Валяется у меня тут рассказ. Давно валяется. Не знаю, чо с ним делать. А вы что думаете?

Белый шум

Они нырнули в червоточину в центре Млечного Пути несколько минут назад, и Соколов постоянно ловил себя на желании перекреститься или помолиться Богу. Это желание раздражало: всю свою жизнь бортовой врач был воинствующим атеистом. Но всё же, когда иллюминаторы закрывались перед выходом в гиперпространство и корабль нырял в неизвестность, Соколову становилось страшно. Он вспоминал бесчисленные истории о пропавших при переходе кораблях, о необъяснимых событиях на борту и в очередной раз задавался вопросом: почему ему не сиделось на какой-нибудь тихой колонизированной планете? Зачем потянуло в космос? 
Инженер-радист Джейсон Ли тем временем колдовал над аппаратурой. Улыбчивый кореец нравился Соколову: он был приветлив, исполнителен, избегал конфликтов и фанатично любил свою работу — но в моменты перехода врачу хотелось Джейсона пришибить. Когда корабль зависал на несколько минут в ожидании, летя в неизвестном направлении вне привычного пространства и времени, Джейсон вместо того, чтобы ждать со всеми, начинал переключаться между частотами, щёлкать тумблерами, менять громкость — и чуть ли не попискивать от восторга, когда в эфире раздавались звуки, напоминавшие то ли человеческую речь, то ли замогильный шёпот демонов. Вот и теперь белый шум вдруг прервался потусторонним шипением: «Яяяяяямаааааааакс…», — от которого кровь застыла в жилах. 
— Джейсон, прекрати.
Но прекращать Джейсон не собирался. Он лишь уменьшил громкость. Звук повторился несколько раз, становясь всё громче, а потом исчез. 
— Это просто помехи, белый шум. Ты ничего интересного не поймаешь… — Соколов знал, что Ли не сдастся. Так и будет висеть на аппаратуре весь остаток перехода, слушая невнятный шум и пытаясь различить в нём человеческую речь. Соколов сталкивался с этим каждый переход — но всякий раз раздражался. 
— Нет, поймаю, — возразил кореец. — Я же говорил тебе про «Искандера»… 
Эту легенду радист рассказывал с самого поступления на «Бродячие звёзды». По словам Ли, однажды во время гиперперехода он получил сигнал с пропавшего несколько лет назад корабля «Искандер-2». 
Соколов недовольно потёр лоб. Почесал заросший подбородок. В эфире всё также раздавался треск, становившийся то громче, то тише. До выхода из гиперпространства оставалась всего минута, и Соколов прикрыл глаза, надеясь, что скоро ожидание прекратится, иллюминаторы откроются — и корабль окажется в таком привычном и даже уютном космосе. Просто в другой Галактике. 
И в этот момент треск исчез. Из динамиков раздался шёпот, такой тихий, что слов было не разобрать. Потом громкость подскочила, и мужской голос чётко отрапортовал: «…ведём трансляцию с планеты Арктика. Повторяю: говорит командир корабля Иска…», — и звук снова пропал. 
Соколов замер, чувствуя, как холодеют руки и ноги, и кожа покрывается противными мурашками. 
— Что это?! — спросил он у Джейсона, возможно, громче, чем следовало. Но кореец не успел ответить. В эфире внезапно чётко прозвучало: «…тянами, ус…», — и вновь всё смолкло.
Мигнули лампы, переходя на более интенсивный режим освещения. Раздался голос командира:
— Гиперпереход завершён. Добро пожаловать во Вторую Галактику. 
Соколов висел посреди крохотного помещения, напичканного аппаратурой, не зная, что сказать. Довольный Джейсон повернулся к нему и заулыбался:
— Я же говорил, я получал сигналы. 

За иллюминатором проплывала матово-белая планета, окружённая лёгкой дымкой атмосферы, и Соколов смотрел на неё не отрываясь. С Джейсоном они нехило повздорили. Упрямый кореец верил, что поймал сигнал с одного из исчезнувших кораблей. Соколов же считал, что радист бредит. Джейсон спорил и вёл себя как инфантильный подросток, решивший, что напал на след величайшей загадки истории. 
— Корабли периодически пропадают, — в очередной раз пробормотал кореец. — Вопрос куда. 
— Ой да заткнись, — буркнул Соколов. Ему не хотелось повторять, что никакой сигнал в червоточине поймать нельзя. 
Ещё сто лет назад путешествия в Галактику NGC 1277, в народе прозванную Второй, казались немыслимыми: слишком далеко она была расположена. Но Вселенная полна сюрпризов, и после долгих расчётов астрономы Международного Института по изучению космоса выяснили, что в центре Млечного Пути расположен вход в стабильную червоточину. Тогда и появились первые проекты путешествий к далёким звёздам: сперва во Вторую Галактику отправили несколько беспилотников, а позднее, проанализировав данные — первый корабль с людьми. 
В качестве перевалочного пункта была выбрана вторая планета возле ближайшего светила. Всю поверхность планеты покрывали белые пустыни, поначалу принятые на снимках за ледники. Журналисты, не успев толком разобраться, окрестили планету Арктикой, а когда выяснилось, что температура на Арктике порядка семидесяти градусов Цельсия — было уже поздно, название прижилось.
Задерживаться на Арктике никто не собирался, но планетоход один всё же отправили — из любопытства. И поразились. Сперва на Арктике обнаружились простейшие бактерии, а в атмосфере — кислород и водяной пар. Потом в одном из карьеров неподалёку нашлись, наполовину занесённые песками, поликомпозитные остовы давно разрушенных зданий. Неизвестный учёным сплав оказался настолько крепок, что пережил все катаклизмы и дожил до прихода людей. Куда делась цивилизация, создавшая эти строения, оставалось загадкой. 
В обеих Галактиках теперь разговоры были только об Арктике. Люди рвались туда, мечтая найти следы неизвестной разумной цивилизации и приоткрыть завесу тайны. Кем были эти существа? Куда они исчезли? Удастся ли найти их останки, а может, даже их ДНК, если у этих существ, разумеется, было ДНК?
Но чем больше кораблей улетало в червоточину, тем тревожнее становилась статистика: корабли исчезали. Уходили в гиперпереход — и больше не возвращались. Соколов считал, что разумнее свернуть путешествия, но людей было не остановить. Политики отмахивались от статистики, считая парочку пропавших кораблей досадным недоразумением, а поиск внеземных цивилизаций — задачей невероятной важности и чуть ли не делом чести всего человечества.
— Признайся, что ты меня просто разыгрываешь! — в очередной раз произнёс врач. 
— Я не вру, — обиженно ответил кореец. 

