Не, постарше. Лет 25.

Ну дык. Мож и не уживается? мож война идет?

Мда... Ну, вот и благородная миссия нарисовалась - нести учение Господне в массы! А многобожие - искоренять.

Занятно.

Главная королевская дорога долго идет из Камеорда вдоль Брена, но после круто сворачивает на восток. Она ищет встречи с двумя своими сестрами, такими же щебнистыми друмами старой кладки, которые змеятся ей навстречу с той стороны, где проходит нечеткая граница между Эйном и Иверийскими равнинами. Нанизывая на себя поселения и хутора, как бусинки на нитки, песчаная, равнинная и холмовая дороги подходят месту своей встречи, не чая последнего препятствия. Дикий лес, кустистый и полный морока – не того, конечно, которым пугают детишек люди, хотя бы издали видавшие Синий лес – будто бы из-под земли вырастает в глубокой низине. Земля здесь дышит тяжелыми испарениями, в нижнем ярусе леса всегда влажно, а те деревья, которые выдаются вверх из общего массива, стоят почти без листвы, выморенные заживо ветрами с холмов, с равнины и с пустыни. Где-то глубоко внутри него – никогда не скажешь, где именно – прячется Перекресток . Место в дикой чащобе, где три дороги соединяются, пользуется дурной славой, но дураков делать долгий крюк к Брену и по проселочным размывицам шлепать втрое дольше – нет. Кусая костяшки пальцев, торговцы из столицы, равно как и лошадники и песчаные люди, заводят свои повозки и телеги в лес, чтобы, пережив час или два кромешного ужаса – зажигая факелы и в самое светлое время суток – вынырнуть на противоположной стороне.

Никто не знает, кто и в какие времена строил вокруг Дикого леса укрепления, как никто не знает, лес ли защищался от кого-то или кто-то от леса. Так или иначе, от этих старых строений мало что осталось, но разбросанные по округе валуны и застарелая кладка, поросшая лозой, делали эти места еще менее привлекательными. Песчаная дорога, подходя к лесу с юга, проходила между двумя наиболее сохранившимися остовами – кажется, башенок – и в этот утренний час она не пустовала. Несколько десятков вооруженных людей медленно переваливали через старую насыпь. Над их тусклыми нечищеными шеломами на легком ветерку полоскался штандарт – какая-то большая морская птица, низко летящая над красиво рисованными волнами. Между относительно стройных рядов солдат катилась большая крытая телега – сквозь полотно просвечивали решетчатые прутья – а впереди отряда вышагивал человек большого роста.

