Дуэльное Эмили постоянно напоминает про неделимый атом)

***
и ложишься в два, да уснуть не можешь
и лежишь и множишь себя на ноль,
на ночные страхи, мороз по коже,
на чудовищ у самых своих подножий,
на чужие боли, на алкоголь.
на своё твердолобое был и буду,
на свою беду, на свою простуду,
на пошли-ка вы все поскорей отсюда,
у меня не осталось стихов на вас.
на вот эти строки, на ваши письма,
на сплошную ложь, на уловки лисьи.
и на кой же черт вы опять сдались мне,
как сдаются в плен, не поднявши глаз
засыпаешь в три, просыпаясь в пятом.
тебе снится - ты неделимый атом,
но сверкает скальпелем пат-анАтом,
только ты живой, ты еще живой!
ты с трудом, но дышишь - не видят разве?
электроны брызжут, слабеют связи,
заклинаешь: милый, ни в коем разе
не дели на ноль, не дели на ноль

***
и уж коли вспомнила про китов, про безмолвную глубину,
про глухие стены, закрытый дом (опустевший и ледяной),
то давай, не стесняйся, пей кетанов и спускайся себе ко дну
и ворочайся там на дне как язык в жуткой очереди в зубной;
забирай к себе, набирайся воды, наполняйся водой, молчи,
забывай, как было легко вчера, помни, как тяжело к утру,
как они не приходят, и не придут, как у них не узнать причин,
как о них не узнать ничего потом - только лоб растерянно трут;
вспоминай, отсчитывай каждый шаг, каждый блик пробежавший здесь,
каждый блинчик, прошедший наискосок, но не вышедший из груди;
как хотелось их каждого уберечь, напоить молоком, раздеть,
как хотелось каждому: уберись и, пожалуй, не приходи;
как толпой, попарно, по одному, оставляя в песке следы,
они все однажды уйдут туда (кудри по ветру раскидав)
в свой огромный мир, состоящий почти на три четверти из воды
но который - ясно и дураку - не удержится на китах

и победный с первого поэтического на "белом коте" (дражайшей Эмили посвящался)

Меж полночи душной, меж тихих подушек,
Подухов, подушищей - и по душам,
А после - под душем. Скрипит раскладушка,
Но Вы до безгрешного хороша.
Под шорох мыслишек, растущих наружу,
Спешу сообщить Вам (и не шелохнусь),
Что был бы тишайше-послушнейшим мужем,
Когда бы под крышей такую жену.
И шея жирафья, и лапки лягушьи,
Нешторены окна - кошачий уют.
Когда б укусить Вас за шелковость ушек,
Вы сразу бы поняли муку мою,
Но близится утро.