Следующий месяц они провели на Арктике, отдыхая от перелёта и любуясь сквозь окна базы колонистов на местное чуть зеленоватое небо. На планете, покрытой раскалёнными пустынями, было только два места, где можно было как-то жить: северный и южный полюс. База колонизаторов находилась на южном и представляла собой несколько зданий, соединённых переходами, а также теплицы для растений и загоны для животных.
Развлечений у колонизаторов было немного: кружки самодеятельности да единственный бар, открытый только по выходным. В баре Соколов и пропадал каждую неделю: там можно было не только выпить и перекусить, но и послушать местные новости. Новости бывали разными: и радостными, и пугающими, и странными. 
— А я говорю, что мы зафиксировали множество аномалий, — сообщил как-то круглый, с блестящей лысиной биолог — Соколов не знал его имени. — Периодически сами собой отключаются некоторые приборы. Иногда странно ведут себя металлические предметы. 
— А я тебе говорю, — возражал худой и высокий агроном, — что ты несёшь чушь. 
— Нет, это не чушь! — не сдавался биолог. — Жизнь на местной планете... 
— Вы про бактерии? — уточнил Соколов. 
— Так вы не слышали? — воскликнул биолог. — Мы считаем, что источник аномалий — местные аборигены. Просто они находятся в другом измерении, и... 
— Глупости, — холодно произнёс худой агроном. — Это просто магнитные поля. И ничего больше. 
Соколов за время пребывания на Арктике аномалии не встречал и мысленно согласился с агрономом. И всё же, улетая из NGC 1277, он никак не мог выкинуть этот разговор из головы. Биолог, образованный человек, учёный — и верит в подобную чушь? Ну как можно-то! Крыша, что ли, едет от нахождения в замкнутом пространстве? 
Но корабль улетал, Арктика скрылась с глаз, впереди замаячило устье червоточины — тёмное, как чёрная дыра, и ничем от неё без специальных приборов неотличимое. Иллюминаторы закрылись, перешли на энергосберегающий режим лампы, а потом раздался ставший уже привычным белый шум: Джейсон вновь слушал пустоту. Соколов зевнул, решив не раздражаться. 
Но спокойствия хватило ненадолго. Тишина эфира прервалась, и в пустом помещении неожиданно гулко прозвучал хриплый голос: «…говорит бортовой врач корабля “Восток” Соколов Иван Анатольевич. Мы совершили посадку в системе GC 5304, на планете Арктика. Передаю сообщение сам себе. Избегай…» 
Связь прервалась. Растерянный Джейсон обернулся и глянул на своего коллегу. Лицо врача вытянулось от  изумления, а потом он воскликнул, почти закричал:
— Это что, шутка?! 
Но по лицу корейца было понятно, что шуткой там и не пахло. 

Кореец в розыгрыше так и не сознался, хоть Соколов и орал на него, и сотрясал у него перед носом кулаками. Врач настолько вошёл в раж, что даже о переходе через червоточину перестал беспокоиться. 
Джейсон лишь хлопал резко округлившимися глазами и клялся самыми невообразимыми клятвами в том, что ничего не знал и розыгрыша не планировал. 
Позже Соколов несколько раз переслушал записанное сообщение. Потом привлек к прослушиванию командира корабля и штурмана. Штурман ответил, что голос похож отдалённо. Командир сказал, что голос не похож вовсе и объявил радисту выговор, чтобы больше не баловался и розыгрыши не устраивал. 
Прежде улыбчивый Джейсон надулся и до конца полёта молчал. Он просиживал свободное время в каюте, слушая сделанные записи, и изображал из себя оскорблённую невинность. Чем тревожил Соколова ещё сильнее. Будь запись просто розыгрышем — что стоило признаться и покончить с фарсом? Да и зачем было переименовывать корабля? Они летели на «Бродячих звёздах», но никак не на «Востоке». Кореец на вопросы не отвечал и продолжал дуться.
Но совсем не этот случай отвратил бортового врача от полётов. 
В следующий рейс "Бродячие звёзды" отправились без Соколова, который некстати слёг с воспалением лёгких. Команда нашла другого бортового врача, погрузилась в корабль, благополучно отвезла груз на Арктику, а на обратном пути нырнула в червоточину — и в Млечном Пути больше не появлялась. Как и в NGC 1277.
Корабль пропал. Вместе с командиром, штурманом и охламоном-Джейсоном, который так любил загадки. 
Услышав об этом, Соколов отказался от полётов. Нет, он не верил в сигналы из будущего. И трусом не был. Просто ему показалось, что сама судьба вмешалась и спасла его жизнь. А с судьбой шутки плохи. 
С этими мыслями Соколов ушёл на покой. 