Когда последний из солдат прошагал между развалинами, один из особенно крупных валунов неожиданно легко скатился вниз – к другому такому же – и, растрясся плащ, выпростал из него растрепанную девичью головку: не слишком симпатичную, но примечательно большеглазую.
- Я насчитала больше пяти десятков человек, у всех щиты с меня ростом, - доложила она. – А в руках все они несут что-то, завернутое в ткань, я не разобрала, что. Выглядит бесформенно и безобидно.
- Безобидно? – переспросил другой валун, тоже освободивший из-под плаща голову. – С каких пор солдаты носят при себе что-то громоздкое и безобидное?
- Не знаю, может, разграбили какую деревню и тащат теперь награбленное в руках, - она помолчала. – Я уже видела такое. Когда солдаты отбиваются от армии, они готовы все попутные избы растащить по бревнам, лишь бы не возвращаться домой с пустыми руками.
- Не похожи они на дезертиров, - покачал головой парень. Он, кажется, тоже был молод, но точно разобрать было невозможно – его лицо было то ли нечаянно перепачкано, то ли специально, ради маскировки, измазано в грязи. – Кто они по виду, из каких мест?
- Лиц я не разглядывала, знаешь ли, - сказала девушка. – Ну, солдаты и солдаты, какая разница? Важнее то, что в телеге у них – люди. До меня донесся женский плач, когда телега проезжала совсем рядом.
Глаза у парня округлились и стали почти такими же огромными, как у его собеседницы.
- Что ж ты, балда, сразу не сказала? – он всплеснул руками. – А флаги? Ну, любые тряпки на копьях ты видала? Кто-нибудь из солдат нес штандарт?
- Что нес? – переспросила девушка. – А, так это… да, красивое такое полотно, хорошей вышивки. У нас в деревне, помнится, была одна швея, но даже и она бы такое сплести не сумела б. Но…
- Не но1 Эх ты, «у нас в деревне». Какие же это дезертиры, когда идут при своих знаменах, в полном походном порядке, да еще и вештиц везут в столицу. – он покачался из стороны в сторону. – Надо скорее доложить главным. Вештицы1 Сколько же их там, интересно. Вот что тебе нужно было глядеть1 Телега большая?
- А ты сначала извинись,  может, и скажу, - обиделась девушка. – Это меня послали наблюдать. А ты так, для охраны.
- Для охраны, для охраны, прости, - послушно согласился парень. – Что с телегой? И кто их ведет, не видала?
- Телега большая. У нас в деревне в таких… - она осеклась. – Ээ… вообще, в таких телегах можно с дюжину человек свободно разместить. В них зерно и муку возят, под высоким полотном, чтоб не намокло. А если поплотнее, так и все двадцать уместятся.
- Ага. А старшого - видала?
- Видала, видала. Высокий – ужасть. В плечах оглобля, даже и сквозь доспех видать – статен, ладен. Не то, что некоторые.

Яне был одним из четырех владетельных баронов Эйна.
Юг не имел своего собственного князя с тех самых пор, как был выстроен Камеорд, а весь Архан, княжество за княжество, подчинился королям-ворожеям. Последнего южного князя распяли над воротами столицы, и песчаные люди лишились независимости. Дальний Юг обезлюдел, а Эйн разделили между четырьмя баронами. Яне и Элли были дружны и часто заключали меж собой браки. Строме жили отдельно, у самого устья великих рек, а семья Доростол, богатая чародеями, и вовсе заперлась в своей крепостице, закрывшись от всего мира.

Барон вздохнул, поправляя за спиной щит. Пятнадцать лет назад весь Юг поднял свои знамена и поспешил на помощь юной королеве. Встретив под стенами Камеорда эндилокские войска, южане не посрамили своего имени и сражались отчаянно. Многие из них погибли в битве, многие – на проклятом мосту, когда его обрушили ведьмы из Бернской обители. Но никто из них и не подозревал, какой страх и какая мерзость кроется в их собственных рядах – не подозревал, потому что люди из Доростол пришли на поле боя в закрытых шеломах, и в них же, кто уцелел, и ушли. Тайна изолированного ото всех семейства оставалась тайной еще долгих полтора десятилетия, когда., наконец, не явила свое лицо миру – вынужденно, по приказу из столицы.

Из всех южных дворян королева ближе всего к себе держала Элли, но Яне тоже был из числа ее любимцев – и вовсе не за красоту и умение поддержать высокий разговор. Из неловкого пажа с ломающимся голосом Яне вырос в высокого и страшного бойца, главным оружием которого были - ноги. Пешие стрелки Яне двигались шумно и, со стороны смотрелось, неторопливо, но в нужные моменты они наращивали неслыханную для пехотинца скорость и могли идти, сохраняя ее, столько, сколько требовала от них воля ее величества. Яне стал тем, кто доставляет королеве то, что ей требуется – или того, кто ей требуется – где бы искомое ни находилось. В отличие от Элли, Яне не был каменным истуканом, но в бою он был так же холоден и расчетлив. Задания, которые поручала ему королева, редко сочетались с общепринятыми представлениями о благородстве и дворянской чести, однако со временем это перестало тяготить его. Он выполнял высочайшие приказы, что бы они под собой ни подразумевали, и единственное, что представляло для Яне интерес и азарт – это исполнить повеление ее величества максимально скоро.

