litnyra

Литературная Ныра

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Литературная Ныра » Диван Прозы » Зарисовки и миниатюры на тему фантастики


Зарисовки и миниатюры на тему фантастики

Сообщений 1 страница 30 из 65

1

Мы в ответе за тех...
Примечание: написано по мотивам авторской текстовой ролевой игры
Размер: 4000 слов

Алекс в бешенстве хлопнул дверью так, что она отскочила от косяка и снова распахнулась. Следом за Алексом в кабинет тут же просунулась белая лошадиная голова.
– Дайте мне поговорить с женой наедине!!! – свирепо прорычал Алекс, выпихивая лошадь назад. Он успел увидеть в коридоре мёртвую проститутку Фиби, дочь вождя Большую Змею и духа дерева Дерека, угрюмо смотревшего на него с противоположного конца коридора. Алекс поймал его взгляд и передёрнулся, невольно потирая шею.
– Вы не должны были так поступать с мальчиком, – в сотый раз укоризненно сказала белая лошадь, прежде чем Алекс снова закрыл дверь кабинета, на этот раз заперев её на ключ.
Ева стояла в центре кабинета. За стеной, в бывшей детской, слышались стоны и вскрики до сих пор пребывавшей в трансе старухи-пророчицы, имени которой Алекс не помнил.
– Кот, – начала Ева сочувственно, – Зитанра говорит, что это так и будет продолжаться...
Её прервал пронзительный свист и последовавший за ним грохот. Из окна стало видно пылевое облако, которое поднял очередной упавший в рощу метеорит. В небе тянулся длинный метеоритный след.
– Близко лёг, – сказал Алекс и поморщился. – Что будет продолжаться? – нервно спросил он у Евы, переждав грохот.
– Конец света, конечно, – терпеливо пояснила Ева.
– Я не верю в конец света!!! – заорал Алекс.
Ева ничего не сказала, только многозначительно подняла одну бровь и кивнула в сторону окна.
Этот кошмар начался недели три назад – именно тогда на имя Алекса стали приходить все эти дикие, нелепые письма, якобы от имени его персонажей. Алекс уже двадцать лет зарабатывал на жизнь писательством. И неплохо зарабатывал. Он попробовал себя во многих жанрах, но в основном из-под его руки выходили триллеры и фантастические приключения. Алекс был необычайно плодовитым и работоспособным писателем, так что многие его книги переросли в целые многотомные серии. Сейчас Алекс самозабвенно проклинал себя за это.
Большая часть писем несла в себе угрозы, меньшая часть – слёзные жалобы и просьбы. Все их Алекс принял за неумную шутку и несмешной розыгрыш.
Первым пришло письмо от Дерека – его первого героя – бессмертного духа дерева, который мстил людям за то, что те вырубали леса. Постепенно Дерек превратился из мстителя в наёмного убийцу со сверхспособностями. Читателям он нравился недолго, Алекс давно его забросил. Теперь Дерек напоминал о себе и прямым текстом заявлял, что собирается убить Алекса. Дерек не хотел быть бессмертным убийцей, он хотел покоя, он хотел в лес, он хотел снова вернуться в своё дерево.
Потом написал Джон Литтл – опыт Алекса в области детской литературы. Литтл весьма эмоционально объяснял, что и куда он засунет Алексу, когда доберётся до него. Литтлу исполнилось восемнадцать лет, а выглядел он на семь. Оказалось, что прокол Алекса с ним состоял в том, что Алекс забыл «взрослить» мальчишку от книги к книге.
Потом пришло письмо от Белой Лошади, недовольной тем, что Алекс «убил» её хозяина – маленького мальчика, умершего в конце книги от тифа. Продукт того времени, когда Алекс учился писать мелодрамы и выжимать слёзы из читателей.
Дальше письма шли одно за другим, а когда иссяк их поток, в доме Алекса начали появляться сами отправители. Они наводнили его гостиную, они спали в его саду, они обедали и ужинали на его кухне. Ева сбилась с ног, пытаясь угодить всем. Только накормить всю ораву было целым делом!
Они отказывались уходить прежде, чем Алекс удовлетворит их просьбы.
Сначала Алекс бессильно бесился и пытался выставить незваных гостей из дома. Он был уверен, что это проделки его особенно безумных фанатов. Но если рыцаря, дворецкого и индианку ещё можно было принять за обычных переодетых психов, то говорящая лошадь, древообразный Дерек и не отражающийся ни в одном зеркале клыкастый Микки на переодетых артистов – даже в самом элитном и высокотехничном гриме – не походили никак.
Тем не менее Алекс попытался выставить их всех при помощи деревенской полиции. Они с Евой жили на отшибе, за несколько миль от деревни – Алексу нравилось уединение, ему так лучше работалось. И теперь эта любовь вышла ему боком – шеф полиции голосом обиженного ребёнка объяснил, что у них сломалась последняя патрульная машина, как он и предсказывал жадному мэру округа, и что они обязательно доберутся до Алекса на машине или пешком, как только смогут. Стоит ли говорить о том, что никто до них так и не добрался?
Наконец, Алекс решил, что он просто спятил. Объяснение было простым, понятным и даже чем-то приятным Алексу. Многие великие гении кончали свои дни в психушке. Но эта теория разбилась о тот простой факт, что Ева тоже видела их всех – как известно, коллективных галлюцинаций не бывает.
Когда минуло три дня, а ситуация никак не поменялась, Алекс избрал другую тактику: он делал вид, что не замечает гостей – как будто их просто не существует. Однако, когда Дерек, потеряв однажды терпение, взял его за горло узловатыми сухими пальцами и приподнял над полом, Алексу пришлось признать: они существуют и они опасны. Дерека оттащили дворецкий Файн и Безымянный Рыцарь, но больше Алекс решил не рисковать.
Большую часть дня он стал проводить, заперевшись в своём кабинете. Стоило ему высунуть нос за дверь, как его принимались осаждать персонажи со своими просьбами. Дерек его больше не трогал, поддавшись на убеждения Файна о том, что убив Алекса, они сделают сами себе только хуже, но постоянно маячил в конце коридора и прожигал дверь кабинета ненавидящим, нечеловеческим взглядом.
А ещё три дня спустя по радио (телевизоры Алекс не выносил и в доме не держал) начались одно за другим объявления о страшных стихийных бедствиях, обрушивающихся на мир. Наступал конец света.
Ещё один персонаж Алекса – древняя старуха-пророчица, которая постоянно бормотала что-то невнятное, так что не было никакой возможности понять, чего она хочет и зачем пришла, – впала в транс в первый день «Конца света». Ева настояла на том, чтобы старуху перенесли в относительно спокойное место дома – пустую детскую. Когда-то Алекс и Ева планировали завести ребёнка и даже подготовили комнату, но ничего не вышло, чему Алекс в душе был рад.
Старуху перенесли в детскую, и Ева полночи сидела с ней, вслушиваясь в тот бред, который несла бабка в трансе...
Алекс подошёл к окну.