Покой оказался недолгим. Мирная жизнь не клеилась. Семью врач себе так и не завёл: он любил свободу, не желал делить свою холостяцкую берлогу с женщинами, да и засыпать предпочитал в одиночестве, чтобы никто не ворочался под боком и не лез с глупыми разговорами. Работа в колониальных клиниках тоже не шла ни в какое сравнение с работой в космосе. Соколов скучал: скучал по ощущению невесомости, по лёгкому ужасу гиперпространства, по зелёным закатам и проплывавшим за иллюминаторами звёздам. 
Как-то раз, не выдержав, он уволился с хлебной должности и пару лет мотался по Млечному Пути. И снова не то. Разве спокойный полёт на двигателях Алькубьере сравнится с путешествием в далёкую Галактику? 
Врач осел в колонии на Кеплер, стал проводить обследования вышедших на пенсию космонавтов — и пить. Почти каждый вечер он просиживал в барах — то в одних, где можно было подцепить девиц, то в других, где ошивались такие же ушедшие на покой космонавты. И каждое утро, просыпаясь и глядя в зеркало на своё помятое и уже немолодое лицо, Соколов задавал себе один и тот же вопрос: «И это — всё?» Он листал списки вакансий, уже почти отправлял запрос на какой-нибудь из кораблей — но в последний момент передумывал. Он не хотел метаться по Млечному Пути. Он не хотел сидеть в колонии. Он хотел… чего-то, но сам не мог понять чего. 
Тот вечер, когда всё наконец переменилось, поначалу ничем не отличался от других. Соколов сидел в баре «Стрелка», пил и с кривоватой ухмылкой поглядывал на ностальгирующих космонавтов-пенсионеров. «Мне нечего делать и здесь, — думал он. — Эти люди — никто, их лучшие годы в прошлом. Мне не о чем с ними говорить. Я лишь травлю себе душу». Уйти бы — но он продолжал сидеть, поглядывая на трёхмерные карты звёздного неба, развешанные по стенам, на чертежи и фотографии старинных космолётов. 
— На Арктике провели исследования, — дребезжащим голосом говорил сидевший рядом Эрнандо. Эрнандо не было ещё и пятидесяти, но его прежде высокий и пронзительный голос обретал всё больше противных старческих интонаций. Они сидели за стойкой, по дальнему краю которой шли древние лампочки, тумблеры и кнопки — как в первых шаттлах. Бармен за стойкой — такой же бывший космонавт — лениво протирал стаканы. — И нашли новую форму жизни. 
— Кусок говна они там нашли, а не новую форму жизни, — раздался уверенный голос из-за спины Соколова. Бывший бортовой врач обернулся — и увидел латиноса Роберто, переколесившего обе Галактики. Роберто был подтянут, весел и казался на редкость довольным жизнью. — О, друг Иван! — воскликнул латинос, крепко обнимая старого знакомого. — Что с тобой? Ты весь покрылся плесенью! 
— Я ушел на покой, — пожал плечами Соколов.
— Зря, — коротко ответил Роберто. 
— Вы не верите в электромагнитную форму жизни? — дребезжащим голосом спросил Эрнандо. Вместо ответа латинос расхохотался. 
— Да этих дебилов, — сказал он наконец, — нужно держать подальше из космоса. Несколько лет они страдали хернёй, а теперь протрезвели наконец, включили свои приборы и обнаружили на планете электромагнитное поле. Электромагнитное, мать его, поле, чудо из чудес прямо, укусите меня за задницу, я бы сильнее удивился, если бы его там не было! Но эти дебилы мало того, что восхитились своим открытием, так они ещё и встали раком враскоряку, чтобы под каким-то диким углом сфотографировать это поле и — о чудо! — обнаружить, что оно неоднородно. Неоднородности поля тут же были названы новой формой жизни. Нет, честно, Иван, ну ты правда веришь в хрень, которую несут эти умственно неполноценные? 
Соколов лишь медленно покачал головой. 
— А потом у них ещё и новая фишка есть. Инженеры, проверяющие корабли, додумались... Я когда узнал, чуть не умер от смеха. Короче! — Роберто уселся на ближайший табурет возле стойки, заказал «самый дрянной виски из всех дрянных виски, которые подают в этой дыре», и продолжил: — Они записывают какую-нибудь пафосную речь, в духе: «Я командир корабля Титаник, сел на Арктику, вижу медведя, он срёт», — прячут этот передатчик на корабле и заводят его, чтобы он сработал во время гиперперехода. Отдельные альтернативно одарённые радисты любят послушать белый шум в червоточине. Ну вот они и ловят эти замечательные передачи, а потом заявляют, что связались с какими-нибудь пропавшими кораблями. 
Соколов замер, не донеся стакан до рта: 
— А что потом с передатчиком? 
— Как что? Его забирают те, кто проверяет судно после полёта. Они же все в сговоре, и розыгрыши такие планируют заранее. Потому я всегда говорю, что осматривать корабли должен экипаж, а не наёмные работники с какого-нибудь Центуриона.
— Вы откуда это знаете? Почему так уверены? — вновь влез Эрнандо со своим дребезжащим голосом.
— Да потому что я постоянно туда, мать твою за ногу, летаю!
Поставив стакан на стойку, Соколов впервые за вечер искренне улыбнулся и спросил:
— Слушай, Роберто, а вам бортовой врач, случайно, не нужен? 

