Про цепь напомни? Её сплёл Лорд?

Эмили
у тебя там в первой части говорилось, что ищут ведьм по лесам, которые цепь поддерживают.

Высоко в Корамоне начинаются Ава и Брен, сестры и соперницы. Вбирая в себя ледяные ключи, бьющие из самого сердца гор, они скоро бегут вниз, поднимая столбы пара и брызг в частых и невысоких водопадцах. Там, где горное княжество вступает в вековую тяжбу с равниной, холодные сестры, не замедляя бега, врываются в озера Элота. Мощь и скорость Авы такова, что течение ее чувствуется в каждом стоячем водоеме, через который она проходит, и, не смешивая своих вод, она в полной силе вырывается на волю. Русло ее и на равнине прямо и глубоко. В редких излучинах, где по дну идет неуступчивый базальт, Ава шипит и пенится, но скорости не снижает. Слегка оттянутой тетивой лука свирепейшая из рек Архана летит к морю, не допуская в себя ни ладьи, ни плота, ни плавучего моста. Те, кому дорога жизнь, не переходят Аву вброд даже там, где брод кажется очевидным, а она – спокойной.

Брен же, спустившись с гор, утопает в объятьях первого же из озер и, всклубив его ровную поверхность, шлюхой идет из одной глубокой постели в другую. Не пропустив ни единого озерца и замедлившись так, как замедляют утреннюю поступь ночные утехи, Брен выходит на равнину, вобрав в себя все силы озерного края. Раздобревшее тело ее становится все шире, русло изгибается и змеится, послушное и самому мягкому рельефу. Брен милостива к живому, она питает и кормит землю, по которой идет. В среднем своем течении нырнув в Синий лес, река беременеет илом и перегноем, и нет плодороднее земель во всем Архане, чем пойменные луга, на которых Брен разливается на выходе из чародейских земель. Плотно засеянные поля и тучные пастбища нескоро переходят в холмы. На одном из них – Бренская обитель, монастырь, оскверненный вештицами и волхвами. На противоположном – скиты и башенки Святой Анны. Река разделяет их – так же, как и две половины Камеорда на двух самых больших горбинах холомовых земель. По правую сторону из моря шлака и обгоревшего камня торчат чудом не обрушившиеся зубья Прво Катедрала. По левую – огромный живой Камеорд, цветущий зеленью и разноцветной черепицей тем ярче, чем мертвее выглядит его прежняя и лучшая часть.

Главный мост через реку разрушен – огромные его осколки выглядывают из воды - в мертвый город прямого пути нет. Тонким каменным кружевом холмы связывает кружной главне друм, кое-где заходящий и в воду, и несведущему путнику может показаться, что это и есть открытая дорога из нового Камеорда в старый, но тут, на самом выходе из города, в Брен окунает свое основание Эльнот. Невероятно высокое и охватистое подобие Прво Катедрала, Эльнот не более жив, чем его сгоревший предшественник – здесь проживает каждый десятый житель столицы, но не по своей воле. Преобразоваться из церкви в тюрьму оказалось значительно легче, чем это думалось пятнадцатью годами ранее, когда в столице было два прво катедрала и ни одного прво страхарника.

Минуя речную гавань, наполовину заросшую ивняком и ядовитой лозой, Брен неторопливо течет дальше, понемногу сужаясь – притоков и родников до самого моря больше не будет – и где-то у выхода в Тихий залив ненадолго соединяется с сестрой. Брен и Ава, тело лука и тетива его, завершают путь.

Барон Элли встречал дальних и близких гостей у главных ворот. Привратная площадь была очищена от торговых рядов еще до рассвета, соседние улочки перекрыты оцеплениями, и тем, кто въезжал в город впервые, могло показаться, что он ошибся холмом и едет прямиком в мертвый посад. Барона это радовало – он разделял нелюбовь своей королевы к многолюдству, он терпеть не мог жителей Камеорда, и затравленные беспокойные взгляды дворян, прибывавших с равнины, заставляли барона внутренне улыбаться. Он мог бы оскалиться и вживую – забрало его шелома было опущено до самого подбородка – но он был воспитанником королевы и знал цену своему лицу, будто вырезанному из песчанника.