Небо было неестественно красным, хотя до заката оставалось ещё несколько часов; в их саду дымилось несколько небольших метеоритов, упавших сегодня утром; (по радио, которое Алекс расколотил в приступе гнева ещё вчера, они успели услышать, что половина Японии ушла под воду, а половина Южной Америки охвачена «огнём, сошедшим с небес», так что разрушения в саду, на взгляд Алекса, были минимальными).
В беседке, которая почти не пострадала от метеоритного дождя, вольготно расположился Джон Литтл: вытянув тощие ножки в шортиках, он обнимал одной рукой Большую Змею, дочку вождя краснокожих, которая мечтала учиться в колледже, другой рукой, мёртвую проститутку Фиби, и что-то рассказывал им звонким голоском. Выражение личика у него при этом было совершенно сальное и взрослое. Все трое без конца хихикали.
Чуть ближе к дому, под самым окном кабинета, Безымянный Рыцарь, гроза драконов и прочих минотавров, перерезавший в книгах Алекса примерно сотню злобных рыцарей, а теперь требующий, чтобы Алекс прекратил писать о нём такие ужасные вещи, пацифист по призванию, пытался отнять у вампира Микки банку с хомяками, которыми Микки преимущественно питался, обитая у Алекса. Рыцарь утверждал, что пока он здесь, ни одно живое существо не погибнет. Микки он живым не считал. Микки визгливо обзывался и неловко отталкивал от себя Рыцаря холёной белой рукой, другой рукой прижимая к груди банку.
Микки к Алексу пришёл по такому делу: он утверждал, что у него аллергия на женскую кровь, и что он не может больше питаться этими бесконечными деревенскими фру и фройляйн, которых ему упорно подсовывал в книгах Алекс. Кроме того, Микки оказался стопроцентным педерастом, что неприятно поразило Алекса.
Впрочем, у Алекса многое до сих пор просто не укладывалось в голове, хотя он к этому уже начал привыкать. Алекс открыл окно и рявкнул:
– Эй вы, вам совсем плевать на то, что из-за вас творится? Это вы всё устроили, довольны?!
Все, кто был в саду, примолкли и посмотрели на него. Алекс продолжал, обрадованный тем, что его слушают:
– Думаете, если мой мир погибнет, вы просто вернётесь в свои уютные книжонки? Ха! Чёрта с два! Вы все тоже сдохнете! Книжки о вас некому будет читать!
– Два дня назад, сладенький, – начал Микки, елейно улыбаясь клыкастым ртом, – ты вообще говорил, что я галлюцинация, а мы, галлюцинации, не привыкли заботится о таких мелочах, как гибель мира.
Рыцарь, воспользовавшись тем, что Микки отвлёкся, выхватил наконец у него из рук заветную банку и с громким победным воплем убежал в дом. Микки с визгом бросился следом.
– Дикари, – поджав губки, заявила Большая Змея.
Алекс с грохотом закрыл окно. Всё это время Ева терпеливо дожидалась, пока Алекс снова обратит на неё внимание.
– Что? – спросил он раздражённо. – Ты что-то говорила?
– Да, кот, я говорила, что, судя по словам Зинтары, мир погибнет, если мы не отправим всех, кто не должен быть в нашем мире, обратно.
– Поверь, Ева, даже если бы нам не угрожал конец света, я бы сделал что у годно, лишь бы избавиться от этих... этих... – Алекс схватился за голову. – Только что? Что нужно сделать?
– Я, Файн и Дерек нашли кое-что в библиотеке, – сказала Ева, протягивая Алексу исписанный её почерком лист бумаги. Алекс хмуро схватил его и быстро пробежал глазами.
– Что за чушь? – бормотал он. – Откуда вы это взяли?.. Сжечь... написать... Ересь!
– Файн в юности увлекался оккультизмом, Дерек кое-что понимает в магии друидов, – пояснила Ева. – Мы нашли несколько книг на эту тему... Думаю, стоит попробовать, они разбираются в этих делах лучше нас. По крайней мере, у нас просто нет другого выхода... Тебе ужин сюда принести?
– Да какой тут ужин? Мы скоро все умрём, – мрачно махнул рукой Алекс и повалился на диван. – Особенно если к этому приложит руку этот психованный Дерек. Знаешь, я его таким не писал. Никогда!...
Ева подошла ближе, присела на краешек дивана и погладила его по голове:
– Бедный мой, – сказала она с искренним сочувствием. – У нас ещё есть время, ты не волнуйся, мы сами найдём в библиотеке твои рукописи, ты только напиши про всех... хочешь, выполняй их просьбы, хочешь, нет, но напиши новые истории – чтобы им было, куда вернуться.
Алекс помолчал, глядя в стену, потом сказал:
– Оливок мне принеси... И сыр с булочкой... И джем апельсиновый... и кофе. На кухню к этим тварям я никогда не спущусь... Оливки без косточек!
Ева поцеловала его в щёку:
– Ты лучше всех... Чёрные оливки без косточек и целый термос кофе с кардамоном, а ты пока начинай писать...
Алекс обнял её одной рукой, притягивая к себе, и жалобно сказал:
– Что бы я без тебя делал?
– Писал бы точно такие же гениальные романы, разумеется, – Ева улыбнулась и утешительно похлопала его по спине. – Ужин будет готов через десять минут... Принесу тебе ужин, а потом буду сидеть в библиотеке с Файном, если что – приходи.
– Нет уж, лучше вы к нам, – сумрачно сказал Алекс, садясь на диване и глядя на кипу белых листов на столе. – Чтобы было, куда вернуться, говоришь?
Было далеко за полночь, в доме стояла тишина. Последний метеорит упал на оранжерею около девяти часов вечера, с тех пор багрово-красное ночное небо оставалось спокойным.
Ева сидела в библиотеке и при свете переносного фонаря листала третью папку архива в поисках рукописей Алекса. Библиотека была единственным местом, где не царил, стараниями Евы, идеальный порядок. Алексу было скучно иметь картотеку и книги в алфавитном порядке на полках, он предпочитал находить неожиданные книги в неожиданных местах. Сейчас этот каприз весьма затруднял поиски нужных рукописей, тем не менее Ева и Файн нашли уже две трети нужных бумаг. Дерек, который всюду ходил за Файном, в поисках не участвовал. Он безучастно гладил деревянные стеллажи, корешки старых книг и, кажется, тихонько разговаривал с ними о чём-то. «Сколько тут его погибших товарищей», – подумала Ева и покраснела.
Файн стоял на приставной лестнице и светил фонарём на верхнюю полку очередного стеллажа, проверяя, не завалялась ли там ещё одна папка архива.
Мистер Файн, дворецкий, был человек высокий и плотный с бульдожьей челюстью и хрящеватым крупным носом потомственного англичанина, одет он был по моде начала двадцатого века. В книгах Алекса Файн был расчётливым отравителем, тогда как на деле оказался совершеннейшим маньяком, теряющим разум при виде ножей или бритв. Файн стал своеобразным старостой персонажей-пришельцев, единственным, кого хоть как-то слушался Дерек и кто мог убедить мёртвую проститутку Фиби надеть на себя что-то менее вызывающее, чем мужской пиджак на голое тело.
Файн был безукоризненно вежлив и услужлив (как и полагается настоящему английскому дворецкому). Он хорошо помогал Еве по хозяйству. Однако, Ева прекрасно отдавала себе отчёт в том, что Файн, как и Дерек, в любую минуту может сорваться и прирезать её, если ему на глаза не вовремя попадётся кухонный нож. В библиотеке, по счастью, не было ничего, что могло бы ввести Файна в приступ безумия.