День выдался суетным. Уволившийся со скучной работы и словно помолодевший Соколов проверял список лекарств в бортовой аптечке грузового корабля. Роберто носился повсюду, вместе с парой инженеров проводя досмотр.
Экипаж корабля оказался любопытным. Помимо штурмана-Роберто, капитана корабля Лихачёва и самого Соколова, на корабле была ещё и девушка Анна, инженер-радист. Анна была привлекательной, но излишняя сухость и строгость в общении всё портили. 
Полёт прошёл быстро и даже как-то буднично: взлёт с хорошо забытой перегрузкой и такой приятной невесомостью, наполняющей всё тело легкостью. Несколько недель до центра Галактики на двигателях Алькубьере, а потом — уход в гиперпространство… Суровая Анна оказалась девушкой разумной. Пока они летели по червоточине, она читала электронные пособия и к передатчикам не приближалась. Соколов даже спросил, не пыталась ли она слушать космос в гиперпространстве, на что радистка смерила врача презрительным взглядом и задала один-единственный вопрос: «Зачем?» — но таким тоном, что Соколов тут же принялся оправдываться и рассказывать про глупого Джейсона Ли. Анна слушала его, чуть приподняв бровь и не говоря ни слова, а когда он закончил, невозмутимо ответила: «Бывает», — и вернулась к чтению. 
На Арктике колония жила своей обычной жизнью. Спешили по делам люди, периодически звучали объявления по громкоговорителю. На доске объявлений висела распечатка снимка, на которой виднелись две рыжеватые тени, отдалённо напоминающие силуэты людей. «Открытие или шарлатанство?» — гласил заголовок под фотографией, а дальше шло сообщение о выступлении какого-то доцента Аджая. Пока Соколов рассматривал фотографию, к стенду подошёл один из работников колонии, сорвал объявление и выбросил его в мусорку.
— Я считаю, этих паникёров увольнять надо или депремировать, — сообщил он, разведя руками, и удалился. 
Но Соколов время запомнил и на встречу всё-таки явился, захватив с собой за компанию Роберто. 
— Обожаю таких идиотов! — восклицал по пути Роберто.  — Такая незамутнённая тупость!
Соколов соглашался. Встреча проходила в крохотном здании на отшибе колонии, прямо посреди яблочного сада, в маленьком зале для самодеятельности, который мог снять под свои нужды любой желающий. Расписание у входа гласило, что в этом здании репетировал местный хор, проходили занятия по рукопашному бою и читались самые разнообразные лекции. 
Бортовой врач ожидал увидеть сборище неудачников, похожих на Эрнандо с его визгливым голосом или на инфантильного Джейсона. Но люди собрались разные. Были там и откровенные неудачники, и учёные с лицами, вызывавшими у Соколова доверие. Пока он ожидал начала выступления, Роберто разглядывал незнакомцев, полушёпотом отпуская едкие комментарии. 
Тут дверь в зал отворилась и на пороге показался ничем не примечательный мужчина средних лет. Он поднялся на небольшое возвышение и часть собравшихся заапплодировала. В зале воцарилась тишина.
Выступающий представился доцентом Аджаем, астрофизиком, раздал напечатанные фотографии и начал выступление. Далёкому от физики Соколову речь показалась набором незнакомых слов, Роберто же сперва слушал внимательно, а потом принялся фыркать. 
— ...таким образом, — говорил доцент Аджай, — мы можем сделать вывод, что электромагнитное поле, наблюдаемое на планете, является необычным полем, и...
— …конечно же, это аборигены! Как иначе-то! — громко произнёс Роберто. 
В зале раздались сдавленные смешки. 
— Ваш скепсис неуместен, — возразил Аджай, — я только что подробнейшим образом объяснил… 
— …вы определение электромагнитного поля помните? Или учебник по физике за седьмой класс принести?
Доцент Аджай начал закипать. 
— Вы понимаете, что говорите с учёным? 
— Как-то не замечаю, — пожал плечами штурман. — Больше похоже на двоечника-фантазёра. 
Спор становился всё яростнее. Доцент Аджай сперва держался, а потом тоже перешёл на оскорбления. 
— Да вы вообще кто? Какой-то штурман! — воскликнул наконец доцент.
— О, аргументы закончились. Фиксирую переход на личности. Учебник-то принести?
Доцент злился. Роберто веселился. Доцент говорил всё громче, переходя на крик. Роберто подзуживал. 
— Я знаю, кто вы! — вдруг воскликнул учёный, ткнув пальцем в Соколова. — Я знаю, да, знаю! Когда вы пропали, я думал, вы пропали в червоточине, как и прочие. Я получал от вас сигнал. 
— Это был розыгрыш, — ответил Соколов. 
— Нет! — кривой палец указывал прямиком на бортового врача. Аджай даже спустился со своего возвышения и двинулся по рядам. — Это не розыгрыш. Далеко не розыгрыш. Вы передавали сигнал. Вы передадите этот сигнал. Во время перехода часть людей переходит в другую форму существования. Они существуют вне пространства и времени, и в будущем, и в настоящем, и в прошлом. Вы полетите на корабле “Восток” — и приземлитесь здесь. Но мы не сможем вас видеть. И вы отправите сообщение — которое в прошлом получу я.
— Чушь! — фыркнул бортовой врач. — Я даже о корабле таком не слышал. 
Сказал — и умолк, вспомнив округлившиеся глаза корейца Джейсона, странную передачу в эфире и хриплый голос — конечно же, чужой, однозначно чужой. Но чем-то неумолимо похожий на его собственный. «…говорит бортовой врач корабля «Восток»…». Соколов сглотнул. 

