из цикла "Ночь приходит в полночь"
Настольные часы тихо щелкали секундной стрелкой, отмеряя ночное время. Смолкло бубнение соседского телевизора за стеной, стало слышно, как стучит по окну летний дождь. В приоткрытую форточку залетала восхитительная прохлада.
Ночь, забравшись с ногами на диван, антрацитовой статуэткой застыла над новой книгой Вениамина. В неярком свете желтого ночника ее серое платье и синий берет выглядели одинаково черными. Только надкусанное яблоко в руке гостьи намекало на зеленый цвет. Веник всегда поражался способности своей почитательницы поглощать зеленые кислые яблоки чуть ли не килограммами.
«О вкусах не спорят», - размышлял он, находя по утрам еще теплый пирог или штрудель. Завтракал писатель за редким исключением в одиночестве. В этом было что-то правильное и, одновременно, обидное. Ночная гостья приходила в полночь и исчезала с рассветом, оставляя приготовленное угощение из яблочных запасов.
Сегодня сложившаяся творческая обстановка подтолкнула Веню к одной мысли, которую он уже давно вынашивал, но не решался воплотить в жизнь. Писатель отложил клавиатуру компьютера, оставив очередную главу о приключениях космических фрилансеров незаконченной, а, вооружившись альбомом и мягким карандашом, осторожно начал делать набросок, периодически посматривая на поглощенную чтением Ночь.
- Нет вдохновения? – негромко осведомилась антрацитовая богиня, оживая, чтобы перевернуть страницу.
Веня вздрогнул, поймав пронзительный взгляд синих глаз. Он смутился и отложил карандаш:
- Я… я просто подумал, что… Ну, мне бы хотелось иметь твой портрет,- наконец, вымолвил он.
- Не надо,- попросила Ночь, – потом будет не-лов-ко.
- Отчего же - неловко? – почти на автомате поинтересовался Вениамин, досадуя на себя за необдуманный порыв.
Ночь бесшумно поднялась и одним движением оказалась за высокой спинкой кресла писателя. Она положила ладони на плечи Веника, и тот почувствовал макушкой её легкое дыхание.
- Твои рисунки… хороши? - поинтересовалась Ночь, разглядывая набросок.
- Не знаю, – честно признался Веник. – У меня их было всего два… Как у Маленького Принца: «Шляпа» и «Шляпа в разрезе».
- Их не два,- Ночь сердито шлепнула ладошкой Веника по плечу и скользнула на середину комнаты:
– Те, что ты назвал, не его рисунки, а Антуана, - Ночь стояла к Венику в пол-оборота, отвернув открытую половину лица, и искоса разглядывая писателя сквозь шифонный платок. На секунду её взгляд задержался на распахнутом вороте канареечной рубахи Веника: там не хватало пуговицы. Махнув ресницами, Ночь подняла глаза и предложила:
- Хочешь кофе?
- А… да, спасибо,- улыбнулся Веник. – Совсем спать не хочется.
- Переоденься,- попросила она, направляясь в кухню.
Веник схватился за то место, где на воротнике должна была быть пуговица и, покраснев, начал торопливо расстёгивать остальные.
Облачившись в трикотажную кофту с «молнией», он задумался, глядя на свой неоконченный рисунок. Подсев за компьютер, Веня открыл новое окно редактора и начал набирать:
«Давно. Очень давно, пылкий юноша влюбился в Ночь. Повелительница темноты посмеялась над чувствами молодого человека, но тот был настойчив и каждый вечер присылал своей возлюбленной великолепные букеты алых роз. Наконец, юноше удалось заставить сердце богини дрогнуть, и Ночь разрешила ему написать свой портрет. Семь ночей она приходила в каморку художника, а когда он закончил, исчезла навсегда, оставив запечатленный на холсте образ.
- Почему я так спешил!? – в отчаянии спросил юноша у портрета.
- Ты торопился сделать меня,- ответила Копия и, сойдя с холста, заключила художника в свои объятия. Но, увы, молодой человек не испытал ничего. Картины не холодны, но и не горячи, а их поцелуи имеют привкус картона.
- Оставь меня! – вскричал молодой человек, пытаясь освободиться от своего творения. – Ты – не она! Исчезни!
Отшатнувшись, он опрокинул бутыль олифы на тлеющие угли камина, и в его каморке вспыхнул пожар. Копия погибла в огне. Узнав об этой истории, Ночь пожелала больше не делать своих портретов, а молодой человек, оправившись от ожогов, прожил долгую и интересную жизнь. Имя его было - Леонардо»
- Ин-те-ре-с-но,- Ночь, неслышно примостив поднос с двумя кофейными чашками на столик с яблоками, читала с экрана, заглядывая писателю через плечо,- но, все – не-прав-да.
- Ну, вот, - вздохнул Вениамин, задирая голову, в попытке встретиться взглядом с вредной критиканшей,- тогда, почему нельзя рисовать твои портреты?
Ночь, чуть наклонив голову, взглянула на писателя сверху вниз:
- Я принесу. – улыбнулась она видимым уголком губ. – У тебя будет мой портрет, обещаю.
Веник потянулся к ней губами, но Ночь отстранилась и вернулась на диван. В её пальцах блеснула иголка с ниткой – она начала чинить канареечную рубашку Веника.
- Кофе готов, - тихо сообщила Ночь, не отрывая взгляда от работы.
Веник вздохнул и, оттолкнувшись от компьютерного стола, подкатился на кресле к дивану:
- Какому же мастеру ты доверила рисовать свой портрет? – поинтересовался он, беря свою чашку со стеклянного столика.
Ночь стрельнула в писателя лукавым взглядом и продолжила сосредоточено пришивать пуговицу.
- Не скажешь? – усмехнулся Веник. – Тогда я спрошу у Гавроша.
Заметив тень насмешливой улыбки, мелькнувшей на лице Ночи, писатель продолжил:
- Ага, пацан не в курсе. Хорошо, тогда буфетчик. Буфетчики все про всех знают, он расскажет.
- Я сама сделала,- сообщила Ночь, закрепляя нитку, - а рисовал – свет. Это фотография.
- Как? – поразился Вениамин. – Ты фотографируешь?
- Как и все люди,- пожала плечами Ночь.
Она поднялась и вручила писателю его рубашку.
- У меня необычные снимки,- пояснила Ночь, - я фотографирую так, чтобы не видели. Секретные снимки.
- И как, получается?
Ночь взяла свою чашку со стола и отпила глоток:
- Получается, – кивнула она. – Уродливость, злость, пренебрежение - очень много. Но, это жизнь.
Веник удивленно моргал:
- Хотел бы я взглянуть...
Ночь кивнула:
- Я принесу. Завтра. Весь альбом. Тебе - не-пон-ра-вит-ся.
- Зато, это не сказка,- пожал плечами Веня,- и все – правда.
Ночь улыбнулась:
- Там попадаются и красивые карточки, жизнь иногда улыбается и не только в камеру, а просто так.