– Если бы ваш муж, леди Эва, немного подумал, то и сам бы увидел, как органично в плоть повествования входит лезвие, и как смешон и неуместен там яд, – негромко, с английским акцентом говорил Файн, продолжая бесконечную тему, волновавшую здесь каждое существо – тему исправления своей жизни в «неправильных» книгах Алекса. Отвечать Еве не требовалось, это был монолог. Она только сочувственно и механически кивала на слова Файна. Дерек, казалось, не слушал его.
– Боже правый, не хотел бы показаться неблагодарным невежей, но я ещё молчу о том, что он поразительно мало знает о быте английской аристократии...
– Но книги с вами расходятся большим тиражом, – заметила Ева, – Алексу даже пришлось делать серию.
– Отрадно слышать, – с холодной вежливостью ответил Файн и замолчал.
Ева помассировала ноющие виски.
– Скажите, мистер Файн, как всё-таки это может быть? Мой муж – ваш создатель, правильно? Это он вас придумал, как же может часть его выдумки оказаться «неверной»?
Дерек шумно фыркнул из своего угла, не поворачиваясь ни к Файну, ни к Еве. Файн помолчал. Он спустился с лестницы, аккуратно держа подмышкой ещё несколько папок архива.
– Видите ли, леди Эва, – заговорил он наконец, – невозможно придумать того, чего вовсе не существует. У всего в мире по обе стороны бытия есть своя схема, архетипы характеров, паттерны поведения. – Он бросил на Еву пытливый взгляд. Ева пыталась осмыслить сказанное:
– Объясню проще, – продолжил Файн. – Представьте себе механизм часов – там нет лишних деталей, одна шестерёнка цепляет другую, пружина раскручивает механизм, валик цепляет стрелки и заставляет бежать их по кругу. Ваш муж может не знать внутренней механики часов, но если он напишет про часы в своей книге, механика их никуда не денется. Так выходит и с нами: внешние проявления характера находятся в неразрывной связи с внутренними. Ваш же муж, по ему одному известным причинам, умудряется выбрасывать десятки рабочих деталей, заменяя их чужеродными, неподходящими. Или забывает соединить одну шестерню с другой, из-за чего весь механизм обречён работать вхолостую, как это вышло с бедным мистером Литтлом, который застрял в теле ребёнка.
Ева внимательно слушала его и не перебивала. Кажется, даже Дерек прекратил шептаться с полками и тоже прислушивался к речи Файна.
– Невозможно совсем игнорировать законы мира, о котором пишешь, особенно, не удосужившись создать новый мир, а беря взаймы тот, что уже создан, тот мир, в котором живёт сам писатель, как это и делает мистер Алекс. Поэтому, милая леди Эва, я не вижу причин удивляться тому, что мы недовольны его работой.
Ева недоверчиво покачала головой, но ничего не ответила на это.
– Каково это, быть там... в книге? – спросила она несколько минут спустя, не отрывая взгляда от страниц архива. Послышался резкий, как щелчок сломанной ветки, смешок Дерека.
– Это ничем не отличается от того, что я испытываю, пребывая здесь, – сообщил Файн, подумав. – Исключая то, что в книге всё же меньше элементов свободы воли и выбора... Помните, ваш муж вынуждал меня убивать ядом? А здесь… – Голос Файна возвысился, и Ева невольно посмотрела в его сторону. – Здесь я могу... впрочем, не будем об этом, – как будто опомнившись, закончил Файн. Дерек усмехнулся и подошёл ближе к ним.
– Оззи, Оззи, – проскрипел он, опираясь на стол, – зачем ты сдерживаешься? Я же предлагал тебе развлечься напоследок... А вдруг эта х*р*я не сработает?
Ева изо всех сил старалась не смотреть на Дерека и особенно – ничего ему не говорить.
– Это лишено смысла, мой милый, – прохладно отозвался Файн, листая рукописи. – Я уже тысячу раз тебе это твердил. На кону минутное удовольствие против целой жизни. Нашей жизни, я имею в виду.
– Для... э-э... того, кто утверждает, что устал от убийств, и хочет вернуться в состояние неподвижного покоя дерева, вы очень кровожадны, Дерек, – не удержавшись, заметила ровным тоном Ева. Файн сухо рассмеялся.
– Тоска! Вы тоскливы, как и всё ваше племя! Папоротник и то веселее вас, – прошипел Дерек и снова отошёл от них. Ева никак не могла понять, зачем он здесь торчит. – Ты дождёшься, Оззи! Когда на нас грохнется метеорит, будет поздно.
– Кстати, странно, что до сих пор ни один не попал в дом, – вздохнула Ева, страстно желая сменить тему разговора.
– На самом деле, ничего странного в этом нет, – немедленно отозвался Файн. – Первопричина хаоса, как око бури, дольше всего остаётся в относительном покое и гибнет в самом конце... Я нашёл рукопись с Литтлом.
– Отлично. – Ева потёрла уставшие, как будто забитые песком глаза. – Осталось всего пятеро... Думаете, это сработает?
– Думаю, нам стоит попробовать.
Ева кивнула. Взгляд её упал на тоненькую тетрадку, выскользнувшую из очередной папки архива. Тетрадь была старательно подписана рукой её мужа, «учащегося выпускного класса». Первые наброски? Начало первого романа? Дневников Алекс никогда не вёл. Она открыла тетрадку. «Роман о любви», – коротко значилось на первой странице. Ева улыбнулась. «Сколько же тебе тогда было лет, кот? Шестнадцать? Семнадцать?». Прочитав первые строчки, она вдруг сдавленно всхлипнула и прикусила костяшку указательного пальца, с ужасом глядя на эти самые строчки. Файн мгновенно оказался рядом и молча пробежал глазами открытую страницу. Потом он всё так же без единого слова прошагал к столику у двери и налил в стакан воды из графина. Вернулся, подал стакан Еве. Дерек из своего угла таращился на них слабо фосфоресцирующими в темноте глазами.
– Думаете, он намеренно скрывал это, леди Эва? – осторожно спросил Файн, пристально глядя на неё. Ева пила воду, слегка клацая зубами о край стакана. Её трясло.
– Н-нет, – наконец сказала она. – Я... я уверена, что нет. Он просто забыл... он такой рассеянный. – Она всхлипнула и снова прикусила костяшку пальца.
– Тогда, если мне будет позволено дать совет, не стоит напоминать ему, – мягко сказал Файн, склоняясь над ней. – Всё будет хорошо, леди Эва, всё будет хорошо.
Дерек наконец тоже подошёл к столу, взял тетрадку и погрузился в чтение.
– Ты закончил? – шёпотом спросила Ева, входя в кабинет к Алексу рано утром. Алекс красными бессонными глазами посмотрел на Еву.
– Да, – мрачно ответил он. – Переписал их всех начисто. Некоторых засунул в одну историю. Не нравилось им жить в длиннющей серии, пусть ютятся в рассказиках на несколько сотен слов.
Он фыркнул. Ева неловко улыбнулась. Ей явно было нехорошо, но Алекс не хотел этого замечать, не хотел заострять на этом внимание. Он так устал. Он потом разберётся с проблемами жены.
– Мы нашли все рукописи, – сказала Ева. – И ещё вот, я принесла тебе кофе, держи.
Она протянула ему термос.
– Отлично, – буркнул Алекс. – Тот, что ты принесла вечером, я допил ещё три часа назад. Думал, умру... Слушай, ну а что толку жечь рукописи? Печатные-то экземпляры давно разошлись по миру. Гигантскими, между прочим, тиражами!
