога отлично знал, что он здесь главный, и отчаянная бандитка может грозить и выгибать левую бровь сколько ей влезет, и ничего ему не будет. Он останется в целости и сохранности, только потому что он автор этого сочинения.
- Эступидо ниньо,(глупый ребенок) - проворчала Эль, похоже, тоже понимая, что размахивать револьверами не время и не перед кем, - ты хоть знать, что есть настоящий колдовство?
Взгляд Гоги обрел заинтересованность,  мальчишка подался вперед:
- Не-ет,  расскажешь?
Эль снова положила руки на колени и полуприкрыла веки. Вид её стал чрезвычайно довольным и, одновременно, снисходительным:
- Я даж не могу знать, мочь ты понять или ньет? - насмешливо протараторила она, внимательно следя за Гогой из-под опущенных ресниц.
- Я смочь! - горячо закивал мальчишка. - Очень смочь!
- Есть четыр-рье стихий, - начала Эль, - воздух, твердь, небо и вода... Мы здесь их соединять. Ла огера(костер) объединять твердь и небо, сам он есть - эль фуэго(огонь), а дым, он комо агуас(вода)... течь-ёт вверх...
Гога внимательно смотрел на неё  Вокруг уже изрядно стемнело, и фигура Эль едва угадывалась, возникая из темноты отдельными контурами. Зато дымящий костер, время от времени потрескивающий и пощелкивающий, оформился и стал более заметен.
Молочный дым, одновременно белый и черный, уходил в бездонное звездное небо и, казалось, впадал в Млечный Путь. Внезапно августовский небосклон обрушился на Гогу, раскрывая перед оторопевшим мальчуганом глубины и пространства вселенной.
Созвездия, много, раздвигаясь, открывают за собой еще, потом -  еще,  дальше в черноту, наполненную холодными огоньками звезд,  еще глубже...  Белые, голубые, красные, желтые - такие крохотные и, одновременно, огромные! Гога смотрел на это великолепие, не в силах отвести глаза:
- Но самый важенный момент, - откуда-то издалека доносился сладкий голосок Эль, - это то, что брухерья есть в нас самих. Просто нуженно сосредоточить и ...
Она протянула руку к костру, и на кончике её указательного пальца вспыхнул крохотный огонек самого настоящего пламени. Мгновение, и тлеющие листья вспыхнули, окатив нестерпимым жаром все вокруг. Гога охнул и отскочил от костра. Как все изменилось! Яркое пламя с жадностью пожирало подсохшие ветви, причудливые тени прыгали вокруг костровища. Теперь Эль была видна совершенно отчетливо, но она уже не пыталась погрузиться в транс. Повесив на палочке кусок ржаного хлеба, она с легкой сосредоточенностью пыталась подсушить его на бьющемся в агонии пламени. Мир сжался до размеров поляны, освещаемой костром. Небо, еще минуту назад безграничное и звездное, стало черным дерматиновым покрывалом. Гога невольно вжал голову в плечи.
- Видеть? - подмигнула ему Эль. - Все, как ты хотеть - большой огонь, тень-и лос арболес, черноте-ень... Колдовство!
Гога растянул губы в вежливой улыбке, мысленно возвращаясь в прошлое, где в сумерках тлеющий костер был дорогой, текущей от земли до бескрайнего неба, наполненного огромными маленькими звездами...
- Которые есть очень дорого стоить, - грустно вздохнула Эль и, разломив кусок зажаренного хлеба пополам, аппетитно захрустела своей половинкой.

Тонкие пальцы нетвердо касаются струн, заставляя их негромко звенеть под трескучий аккомпанемент костра. Жадное пламя лижет сучья, выхватывая из темноты мрачные лица Марио Алонсо,  Чучо Барбадилло. Чуть дальше  - торчат босые ноги Чава Сантьяго, мир его праху. Никогда он не отличался терпением, а наглости было даже через край - решил, что он быстрее самого Дьявола.
Но все так или иначе встает на свои места: сеньорита терзает гитару, Чава остывает с рассеченным кадыком, душой устремившись в лучший мир. Занятно, Дьявол, изощренный в даровании смерти, совершенно не умеет играть.