В день отлёта Роберто был бодр и весел. Он размахивал тоненькой брошюркой, которую утащил у местных учёных. 
— Буду читать во время перелёта и ржать, — говорил штурман. — Они тут целую теорию построили, подробно живописали существование своего поля, разве что имена разным его частям не дали. 
Но весёлое настроение длилось недолго. Командир отозвал Соколова и Роберто и сказал: 
— С нашим кораблём неполадки, но нам нужно лететь. У колонистов заканчиваются некоторые лекарства, а все остальные корабли уже отбыли. Мы не можем ждать, пока нас починят, и возьмём корыто, которое предоставят нам местные.
Недоброе предчувствие закралось в сердце Соколова. 
— Как называется корыто? — спросил он, уже зная ответ. 
— Восток. Создатели вдохновлялись старыми советскими…
Но Соколов уже не слушал. В его ушах набатом звучал голос доцента Аджая, и кривой палец указывал прямо в центр груди. «Люди переходят в другую форму существования… другую форму существования… другую форму существования…» — эхом звучало у него в голове. 
— Эй, Иван, ты что замер? Испугался, что ли? — спросил со смехом Роберто, пихая врача локтем в бок. 
Соколов криво улыбнулся, но засмеяться не смог. 

Корабль оказался не таким уж и корытом. Они тщательно проверили все системы, загрузили свои вещи и провиант — и рванули с планеты. Соколов опять чувствовал навязчивое желание то ли помолиться, то ли перекреститься, и ломал голову над тем, зачем, ну зачем он полетел в космос, и почему не сиделось ему в тихой и спокойной колонии. 
Но в этот раз он знал ответ. Жизнь в колонии — это смерть. Полёты по Млечному Пути — скука. И когда шторки иллюминаторов опустились, а корабль перешёл в гиперпространство, он сам себе ответил, что будет летать пока сможет летать, потому что в этом его жизнь и судьба. И все глупцы, учёные, фанатики, параноики, что раздувают шумиху, могут валить куда угодно. От этих мыслей Соколову стало веселее. Он вновь попробовал разговорить гордую Анну, не обращая внимания на её недовольное лицо, и вскоре оттаявшаяся красавица начала улыбаться и что-то рассказывать. 
Лампы загорелись чуть ярче, шторки иллюминаторов начали подниматься. 
— Гиперпереход завершён, — произнёс капитан из динамика будничным тоном. — Добро пожаловать в… Галактику… Млечный путь… — голос его прозвучал изумлённо.
— Что произошло? — спросил Соколов, нажимая кнопку возле динамика. 
— Без паники, Соколов. Всё в порядке. 
Но в порядке ничего не было. Собравшийся в кают-компании экипаж спешно разглядывал окружающие их звёзды, не узнавая места. Сперва им показалось, что их вновь занесло в NGC 1277, но звёзды вокруг располагались немного не так. Ближайшая звезда была мельче той, вокруг которой вращалась Арктика, да и планеты выглядели иначе. Вторая планета была совсем крохотной, зато поверхность третьей покрывали океаны.
— Может, нырнуть обратно? — спросил Соколов. — В червоточину? 
— Не советую, — капитан покачал головой. — Червоточина между NGC 1277 и Млечным Путём образована двумя соединившимися чёрными дырами. Без специального оборудования мы не сможем понять, является ли чёрная дыра за нами входом в червоточину, либо же это просто чёрная дыра.
— Но что произошло вообще? 
— Червоточины нестабильны. По крайней мере, если верить физикам. Переход между Млечным Путём и NGC 1277 выглядит стабильным, но, очевидно, в некоторые периоды времени эта стабильность нарушается, и корабли оказываются в другой части Вселенной. Мы можем предположить, что проход в обратную сторону ещё открыт. Но также мы можем предположить, что он уже закрылся, и в таком случае, если мы сами полетим в чёрную дыру… 
— Это будет смерть, — похоронным голосом произнёс Соколов. 
— Именно так. Выбор перед нами небольшой. Вряд ли стоит ожидать, что нас найдут и спасут, а значит, расчитывать приходится только на себя. Мы можем обследовать ближайшие планеты. Если предположить, что среди них есть пригодные для жизни и что сюда же попадали все пропавшие корабли, то мы сможем здесь выжить. Либо мы можем направиться к чёрной дыре и посмотреть, что из этого выйдет. 
Решение исследовать ближайшую систему было принято единогласно. 