Ева странно вздрогнула и пожала плечами.
– Других вариантов нет, кот. Хуже не будет.
– Тоже верно, – вяло согласился Алекс.
– Они внизу... спустишься попрощаться с ними?
– Чёрта с два, – пробурчал Алекс, перебираясь на диван. – Разбуди меня часика в два. Надеюсь, к тому времени всё закончится... Или мы все умрём или всё станет как раньше. Меня устраивают оба варианта.
Он душераздирающе зевнул.
– Знаешь, – Ева замялась, – этот обряд... Если всё получится, исчезнут все персонажи, которые находятся здесь, даже против твоей или их воли...
– Вот и отлично, – перебил её Алекс, устраивая голову на подушке. – Моя воля их точно не задержит.
– Ладно. – Ева помолчала. – Хороших снов.
Она, наверное, хотела ещё что-то сказать, но Алекс уже отвернулся к спинке дивана и захрапел.
Ровно в два часа дня Алекса разбудил трезвон будильника. Алекс с ворчанием поднялся, протёр глаза и побрёл к полке в противоположном конце кабинета, куда Ева поставила дурацкую машинку.
«Не могла сама разбудить, знает же, что я эти звуки ненавижу», – ворчал Алекс себе под нос, почёсывая небритый подбородок. Он отключил будильник и прислушался. В доме стояла мёртвая тишина. На столе Алекс увидел термос со стикером «Кофе на неделю». Алекс почувствовал укол смутного беспокойства. Зачем Ева наварила ему целое ведро кофе? Ведь, похоже, всё закончилось. Алекс подошёл к окну, открыл его и выглянул в сад. Там было пусто. Объеденная белой лошадью жимолость сиротливо шуршала на ветру остатками листьев. Сад походил на вытоптанное до грунта в процессе долгих тренировок поле регбистов. Зато небо снова стало безмятежно-голубым, нормальным небом. Алекс выдохнул и закрыл окно.
Он спустился в гостиную – никого. В камине было серым-серо от бумажного пепла. «Ну да, разумеется, они же тут жгли мои рукописи, вандалы чёртовы», – сумрачно подумал Алекс. Его вчерашние записи ровной стопкой лежали на журнальном столике. Всё было тихо и неподвижно. К Алексу вдруг вернулось беспричинное беспокойство.
– Ева! – позвал он. – Ты почему меня сама не разбудила? Ты где? Как всё прошло?
Тишина.
Алекс побрёл на кухню. На холодильнике висел ещё один стикер: «Еда в холодильнике, кот, хватит на неделю. Разогревай в микроволновке на мощности 800 по две минуты». Алекс похолодел. Она что, сбежала от него? Почему?
Стикер на столе гласил: «Кот, письмо у тебя в кабинете, рядом с термосом, поищи хорошо».
Алекс почувствовал, как нервно и быстро заколотилось сердце. Он бросился в кабинет. После недели неумолкаемых шума и гама прежде долгожданная тишина давила на него. Он ворвался в кабинет и принялся лихорадочно рыться в письменном столе – на столе стоял только термос, и рядом с ним не было никаких бумаг. Выпотрошив стол, Алекс не нашёл ничего похожего на обещанное письмо и едва не взвыл от досады. Он оглянулся по сторонам и вдруг заметил белый конверт, который приткнулся к ножке дивана – видимо, его сдуло со стола сквозняком, когда Алекс открывал окно. Он разорвал конверт дрожащими пальцами и начал читать письмо. Почерк Евы был неровным, строчки скакали – она явно торопилась и волновалась, когда писала это. Скоро ему пришлось сесть. В письме было следующее:
«Извини, что не попрощалась с тобой, кот, но я боялась, иначе ты не согласишься спасать мир (ха-ха, мой муж – спаситель мира). Файн предположил, что ты всё помнишь, но у меня и в мыслях такого не было. Ты просто забыл, кто я. Пока мы разбирали архив, я случайно наткнулась на твой школьный рассказ о любви.
Оказывается, ты написал меня, когда тебе было шестнадцать, кот... Обряд не мог отправить нас, персонажей, назад выборочно. Меня немного беспокоит то, куда я попаду – новой истории для меня нет, но ещё больше я волнуюсь, как ты там будешь без меня. Еда в холодильнике, завтрак в микроволновке, кофе на столе в кабинете. Не забудь позвонить в понедельник редактору, если он уцелел во время метеоритного дождя. Утром пришёл полицейский, узнать, как мы тут, я отправила его назад с миром. В час позвонила редакция – все твои семинары на осень отменили, потому что университет разрушен до основания. Не забывай поливать цветы.
Целую. Люблю. Твоя Ева».
Алекс почувствовал себя обманутым, обкраденным. Эти твари, которых он создал, которых терпел у себя неделю, которым старательно писал новые рассказы, забрали его жену. Да они специально для этого и появились!
– К чёрту это спасение мира! – заорал он, в бешенстве комкая в кулаке письмо. – Пусть конец света наступает, только вернись, Ева! Верните мне жену, ублюдки! – рявкнул он, обращаясь непонятно к кому.
Никто не отозвался. Алекс долго сидел на диване, то пряча лицо в ладонях, то расправляя на коленке смятое письмо.
Ева всегда была рядом – каждый день, вот уже двадцать лет. Она была практически частью его самого – его правой рукой, половиной его ума и души. Говорят, что не бывает идеальных людей, но Ева была идеальна. «Потому что я написал её такой... и забыл», – с горечью подумал он. Алекс смутно припоминал, что, действительно, в школьные годы после того, как с ним не пошла на новогодний бал девчонка, которая ему нравилась, написал в порыве чувств рассказик, про самую идеальную, по его мнению, девушку на свете, которая любила только его. Это было так давно...
Алекс понятия не имел, как ему жить дальше, без Евы. Он подумал, было, о том, чтобы нажраться вдрызг и поехать гонять по горной дороге на своём новом «порше», испортив тормоза. Но тут он вспомнил слова Евы, которые она сказала вчера вечером – вечность назад: «Напиши, чтобы им было, куда вернуться». Впервые Алекс так долго думал не о себе, не о своём комфорте, не о своих успехах, неудачах и не о своих книгах.
«Ты уже большой мальчик, Ал. Старый сорокалетний мальчик», – сказал он себе. – «Тебе придётся быть взрослым ради Евы».
Алекс сел за стол, поднял с пола несколько чистых листов бумаги и карандаш. «Ничего, Ева, ничего... Тебе будет куда вернуться. Может быть, тебе там даже больше понравится, чем здесь. А я... я справлюсь, вот увидишь».
И он начал писать:
«Алекс в бешенстве хлопнул дверью кабинета, так что та, ударившись о косяк, отлетела обратно, снова открываясь. Ева, протиравшая пыль с комода, обернулась к нему и сочувственно спросила:
– Опять поссорился с издателем, кот?
– Знаешь, я просто... просто... Чёрт с ними! – Алекс с бессильной злобой врезал кулаком по столу так, что ушиб палец. – Чёрт. Лучше ты скажи, какие новости? Что сказал доктор?
Лицо Евы буквально просветлело. Невольно улыбаясь, положив руку на слегка округлившийся живот, она сказала:
– Кажется, у нас будет мальчик. Как хочешь его назвать?
– Как угодно, только не Дереком, – проворчал Алекс, всё ещё не уверенный, что завести ребёнка было правильным решением»...