Так было до самого момента, когда по всей стране, до того милостивой к ворожейству и волхованию, открылась охота на вештиц. Королева задалась целью выискать всех вештиц страны, и сильных, и слабых, и каких угодно, и, собрав их воедино, покончить с Цепью. Не было еще, пожалуй, более неприятных для Яне заданий, чем те, которые начали поступать к нему с этого времени. Он удвоил сотню своих стрелков и, разделив их на поисковые отряды под верными капитанами, разослал по всем направлениям. Больше года его воины, привыкшие к стычкам и столкновениям с крепкими мужчинами, тягались силой с девами, вытаскивая вештиц – или тех, кто напоминал их видом и повадками – из теплых, источающих пряные запахи лежа. Столько вештиц, сколько разыскали люди Яне, кажется, и вообще не могло быть в Архане. Он дочиста выскреб от волхвующих дев озерные и холмовые земли, нижние равнины и равнины Иверии, и только в самую последнюю очередь королева послала его к нему же домой.

Эйн1 Сухой, безводный край, негостеприимный к чужестранцам. Яне чувствовал себя чужаком, проезжая по немногим и малолюдным селениям своего края – слишком долго он прожил в столице и разъезжал по зеленым лугам равнинных  и холмовых земель. Те, кто занимался колдовством по деревням и хуторам, были изысканы быстро и без особых препятствий были пересланы в столицу. Лишь четверть своего отряда Яне оставил при себе, приступая к главному своему заданию.

А мог бы пойти и один, без охраны: Доростол не оказали никакого сопротивления, когда он, развернув штандарты – свой и королевский – заявился под стены их крохотной тврджавы, слепленной из мелкого песчаника и необожженной глины. Их, Доростол, и осталось-то всего: два старика и десять их женщин, жен, дочерей и племянниц. В этот раз все они были с открытыми лицами, а тела их не скрывали кольчуга и панцирь, и они долго ждали, стоя безоружными посреди растрескавшегося глинобитного дворика, пока он найдет в себе силы оторвать от них взгляд и, уткнувшись в пергамент, еле слышно озвучить приказ ее величества, коротко звучащего примерно так: всех Доростол в юбках – в Камеорд1

Яне стало не по себе. Вместо того, чтобы думать о том, что уже произошло, он мог бы сосредоточиться на настоящем. Он поднял руку и грохот шагов его отряда позади него прекратился. Лес вокруг них. Тишина, обычная для таких мест. Яне несчетное число раз проходил Дикий лес, и каждый раз чувствовал тяжесть на сердце, будто кто-то следит и неотступно следует за ним весь этот отрезок пути. О опасности – опасности непосредственной для себя и своего отряда – он здесь еще не чувствовал никогда. Что-то изменилось. Он чувствовал это тем четче, чем сильнее билась в его голове мысль, которую он никак не мог прогнать – что позади него в тесной телеге, сколоченной как придется и приспособленной для перевозки преступников и долговых печальников, сейчас сидят родственники его покойной матери.

- Щиты снять, - крикнул он, сам проделывая то же привычное упражнение, что и все солдаты его отряда: скинуть с плеч щит,  да так, чтобы перед собой. Встать на одно колено, перехватить странную и торчащую углами конструкцию в промасленном полотне.

- Вовремя, - подумал он, чувствуя, как в его щит входят поочередно несколько стрел, пущенных откуда-то из-за деревьев.

ну зачем же. я уже привык и к тому, и к другому. почаще упоминать - и будем различать как миленькие .

Да, читаешь и зачитываешься.

надо, тчоб эмили решали. она все топонимы дала, у нее и скипетр.

Тада тэку скипетру. Дареон? Ирион? Тареон?

блазнить буите. а вдруг он девственник. нехорш