Чем ближе «Восток» подлетал к покрытой океанами планете, тем отчётливее прорисовывались на ней следы цивилизации. Жёлтые просторы полей, едва заметные из космоса города, спутники, вращавшиеся на орбите. 
Радист Анна попыталась выйти на связь с незнакомой цивилизацией. На удивление, ей ответили через несколько минут.
— Говорит радист корабля "Искандер-2" Джамарман, — произнёс бодрый мужской голос в эфире. 
Соколов прикрыл глаза. Голова закружилась.
Дальше всё было как в тумане. Им назвали координаты космодрома, они сели. Выходя из «Востока», Соколов увидел странные по очертаниям здания: узкие внизу, они расширялись наверху и заканчивались шапками из круглых блестящих капсул, чем-то напоминавших грозди ягод. По посадочной полосе устремилась овальная по форме машина, которая забрала космонавтов. 
В странном помещении — то ли в здании космопорта, то ли в каком другом здании — команду «Востока» встречал Джамарман и неизвестный полноватый азиат, который показался Соколову смутно знакомым.
Стены помещения были покрыты вереницами крохотных окошек неправильной формы, от взгляда на которые Соколову стало не по себе. Что-то было инстинктивно неприятное в этом обилии округлых дырочек, что-то противное человеческой натуре. Словно множество мелких глаз паука.   
Джамарман был одет в обычную форму, а вот азиат выглядел странно. Его одежда как-то неуловимо отличалась, ткань, из которой она была сшита, выглядела ворсистой, но неприятно, неестественно ворсистой. Как плесень. 
— Иван! — радостно воскликнул азиат, едва увидев Соколова. -- Видишь! Я был прав!
— Джейсон?! — изумился бортовой врач. — Ну тебя и разнесло! Я ж тебя не узнал!
— Скучно тут, заняться нечем... — стушевался бывший радист. 
Джамарман предложил всем присесть. Они дошли до центра зала (пол в зале становился ниже ближе к центру) и уселись на длинные, неудобной формы пуфики. 
— Почему здесь всё такое неудобное? — спросил Роберто.
Джамарман улыбнулся. 
— Мы потратили долгое время, пытаясь установить контакт с обитателями этой планеты.
— Контакт? — непонимающе спросил Соколов. 
— Вы ведь понимаете, что это не мы построили, — командир «Искандера-2» развёл руками. — Здесь есть разумная раса. Её представители не вышли вас встречать, потому что они выглядят несколько… экзотично на наш взгляд. Их раса очень развита. Когда-то они научились создавать стабильные червоточины, научились путешествовать по Вселенной и сейчас находятся в поиске рецепта бессмертия. Они рассматривают самые разные способы, и один из вариантов — перейти в существование в виде нематериальных сгустков энергии. Мне сложно это объяснять, потому что я не физик. 
— Это всё очень интересно, — сказал командир «Востока». — Но если они так развиты, возможно, они сумеют отправить нас домой? 
— С этим, к сожалению, проблемы. Дело в том, что нашего дома не существует. 
— В смысле, не существует? 
— Пока не существует. Нас занесло на несколько миллионов лет в прошлое, в те времена, когда цивилизации на Земле ещё не существовало. 
— То есть как? — дружно обалдели члены экипажа. 
— Я говорил с местными, они сказали, что если свести два конца червоточины и соединить их в одной точке, то получится что-то вроде машины времени. Портал, через который можно попасть в прошлое — но только в то прошлое, когда червоточина уже существовала. Теоретически это возможно, расчёты у них уже есть. Но делать так в настоящем они ещё не научились. Возможно, они освоят это в будущем, но мы не знаем пока, сколько времени на это потребуется. Сейчас единственное, что они умеют — создавать червоточины. Собственно, тот маршрут из середины Млечного Пути в середину NGC 1277 был когда-то проложен ими. 
Соколов закрыл лицо руками. Он ничего не понимал. 
— То есть, кто-то специально создал машину времени? — спросила вдруг Анна. Соколов поразился тому, что она оказалась способна в этом состоянии думать. — Чтобы отправить нас сюда? Я правильно понимаю, что случайно это произойти не могло? 
— Да, именно так. Кто-то из будущего отправил вас в прошлое. Как и нас. 
— Бред какой-то, — пробормотал Соколов. — Но зачем? 
— Это неправильный вопрос, — покачал головой Джамарман. — Правильный вопрос — кто. 
— Планета, на которой мы находимся, — спросил Соколов. — Это Арктика в прошлом? 
— Да, — кивнул Джамарман. — Мы находимся на Арктике в те времена, когда на ней были океаны и была жизнь. Пройдут миллионы лет, солнце увеличится и сожжёт всё живое на планете. 
— И куда же денутся местные? Вымрут? — спросил Роберто. 
— Превратятся в другую форму жизни, — поправил его Соколов. — И отправят нас в прошлое. 
— Другую форму?! Ты издеваешься сейчас?! 
— Боюсь, что нет. 