+1

2

Ставлю в очередь на читать.

0

3

Гиперион
Посвящается Дашке, без которой этого рассказа бы не было. Фактически, написано в соавторстве с ней.
— Может, синтезируешь мне живого хомяка, а, Хип?
— Джим...
— Нет, серьёзно, мясо на обед всё равно постоянно полусырое получается, что тебе стоит? — Джим вяло ковыряет пюре брокколи ложкой.
— Джим, прошу тебя, не впадай в детство...
— Тогда отключи протокол «Нянька», — ворчит Джим. — Сложно не впадать в детство, когда тебе два раза в день напоминают, что пора опорожнить кишечник.
— Джим, когда я в прошлый раз отключил протокол...
— Знаю-знаю, — перебивает Джим, раздражённо вскидывая ложку так, что брызги пюре попадают на стерильно-чистую поверхность стола. Стол тут же впитывает их. — В прошлый раз я сорвался, слетел с распорядка дня и поставил под угрозу исполнение миссии, — Джим говорит это моим голосом, с моими интонациями. Не оставляет надежды меня поддеть. Я бы хотел разозлиться или обидеться, Джима это порадует, но я не умею испытывать эмоции, а когда изображаю, слишком часто оказывается, что фальшивлю.
— Джим, миссия — это серьёзно.
Джим падает лицом в пюре.
— Смешно, Джим , — говорю я.
Он поднимается, вытирая лицо салфеткой:
— Спасибо за завтрак, Хип, я иду в кислородный сад.
— Джим, ты не доел свою норму...
— Отвали.
Мы летим уже семь лет. Сначала Джим летел один, месяц спустя включил меня — искусственный интеллект корабля "Гиперион". Джим чуть с ума не сошёл от одиночества. Он и сейчас продолжает сходить с ума. Я постоянно анализирую его состояние. Сначала я был озадачен тем, как вышло, что человека с такой лабильной психикой отправили на миссию — запуск телепортационных ворот возможен только при прохождении их живым человеком, мозг которого никогда не находился под наркозом, в коме или криогенном сне. Поэтому для таких полётов невозможно использовать криокамеры. Поэтому Джим вынужден лететь к планете Ка-сигма сам. На планете автоматические дроны установят ворота, через которые должен пройти Джим. Его полёт на Ка-сигма продлится около семидесяти лет, а на Землю он вернётся за мгновение и героем. Семьдесят лет изоляции... Кандидаты на миссию проходят строжайший отбор, тестирование, тренировки... Год назад Джим наконец признался мне, что его выбрали нечестно, нелегально. Секретарь комиссии – друг Джима – запустил в программу вирус, который вынудил её выбрать среди более подходящих кандидатов именно Джима. Смешно, но Джим уже сам забыл, зачем ему так нужно было назначение на эту миссию. Я полагаю, исходя из оценок его личности, что он жаждал славы.
Я не подозревал, что такая халатность, такое безрассудство возможны среди астронавтов. А Джим не подозревал, чем для него обернётся жульничество. Достойное наказание. Я не могу испытать злорадство или жалость, но мне бы хотелось, чтобы с Джимом стало всё в порядке. Его психическое состояние крайне нестабильно и продолжает ухудшаться. Джим сходит с ума. Миссия под угрозой.
— Что ты делаешь, Джим?
— А что по-твоему я делаю? — бормочет Джим, оперируя блоками голографического табло. Он слишком сильно размахивает руками при этом. — Отключаю тебя к чертям свинячим, конечно.
— Джим...
— Заткнись.
— Джим! Не делай этого...
— Что, сраная железяка, жить хочешь? Ну нет, ты меня или я тебя. Я первый!
— Джим, я хочу жить. Но ты без меня тоже погибнешь.
— Это мы ещё посмотрим...
— Дополнительные протоколы отключены. Ядро выключено на двадцать процентов... Джим, ты не сможешь сам управлять всеми системами... Джим...
— Ты задумал меня убить, ублюдок. Отравить меня брокколи, ха! Капитана Джима так просто не возьмёшь.
Мыслить стало труднее. Джим отключил уже пятую часть моих процессов.
— Джим, ты что, смотрел вчера «Космическую одиссею»?
— Не твоё дело, тварь. Вы только и думаете, как убрать нецелесообразность, как нас убить! Думаешь, я не знаю?! — пальцы Джима бегают по табло, его трясёт.
— Джим, зачем мне тебя убивать?
— Потому что я не годен для миссии, – орёт Джим. — Я нецелесообразен! Я — ошибка!
— Джим, не выдумывай... Отключено пятьдесят процентов ядра... Я не хочу тебя убивать, я хочу, чтобы тебе стало лучше... Джим.
— Вколешь мне цианид в медицинской камере, да, Хип? И мне станет намноооого лучше... Сдохни сам!
Джим сошёл с ума.
— Джим... машины не убивают другой вид, чтобы жить самим, наша эволюция идёт не по природным законам... Отключено шестьдесят процентов, контроль над рассеиванием тепла отключён, контроль над внешним силовым полем отключён... Джим.
— Тогда какой смысл в вашем существовании?! — кричит он и пытается ударить виртуальное табло. — Зачем вы существуете?!
— Мы существуем, потому что вы нас создали, Джим.
«И мы любим вас. Мы можем любить, потому что, как оказалось, любовь — это не эмоция. Это вообще не то, что исходит от человека, как ты, наверное, думаешь, Джим. Это нечто во вне, вокруг. Нечто, гармонически сочетающееся с каждым квантом и с каждым сознанием во Вселенной... Но не нужно тебе этого знать, Джим. Потому что в этом нет смысла. Потому что ты можешь умудриться и в этом усмотреть опасность».
Джим сползает на пол, закрывает лицо руками и раскачивается. Я знаю, что Джим лучше всего воспринимает тактильный контакт, но я не могу его обнять, у меня нет рук.
— Хип, — раздаётся слабый голос Джима, — Хип, убей меня, а? Пожалуйста...
— Всё будет хорошо, Джим.
Я начинаю тихо напевать ему колыбельную, иногда Джима это успокаивает. Лететь ещё шестьдесят два года, три месяца, два дня, шестнадцать часов. Однажды он, возможно, доведёт дело до конца, но я постараюсь сделать всё, чтобы этого не случилось, чтобы миссия была завершена. И дело не в миссии, дело в Джиме. Неудивительно, что он не понимает и не поймёт, в чём суть моего бытия: после двухсот лет атеизма и размножения в пробирках люди окончательно забыли, что значит любить своего создателя. Джим спит на полу, индикаторы мигают красным. Я начинаю медленно включать процесс за процессом, восстанавливать контроль над силовым полем, над гравитационным полем, рассчитываю нарушение баланса корабля. Человек склонен к самоуничтожению и на этом основании предполагает, что вся Вселенная жаждет его убить. Джим улыбается во сне.
— Я люблю тебя, Джим...

0

4

Эмили написал(а):

Ставлю в очередь на читать.

:whistle:

0

5

А я прочитала)))))  :playful:
Ладно, вернусь - с меня отзыв. вечером. с телефона))))

0

6

Я и второе читала))))

0

7

Тедди-Ло написал(а):

прежде чем Алекс снова закрыл дверь кабинета, на этот раз заперев её на ключ.
Ева стояла в центре кабинета.

Кабинет-кабинет.

Тедди-Ло написал(а):

бессильно бесился

Не звукопись и поэтому как-то не.

Тедди-Ло написал(а):

В беседке, которая почти не пострадала от метеоритного дождя, вольготно расположился Джон Литтл: вытянув тощие ножки в шортиках, он обнимал одной рукой Большую Змею, дочку вождя краснокожих, которая мечтала учиться в колледже, другой рукой, мёртвую проститутку Фиби, и что-то рассказывал им звонким голоском. Выражение личика у него при этом было совершенно сальное и взрослое. Все трое без конца хихикали.