Луис Бенито, самый пожилой из сидящих у костра, прятал в уголках рта снисходительную улыбку. Эль Дьяболика, хмуря черные брови, пыталась наиграть  "Водяную ведьму". Это действо, казалось, полностью захватило Черную Фурию: перед каждым аккордом она проверяла пальцы, зажимая на ладах струны, беззвучно шевелила губами, повторяя слова песни. Но Бенито, внимательно следивший за ней, довольно часто ловил на себе короткие оценивающие взгляды - Дьявол был безобиден только внешне. Любая попытка перехитрить судьбу - и твои ноги будут торчать рядом с ногами Чавы.
  Оставшиеся в живых подельники дремали. Время от времени они просыпались и подбрасывали в костер запасенные ветви. Поляну, где они расположились на ночлег, с одной стороны скрывал от посторонних глаз густой терн, а с другой, как раз где проходили пути железной дороги, возвышался холм. Именно из-за него завтра они атакуют поезд. Куш большой, но и охранников - человек двадцать, не считая пассажиров. А кто сейчас ездит без оружия? И нет никакой разницы между дырой, которую в тебе проделает наемник, и дырой от револьвера простого путешественника, защищающего свою жизнь.
Луис вздохнул, устремив взгляд на костер: дрова горели жарко, оставляя в пепле таинственно мерцающие угли. Эль прекратила игру:
- Что? - отрывисто бросила она. - Так все плохо?
Бенито удивленно поднял на неё глаза:
- Сеньорита играет очень... Старательно, - подобрал он слово. - Не пропускает ничего.
Похоже, его ответ устроил Черную Фурию, она снова вернулась к струнам, но взяв пару аккордов, бросила игру и пытливо уставилась на Бенито:
- Старик,  ты ведь не веришь, что завтра мы остановим поезд?
- На все воля провидения, - пожал плечами Луис, - я всего лишь орудие в его руках...
Эль кивнула и протянула ему гитару:
- Сыграй ты, - распорядилась она, - а я послушаю...
С замиранием сердца Луис принял в руки инструмент. Что играть? Он провел по деке ладонью... Сколько лет прошло с тех пор, когда он последний раз играл? Пять? Десять? Это было на празднике мертвых, да... Собралась большая компания, все были навеселе, хотелось петь...
- Ну, что же ты?
Бенито помотал головой:
- Прошу прощения, но я не умею...
Кто- то из подельников, кажется, это был Чучо, скрипуче рассмеялся, но тут же затих под пронзительным взглядом Эль.
- Старик, - обратилась она к Луису, - ты умеешь, но тебе мешает... Что?
Бенито молчал. Он прекрасно знал ответ, но боялся его сказать. Шутка ли сказать Дьяволу, что душа не желает музыки, а играть без души -выйдет немногим лучше, чем только что выходило у него?
- Ты молчишь? Не хочешь говорить?
Осторожно, словно гитара была из стекла, а струны из золота, Луис прикоснулся к ним. Эль внимательно следила за его руками. Пальцы Бенито привычно легли на лады...
- Сеньорита, - решился он на вопрос, - вы собираете души. Наши души... А есть ли у вас собственная?
По внезапно наступившей тишине, которую даже трескучий костер не смог нарушить, Луис понял, что сейчас его отправят к праотцам. Он закрыл глаза и начал вспоминать слова молитвы. Но смерть не приходила; прошла секунда, другая, и тишина отступила.
- Глупый старик, - засмеялась Эль, - ты решил, что я не умею играть, потому что у меня нет души?
Она поднялась и, шагнув к Луису, отобрала гитару:
- Добавь веток в огонь! Скоро рассвет, не люблю утреннюю сырость.
Усевшись на прежнее место, Эль сосредоточенно расставила на ладах пальцы, зажимая первый аккорд:
- Всему можно научиться, - заметила Дьяболика, встречаясь взглядом с Бенито, - и играть, и стрелять...
- И жить без души? - пробормотал он, сваливая в огонь охапку дров.
Костер, обрадовавшись новой пище, затрещал и защелкал, взметая в темно-синее небо языки желтого пламени.
- Забирая чужие, это не так уж и сложно, - так же тихо ответила Эль,- в любом деле нужны усердие и практика.
  Тонкие пальцы снова тронули струны, заставляя их негромко зазвенеть. Луис смотрел в костер, и ему казалось, что пламя заодно с музыкой. Медленно светлело, начинался рассвет последнего дня.