Соколов так долго боялся пропасть в червоточине, что теперь, когда это произошло, он испытывал странное облегчение, словно гора свалилась с плеч. Зачем он тратил столько нервов, волновался, кричал на Джейсона? Худшее уже случилось, и оказалось совсем нестрашным. Теперь Соколова разбирал азарт: он хотел найти выход.
И потому, пока Роберто подкатывал к Анне со словами «ну ты ведь понимаешь, что в наших силах спасти остатки человечества от вымирания?», а остальные члены экипажа знакомились с внеземной цивилизацией, Соколов носился от одного корабля людей к другому, запрашивая данные по перелётам. Его интересовало всё: и точное время полёта, завершившегося путешествием во времени, и данные обо всех других экспедициях, которые прошли успешно. Какой груз везли, кто был в составе экипажа, куда направлялись и прочее... 
К Соколову быстро присоединился Джейсон, которому уже осточертело бездельничать и хотелось приносить пользу. 
— Что мы вообще ищем? — спросил он.
— Если б я знал, — ответил бортовой врач, тупо глядя в отчёты. — Но Джейсон, нас сюда закинули не просто так. Ведь эти энергетические хрени в будущем знают прошлое. Что, если они знают, что мы в прошлом сделали что-то полезное — и потому нас сюда отправили? Может, у нас уже есть вся информация, все нужные вещи, и мы просто должны их сопоставить и решить эту загадку? Ведь по какой-то логике они выбирали, кого отправлять? 
— Мы уже сопоставляли, — развёл руками Джейсон. — Никакой логики.
Но Соколов сдаваться не желал. День за днём он просиживал за расчётами, и остальные постепенно подключились к нему. Даже Роберто в итоге сдался и засел за расчёты, матерясь в полголоса. Но усидчивостью латинос не обладал, и как-то, отшвырнув бумаги, он откинулся в кресле и заявил:
— А может, там нет никакой логики? Просто проход то открывается, то закрывается, и всё?
Сперва на его слова не обратили внимания. Потом Джейсон едва слышно выругался. Радистка Анна уставилась в бумаги, выпучив глаза, и принялась что-то быстро набирать на компьютере. И ещё через несколько минут раздался её торжествующий вопль.
Ошибки быть не могло. Проход должен был открываться раз в месяц на десять минут. Словно по расписанию.

Узнав эту радостную новость, Соколов отправился на поиски капитана «Искандера». Джамарман обнаружился в том самом странном космопорту с неудобными пуфиками. На стене перед ним ползало странное склизское существо, издававшее странную смесь щелчков, треска и писка. Тело существа было покрыто одеждой из той самой ворсистой ткани, в которой периодически ходил Джейсон, вдоль туловища с двух сторон рядами шли маленькие конечности, а на голове была целая россыпь глаз, но не выпуклых, а словно утопленных. Череда маленьких выемок, в которых что-то беспорядочно шевелилось. Соколова замутило. Видимо, так и выглядели местные аборигены. 
— О, Иван! — воскликнул Джамарман, вставая. — Познакомься с А-Ки-Шэ. Это местный… специалист по контакту с нами, назовём его так. 
— Мы кое-что узнали, — сообщил Соколов, не тратя времени на расшаркивания. — Если наши расчёты верны, то раз в месяц червоточина превращается в проход из будущего в прошлое. В который и проваливаются корабли. Нам нужно дождаться очередных «пропащих», чтобы подтвердить теорию. Но если она верна, то мы сможем попасть назад в будущее. Сможем ведь?
— Сейчас узнаем, — ответил Джамарман. Он подошёл к коробочке, стоявшей на одном из пуфиков, нажал на неё и задал вопрос? — Можно ли по червоточине попасть в будущее? 
Коробочка запищала и затрещала. Существо задумалось, а потом призналось, что ничего не поняло. Пришлось повторять вопрос несколько раз разными словами, чтобы наконец смысл достиг инопланетянина. 
— Да, — ответило существо. — Да, можно. 
— Если бы нам было, что пить, — улыбнулся Джамарман, — я бы предложил выпить. Но, к сожалению, пить нам нечего. 