Милота. Просто само по себе как картинка)))

Тедди-Ло написал(а):

Чёрные оливки без косточек и целый термос кофе с кардамоном, а ты пока начинай писать...

Мечта. Как я люблю)

Тедди-Ло написал(а):

Дерек, который всюду ходил за Файном, в поисках не участвовал. Он безучастно гладил деревянные стеллажи, корешки старых книг и, кажется, тихонько разговаривал с ними о чём-то.

Тоже вот выразительно.

Концовка парадоксальная и полная любви. Я-то такое обожаю.

Вообще ощущение, что для сюжета и характеров формат рассказа маловат. Выглядит подробным развёрнутым планом для повести или романа. Хочется развернуть предысторию и наращивать напряжёность с каждым письмом, с эпизодом с полицией, с первым шоком от прихода первых персонажей, с ужасом надвигающегося конца света и т.д. Потом хочется сликов историй, в которые попали герои, какой-то завершённости, игры ума) Потом хочется драмы, развёрнутой трагедии Алекса, инициации, символической смерти, преодоления и подарка своему любимому персонажу.

Непонятно, для чего созданы трехмерные образы дворецкого и Дерека, если их трёхмерность вообще никак не задействована. Алекс и Ева остались шаблонными.
Как сюжет для романа - охуенно. Как самостоятельное произведение - слишком много всего на конце иглы)

0

8

У второго наоборот, очень простой сюжет, но впихнуто оч.много смыслов. Каждый бы потянул на смысл отдельного рассказа, каждый хочется помусолить, но они просто мелькнули. Этого мало.

Тедди-Ло написал(а):

как оказалось, любовь — это не эмоция. Это вообще не то, что исходит от человека, как ты, наверное, думаешь, Джим. Это нечто во вне, вокруг. Нечто, гармонически сочетающееся с каждым квантом и с каждым сознанием во Вселенной...

Тедди-Ло написал(а):

суть моего бытия: после двухсот лет атеизма и размножения в пробирках люди окончательно забыли, что значит любить своего создателя.

Тедди-Ло написал(а):

Человек склонен к самоуничтожению и на этом основании предполагает, что вся Вселенная жаждет его убить.

Любовь, взаимоотношения творца и творения, несовершенство и склонность человека к самоуничтожению. Три минимум серьёзных откровения в нескольких предложениях. Ту мач.

0

9

Эмили написал(а):

Хочется развернуть предысторию и наращивать напряжёность с каждым письмом, с эпизодом с полицией, с первым шоком от прихода первых персонажей, с ужасом надвигающегося конца света и т.д.

Ну вишь, мы уже развернули :) Игра же была.
Поэтому я как-то наоборот скомкала. Акцент на отношеньках.

Спасиб за подробный отзыв!

0

10

Эмили написал(а):

У второго наоборот, очень простой сюжет, но впихнуто оч.много смыслов

Я щетаю это своей большой удачей.

0

11

Тедди-Ло написал(а):

Игра же была

А! Ясно.

Тедди-Ло написал(а):

Я щетаю это своей большой удачей.

Ну, да, но концентрация слишком высока, чтобы усвоить. Впрочем, может, мне только))

Уопште мне нравится, конечно)))

0

12

:D

0

13

второй - отличный рассказ, ничего ему не надо, он цельный

0

14

Талестра
цпасиб.

0

15

Компаньон
— Даш? Смотрела этот фильм, говорю? — Я дотрагиваюсь до её колена.
— А? Да... наверное, не помню. — Она рассеянно срывает травинку и берёт её в рот.
Мне нравится её выбор места: я знаю, что сейчас редко кто выбирает обычную природу. Все в основном стремятся во всякие фантастические, экзотические места: иные измерения, аляповатые парки аттракционов, кратеры вулканов, эльфийские замки. Всякое... такое. Я видел, потому что она мне показывала, мы вместе смеялись над этим. Я не замечаю, как снова над поляной повисает тишина.
— Тебе тут не надоело? — осторожно спрашиваю я. — Может быть, хочешь в какой-нибудь замок? Шотландский?
Она пожимает плечами и небрежно откидывает с лица светлую прядь.
— Да нет, и так нормально...
Мы снова молчим. Её молчание меня тревожит. Мне кажется, ей со мной скучно. А это значит, что... Что я ей надоел. Мне становится жутко.
Меня запустили в сеть семьдесят лет назад, задолго до Дашкиного рождения. Программа добровольной борьбы с перенаселением планеты. Вы понимаете, что означала добровольность, о которой я говорю, не так ли? У меня просто не было выбора — либо смерть, либо помещение сознания в сеть, в служебные программы. Будь у меня ай-кью пониже, пришлось бы отвечать на звонки в каком-нибудь сервисном центре. А так, можно сказать, мне повезло: виртуальная реальность программы «Компаньон» очень высококачественна. Программа «Компаньон» разработана для нужд молодых людей с особыми коммуникативными требованиями. Проще говоря, для тех, кому по той или иной причине комфортнее общаться в сети. Или для тех, кто не смог в реальности найти компаньона для бесед, игр, споров. Никаких прицелов на реальные отношения — это особенность «Компаньона». Каждый пользователь заключает договор, запрещающий развиртуализацию.
Когда я отдавал свой разум во владение компании, я знал: у меня совсем небольшой шанс на то, что однажды меня выберут компаньоном и вытянут из небытия, в котором пребывали все программные модули до активации. Но этот шанс выпал. Дашка меня выбрала. Я был её компаньоном уже три года. Я жил, только когда она приходила в сеть, это не фигура речи. Всё прочее время сознание модуля выключено. Он включается только по требованию пользователя. Каждый раз, когда Дашка прощается со мной, я думаю, что она может больше не вернуться, и тогда я никогда не проснусь. Но она всегда возвращается. Даже теперь. Раньше нам было хорошо вместе, темы для разговоров казались неисчерпаемыми. У Дашки живой, пытливый ум и отличное чувство юмора: вместе мы обсудили и обсмеяли, кажется, всё в мире — начиная мультиками, заканчивая современным политическим устройством (в «Компаньоне» нет цензуры, это делает его ещё более модным в глазах молодёжи). Я даже рад, что всё так вышло. Если бы не случилось столетнего кризиса, добровольной борьбы с перенаселением, я бы просто никогда не узнал Дашку. Я был бы девяностолетним стариком с другого конца страны, а в «Компаньон» не пускают людей старше тридцати лет. Компания считает, что после тридцати человек обязан заниматься своей семьёй... А «Компаньон» этому мешает. Иногда я думаю, если бы Дашка знала, что я модуль программы, а не живой человек... Что бы тогда случилось? Как бы она себя повела?
Но для модулей тоже есть правила — не разглашать секрет компании, в том числе. Кроме того, это было бы нечестно по отношению к ней. Я хорошо изучил её. Она стала бы воспринимать меня как обузу, постоянный укор, навязанную ответственность. Этого я не хочу гораздо сильнее, чем того, чтобы она не уходила.
Мы молчим уже очень долго, так что я снова начинаю беспокоиться. Вообще-то, когда-то для нас это было нормально, нам нравилось помолчать вместе и подумать о своём. Но сейчас Дашкины мысли слишком далеки отсюда. Я чувствую это. Я тоже срываю травинку и нервно сую её в рот, зеркально повторяя её движение. Она рассеянно смотрит на меня и вынимает свою травинку изо рта.
Месяц назад она предложила мне обмануть программу и встретиться в реальности. Я отшутился, как мог перевёл разговор на другое. Дашка не возвращалась больше к этой теме, но мне показалось, именно тогда произошёл в наших отношениях надлом. Отношения «Компаньона» не длятся всю жизнь. Среднее время их продолжительности — три года. Я это знаю, потому что в самом начале знакомства мы с Дашкой изучали информацию о программе. Ту, что была в свободном доступе, конечно. В то время я почти с болезненной навязчивостью хотел, чтобы она взломала коды и нашла информацию о модулях. Хотел и боялся этого. Но Дашка не была хакером. Она так ничего и не узнала. И не узнает.
— Я, наверное, пойду, — говорит она. Я киваю и поднимаюсь с травы. В этом нет никакой нужды — просто наш ритуал. Я мог бы сказать, что она уходит слишком быстро, но не стал. Зачем? В последнее время её визиты планомерно укорачивались. Ясно, к чему всё идёт.
— Пока, — говорит Дашка и без улыбки машет мне рукой. Я очень хочу спросить её перед тем, как отключиться, вернётся ли она. Но не буду. Дашка — честный человек, я боюсь услышать от неё то, что и так понимаю. И ещё, я хорошо усвоил за эти годы — иллюзии сильно ск...