Песчанник1 Барон отсалютовал  группе всадников. На их щитах была свежая краска и ни единого заруба. По-хорошему, этих юнцов стоило бы отколотить тыльной стороной кинжала и загнать на тренировочный плац. Иверийские крысеныши. Элли пристально вглядывался в лица проезжающих верховых – их-то забрала были открыты настежь. Ни одного ветерана1 Милостивый господь, кого же королева получит вместо войска по весне? Их лошади боятся собственного ржания. Их тела смотрятся хорошо только запрятанными в парадный доспех. Медь и смешанное с ней серебро. Любой опытный пехотинец несколькими движениями гизармы сделает из такой защиты решето.

Но сегодня они прибывают на празднество. Им, очевидно, лучше знать, как себя представить. Все они, все это дворянство с равнины, пригнали в столицу поголовье своего молодняка. Дескать, глядите, сколько свежего мяса мы успели вырастить за мирные пятнадцать лет1 Есть, кому делать картинку на поле боя. Легкие всадники в в цветах своих домов. По неловкому движению своего оруженосца Элли понял, что выругался вслух. Проклятье. Мальчишка только начал делать успехи. Придется внеочередно выпороть его, чтобы помочь ему забыть о слабости наставника. Но все же – он делает успехи. Если б он выпустил его – или кого-то еще из своих пехотинцев – против этих напыщенных индюков с равнины, у лошадников сильно поуменьшилось бы гонору. Но он не выпустит. Южане, выкормленные среди солончаков и растрескавшихся земель Эйна, не вынимают оружия, если не собираются убивать. Турнир – это чепуха. Пускай равнина развлекает чернь, ломая деревянные копья с горцами из Корамона. Южан там не будет.

Элли повел плечом. Широкий прямоугольный щит можно было бы поставить на землю, и он бы все равно защищал его тело до самых литых сосцов на панцире, но он не хотел давать слабину затекшим мышцам. Никакой слабости1 Пятнадцать лет он охраняет жизнь и покой ее величества, с тех самых пор, как впервые взял в руки щит и кинжал – и нет надежнее их. Элли было тринадцать, когда люди Феона, как нож сквозь живую плоть, прошли равнину и начали штурм столицы. Жители Камеорда бежали его, как овцы перед потерявшим людской облик полуволком. Прво Катедрал полыхал свечой, и в свете его раскалившихся и оплывающих каменной слезой башен люди из Эйна сделали свое дело: именно они остановили эндилокских латников. Они остановили их, этот ручей из стали и железного дерева, у самого подножия Эльнота. Феон убил множество песчаных пехотинцев, но прорваться в новый город не смог. Феон убил отца Элли, и всех его старших братьев, одного за другим. Что же, у Элли нет ненависти к нему. Он был отличный боец, и удар его топора не выдерживал никто.

Ненависть Элли испытывал не к врагам, а к предателям.

Вештицы, числом не меньше нескольких дюжен, шли перед его полуротой, не обращая внимания на цвета его щитов и штандарта. Напрасно. Элли скрипнул зубами. Бренская обитель недолго будет оберегать их от тихой ярости Эйна. Юг – весь Юг, от самой нижней Авы до самого нижнего Бренна - помнит, кто обрушил мост, когда победа была так близка. Вештицы. Королевские ведуньи. Как только вы распутаете Цепь, люди из Эйна придут по ваши проклятые души. Элли и Яне и Стромо и даже немногие оставшиеся Доростол. Если потребуется, Элли придет в Брен один, без родичей и друзей, переступив клятву и присягу.

Как только вынет свой темный тусклый сечив из Феона.

Поднимая пыль коваными сапогами, в Камеорд входили последние из горцев Корамона. Нищие пешие дворяне с такой же нищей пешей свитой. Несколько полуволков. Мало юношей, больше тех, кто слышал, как поют стрелы, пущенные в небеса из эндилокских трехсоставных луков. Элли выпрямился и коснулся кончиком кинжала забрала на шеломе. По сигналу запела труба. Воины приветствуют воинов, черт подери, воины приветствуют воинов.

Сапковский нервно дрочит в уголку.

До сих пор жалею о своей потерянной карте И там был синий лес!

Эмили я не помню, кажется, тогда она ещё была. Огромная такая, А1 на ватмане.