Поэтому они просто отпраздновали. Проверили несколько раз расчёты. Зачитали аборигенам с помощью переводчика брошюру, которую Роберто утащил у доцента Аджая. Обсуждали будущее и показывали предварительно рассчитанные даты, когда червоточина должна будет превратиться в машину времени. 
— Возможно, — как-то произнёс абориген. — Вы прилети, чтобы потом возвращай. Вы будущее моги общайся с мы прошлая. 
Мысль эта показалась людям интересной. И правда, почему бы не установить контакт людей будущего с инопланетянами из прошлого? Если общение возможно, то в чём проблема — наладить путешествия туда и обратно? 
Прошло три месяца прежде, чем расчёты подтвердились. На связь вышла потрясённая команда корабля «Адреналин», пытавшаяся улететь к Млечному Пути — и внезапно оказавшаяся вновь во Второй Галактике. Получив от них сигнал, люди чуть не прыгали от радости. А потом, десять раз перепроверив расчёты, отправились к инопланетянам — прощаться. 
Ещё месяц готовили отлёт. Топлива у людей было мало, потому на разведку решили отправить один-единственный корабль, самый маленький — «Восток». Если полёт завершится успешно, за остальными можно будет отправить спасательную экспедицию. А если нет — то останется топливо ещё как минимум на один пробный рейс со взлётом и посадкой. 
Погрузили вещи, проверили приборы. И на всякий случай захватили с собой Джейсона — как доказательство пребывания в прошлом. Попрощались с аборигенами — и покинули планету. 
Подлетев к непроглядно-чёрному устью червоточины, корабль принялся наматывать круги: ждал назначенного времени.
Соколов всегда беспокоился перед переходом, но никогда ещё не волновался так сильно. Ему даже сложно было усидеть на месте. Всегда спокойная и невозмутимая Анна, глядя на его терзания, расщедрилась на фразу: «Да не волнуйтесь вы. Ну не получится — назад вернёмся». Только эти слова Соколова как-то слабо успокоили.   
Шторки иллюминаторов закрылись, лампы перешли на энергосберегающий режим. «Восток» нырнул в гиперпространство, и Соколов подумал вдруг, а продолжит ли Джейсон в будущем слушать белый шум? Или выдумает что-то новое? Смешной кореец оказался прав. И лысый биолог, втиравший про аномалии. И даже Эрнандо с его дребезжащим голосом. Все эти странные люди, верившие в аномалии и инопланетян, были правы, а материалист Соколов и циник Роберто ошибались. От этого стало даже как-то странно. 
Лампы мигнули. Шторки приподнялись.
— Итак, — произнёс капитан. — Момент истины. Добро пожаловать… — он выдержал эффектную паузу. — Во Вторую Галактику! 
Корабль огласили радостные крики. 

Садились на Арктику чуть ли не с песнями и плясками. Даже Анна выглядела счастливой и улыбалась во весь рот. 
Когда «Восток» приземлился, команда радостно покинула свои места, еле дождалась трапа и бросилась на выход, желая чуть ли не землю целовать. 
Но землю целовать не получилось. Лица у встречающих были удивлёнными. На радостный крик Роберто «Мы вернулись!» работники космопорта только странно заулыбались. Соколову самому приходилось прикладывать усилия, чтобы не броситься в объятия к незнакомым людям. 
— А где вы были? — спросил один из работников космопорта. 
— Долго объяснять, — ответил Лихачёв. — Нам нужно поговорить с начальником колонии. 
— Подождите в зале релаксации. Думаю, он и сам захочет вас увидеть. 
Ждать пришлось недолго. Уже через час работник появился вновь и пригласил последовать за ним. Сперва они на вездеходе доехали до станции, потом пошли по переходам между зданиями. Здание, в котором сидел начальник, было на отшибе. На стальной двери висела табличка «Начальник станции Серов В.К.» Дверь чуть скрипнула, пропуская посетителей в кабинет, и закрылась. Кабинет был просторен, а Серов сидел спиной к окну, за которым виднелась раскалённая арктическая пустыня. Начальник был мужчиной немолодым, грузным, с большими кустистыми бровями и обвисшими щеками, которые смешно колыхались, когда он говорил. Только вот лицо у Серова было такое, что не до смеха. 
— Вы улетели три месяца назад за лекарствами, — строго произнёс он, переводя взгляд с одного человека на другого. Дольше всех он рассматривал Джейсона, но и про него ничего не сказал. — И теперь возвращаетесь назад. Без груза. Где вас черти носили? — на последней фразе щёки Серова заколыхались. 
— Понимаете, — осторожно начал капитан. — Мы полетели в Галактику Млечный Путь и попали в прошлое. 
— В прошлое? — скривившись, спросил начальник станции. 
— Да, в прошлое, — чуть стушевался капитан. — Мы сами бы не поверили, но...
— А в психбольницу вы не попадали? 
— Н-нет, — проговорил капитан. 
— Ну значит попадёте! 
Соколов понял, что так дело не пойдёт.
— У нас есть доказательство! — влез он в разговор. — Смотрите! — он ткнул пальцем в Джейсона. — Радист пропавшего корабля «Бродячие звёзды» Джейсон Ли. 
Джейсон смущённо заулыбался. Лицо Серова на миг стало спокойнее. Он окинул корейца с ног до головы взглядом, особенно задержавшись на лице. А потом спросил, тихо — и оттого особенно грозно:
— Вы меня совсем за дурака держите?! Вы мало того, что взяли наш корабль, умотали неизвестно куда. Так теперь вы заявляетесь без груза и думаете, что можете мне лапшу на уши вешать?! Вы даже не удосужились найти похожего корейца! 
Соколов слушал визги Серова, но совершенно не волновался. Ни крики начальства, ни странные претензии не могли его теперь испугать теперь, когда он пропал в прошлом и вернулся в будущее. И только одна мысль вызывала улыбку и радость: он не отправил сигналы с Арктики прошлого. Специально не отправил. Чтобы когда-нибудь вернуться.
Потому что путешествия из одной Галактики в другую становятся скучными и безопасными. А Соколов не хотел ничего скучного и безопасного. Из всех возможных маршрутов всю жизнь он выбирал самые сложные — и только сейчас понял, что эти маршруты интереснее всех.

Отредактировано Ticky (2016-12-04 17:03:22)