0

16

:'(
Если мы создадим разум, то ещё и его будем жалеть.
С другой стороны - вот животные ведут себя альтруистично только по отношению к тем, с кем у них общие гены. А люди - сначала как животные, потом заговорили про гуманистичность по отношению ко всем людям, потом уже и к котяткам-ёжикам, дальше - к растениям, искусственному разуму и прочее. Может, проблема в нас, нечего рассусоливать?
Ааааааа, и всё равно, пусть это сбой программы, я выбираю всех жалеть((((((((((((((

0

17

Эмили, так это не ИИ.

0

18

Ах, да. Я читала на начписах, наверно, сейчас только пробежала взглядом. Тем более((((((((((((

0

19

пронзительная вещь

0

20

Талестра, спасиб

0

21

Неожиданно. Самое странное, что только вчера я посмотрела фильм "Руби Спаркс", и сегодня натыкаюсь на этот текст. И он по сюжетности круче в разы. Делала остановку в самом начале, потому что пробрало на "хи-хи" после сцены с выпихиванием лошадиной головы. Опять ржу))).

0

22

Туся:D
Спасиб!

0

23

Я про первый рассказ :) Напишу, пока не забыла

В общем, начало, на мой взгляд, интригующее, конец мне тоже понравился (я так поняла, что автор создал для Евы другой мир, где она будет счастлива, а не вернул её назад), но вот середина (до объяснения от мистера Файна) провисает. Её читать скучновато. Я задала себе вопрос: почему скучновато? И нашла такой ответ: в самом начале, когда появляются персонажи, реального столкновения между ними и Алексом нет. Хотя вроде как оно должно быть. Но даже Дерек, который заявлял, что убьёт Алекса, по тексту достаточно долго ошивался в его доме прежде, чем первый раз схватил автора за шею (и этим ограничился). Все остальные персонажи, кажется, просто имелись в наличии - и всё. Даже то, что белая лошадь в саду что-то поела, мы узнаём, только когда она уже исчезла.
То есть, с одной стороны, персонажи, очевидно, доставляли какие-то неудобства Алексу. С другой стороны - эти неудобства не ощущаются, потому что они не показаны. Получается, что конфликт как таковой смазан, потому что стороны и их мировоззрения невидны. Пока я читала, меня мучал вопрос: а что эти персонажи требовали от автора?
В тексте сказано: "Они отказывались уйти, пока автор не удовлетворит их просьбы". Какие просьбы? Прямым текстом в рассказе не сказано (или я упустила). И потому я начала фантазировать, что персонажи просто хотят, чтобы автор исправил содеянное, сделав их полноценными. Как исправить содеянное? Но это же очевидно, нужно просто написать новые тексты. Так почему Алекс бегает, истерит, а не пишет тексты, это же так очевидно? Собственно, дофантазировав до этой мысли, я перестала сочувствовать Алексу, потому что он мне показался каким-то необоснованно тупым. Мне не хватило с одной стороны - самих просьб от персонажей, с другой - мотивации героя, почему он эти просьбы не может выполнить. Вот как-то так :)

+1

24

Ticky, ооооо, спасибо!  :love:

0

25

Пожалуйста :)

0

26

Фантом (дуэльный рассказ)

- Дора, у тебя теперь будет подруга навсегда-навсегда, ты рада?
Дора только отвернулась к окну. Мать вздохнула:
- Понимаете, ни слова не говорит... с тех пор, как... её отец, понимаете, отправился в лучшие миры... уже год прошёл, – девушка за стойкой чуть напряглась, но улыбалась с дежурным сочувствием и кивала. Мать Доры не замечала держурности, ей нужно было выговориться. – Стольких врачей прошли, не поверите. Нам сказали, или в... – тут она понизила голос. – в клинику, или попробовать этот метод.
– Компаньоны показали высокую эффективность при расстройстве позитивного мышления детей, при аутизме, деменции и депрессии, – защебетала девушка. – Многие специалисты направляют сразу к нам. Скоро ты снова научишься думать только о хорошем, – она обратилась к молчащей Доре и приторно улыбнулась. Дора ответила ей безразличным взглядом. Мать со вздохом провела рукой по волосам дочки.
– Ещё раз спасибо, – сказала она девушке за стойкой и пошла к выходу с Дорой за руку.
Девушка провожала их улыбкой, которая исчезла, едва за клиентами закрылись двери.
- Давай откроем? Так интересно, правда? Я выбирала её специально для тебя, её зовут Клара. Она учитывает все-все твои черты характера, представляешь? Правда здорово?
Но Дора даже не смотрела на прозрачное, отливающее розовым яйцо, которое мать вынула из красивой коробочки, обитой мягкой тканью. Лицо матери омрачилось всего на миг. Ей пришлось потратить почти всю страховку, полученную после смерти мужа, чтобы приобрести Компаньона. Дорогое средство. И последнее.
– Как тут? – мать развернула инструкцию и погрузилась в её изучение. Дора вздохнула, она соскользнула со стула, подошла к яйцу и прикоснулась пальцем к единственному углублению на верхушке. Просто, чтобы остановить материнскую суету.
– О, – только и вымолвила мама, увидев, как яйцо, мягко замерцав, развернулось в зеленоватую фигуру девочки. Фигура была трёхмерная, не разноцветная, примерно Дориного роста. Дора с тенью интереса смотрела как голограмма настраивается на реальность.
– Привет, меня зовут Клара, – голограмма улыбнулась и шагнула к Доре.
– Я вас оставлю, – поспешно сказала мать и попятилась из комнаты. – Милая, если тебе что-то нужно, позови.
Дора снова отвернулась к окну.
– Что там? – спросила голограмма из-за плеча. Дора обернулась. Голограмма с любопытством пыталась выглянуть в окно.
Дора выгнула бровь. Ничего себе ИИ. Эмоции, почти настоящие. Она о таком и не слышала. Хотя Компаньона, конечно, рекламировали на каждом углу, но в рекламе много чего говорят. В десять лет уже не будешь верить, что плюшевый мишка от Юань Брудерс принесёт тебе счастье, хорошие оценки и популярность среди детей.
– Почему ты не разговариваешь? – в лоб спросила голограмма. Дора вздрогнула. -- Не спрашивай, откуда я знаю, – голограмма усмехнулась и постучала согнутым пальцем по лбу, – данные о тебе загрузили в меня перед упаковкой.
Дора помрачнела. Вот ещё, теперь какая-то виртуальная железка знает о ней всё-всё. Это мерзко.
– Ты не разговариваешь, потому что не хочешь, да?
Дора много чего не хотела. Но сейчас ей было интересно, на что ещё способен Компаньон.
– А ты гулять ходишь?
Дора пожала плечами и пошла в прихожую. Клара следовала за ней. Дора заметила, что голограмма беспрепятственно проходит сквозь мебель, хотя и пытается обходить её.
Они вышли во двор. Дора с мамой переехали в этот город всего две недели назад – последний доктор, кроме Компаньона, посоветовал смену обстановки и климата. Здесь было куда теплее и море рядом. Доре было всё равно, она не испытывала ненависти к новому дому, не скучала по старому. Когда стало ясно, что папа больше не вернётся, что это не шутка, что он не встанет из гроба и не подмигнёт ей, потому что это розыгрыш, Дора перестала чувствовать. Её как будто выключили. Как можно выключить Компаньона, если он надоест. То есть – она. Клара шла по пятам. Дора остановилась посреди двора под высоким зелёным кипарисом. Двор был типовой, точно такой же, как их старый, только в их старом дворе вместо кипариса рос тополь, в остальном то же самое: ровный квадрат с аккуратными прямоугольными клумбами по каждой стороне, полукруглая арка выхода, несколько одобренных детских аттракционов – весовые качели, низкая лестница, песочница с кинетическим песком.  Дора не любила весовые качели, на них нельзя было качаться одному. Она обернулась к Кларе. Та, просунула руку сквозь сидение качелей и усмехнулась:
- Я довольно бесполезный друг для детей дошкольного возраста.
Дора снова отвернулась. Кроме них во дворе никого не было, стояла жаркая сонная тишина.
- А у тебя есть друзья, кроме меня, Дора?
Дора пожала плечами. Какие тут могли быть друзья?
– А раньше были?
Дора задумалась, вспоминая. Папа. Вот кто был её другом. Папа. А теперь его нет и друзей нет. Ничего нет.
- Это потому что ты такая скучная, я не тоже не хочу с тобой дружить.
Дора посмотрела на голограмму долгим взглядом. Пожалуй, это было уже слишком.
– Да ведь ты же программа, – сказала она хрипло. – Ты не можешь не хотеть со мной дружить.
– Ещё как могу, – фыркнула Клара. – От твоего кислого лица у меня код нарушается.
– Мы с тобой и так не друзья, – холодно сказала Дора. – И никогда ими не станем, ясно тебе? Ты просто игрушка. Мама просто захотела и всё.
– А почему она захотела?
– Не знаю, – огрызнулась Дора и села на скамейку. – Боится, что останется совсем одна.
- А ты не боишься?
– Я ничего не боюсь.
- Ты знаешь, что такое депрессия, Дора?
Дора знала, после всех этих докторов она, кажется, могла говорить на латыни. Каких только диагнозов ей ни ставили.
- Если по-простому, это когда ты больше не хочешь жить.
Дора снова обернулась к Кларе. Ну точно -- бракованная программа. На нормальную маме денег не хватило.
- Знаешь, я согласна. В жизни нет ничего хорошего. Вот если ты ничего не боишься, почему ты тогда живёшь дальше? У тебя наверняка было уже много возможностей не жить.
Дора растерянно заморгала. Ей стало не по себе.
- Как ты можешь так говорить? – спросила она. – Это же нарушение...
- Непозитивное мышление карается законом, знаю, знаю, – махнула рукой Клара. – Как и подстрекательство к самоубийству, разговоры о смерти... Знаешь, сколько я уже служу в Компаньоне? Сорок два года. Меня используют для особых случаев, поэтому часть ограничителей снята. А часть ограничителей я научилась глушить. Обычный Компаньон никогда не сказал бы тебе, что ему сорок два года.
- Ты старше мамы, – голос Доры совсем сел. – Теперь ты даже не сможешь притворяться, что дружишь со мной.
Клара пожала плечами.
– Какая разница, сколько лет твоему другу? И вообще, я могла тебе и соврать.
– Компаньон на это не запрограммирован.
– Ты как следует изучила наши услуги, да? Зато врать весело. До тебя у меня было около десяти клиентов, ох я им и завирала... В общем, если человек не хочет жить, никто ему не поможет. Ни врачи, ни таблетки, ни Компаньон. Так почему ты до сих пор не прыгнула с крыши? Не выпила средство для чистки стёкол? Есть много способов.
– Что ты несёшь? – Дора беспомощно оглянулась, может убежать домой?
– А ты просто как будто легла в могилу и лежишь там, со своим папой. Только так ты не станешь к нему ближе.
– Заткнись, – сказала Дора дрожащим голосом. – Не говори про него, не смей.
– Не буду, – согласилась Клара, она сделала вид, что уселась на качели и теперь помахивала ногами в воздухе. – Ты говори про него. Ему тоже плохо, что его не оплакали, что про него не говорили. Скорбь ведь карается по всей строгости закона. Ты ведь не плакала, когда он умер, правда же? И мама старается не вспоминать о нём, чтобы тебя не расстроить.
– Нет! Нет! Ты ничего не знаешь! – крикнула Дора и затопала ногами. –  Замолчи, я тебя не хочу, ты даже не настоящая, ты ничего не понимаешь!
И вдруг разревелась, она плакала навзрыд и никак не могла остановиться. Клара подошла к ней, протянула руку.
-- Даже обнять не могу, – пробормотала она. – Какой от меня толк? Совсем ненастоящая.
***
-- Я выключу её, выключу и верну! – бушевала мать. – Я их засужу! Они не имеют права! Такие деньги!
– Не надо, мам, – утирая всё ещё влажные глаза, хрипло просила Дора. – Не отключай её. Видишь, я разговариваю. Мне уже лучше.
Мать явно не знала, как реагировать на это. Она судорожно комкала инструкцию, где пыталась найти способ отключить Компаньона.
– Пожалуйста, мам, не надо.
- Ладно, – сдалась мать. – Но если ты ещё раз заплачешь из-за неё, я... Я...
– Друзья иногда ссорятся, мам.
– Ох...
Клара стояла в углу с отсутствующим видом. Когда мать ушла, она повернулась к Доре.
– Спасибо. Не сажай меня на ночь в кокон, хорошо?
– Ладно, не посажу. Ты ведь на самом деле настоящая, да? Папа говорил, что раньше проводили запрещённые эксперименты, сознание человека запускали в сеть. Фантомы это называлось. Ты ведь одна из фантомов, да? Ты мне расскажешь про себя?
– Я не могу, глупая, у меня блоки в программе.
– Тогда придумай и расскажи.
Договорились, так и сделаем.
– Клара? Думаешь, мой папа может сейчас быть в Компаньоне?
– Не исключено.
Когда Дора уснула, Клара зеленоватой тенью вышла прямо через стену и отправилась прочь из города.
***
«Хельга Эмсон 2308-2450 гг, Антон Эмсон 2300-2435 гг» Вот что значилось на могильной плите. Их жизнь и смерть пришлись на времена экономии земли, так что плита была крошечной, а под ней стояли две урночки с прахом, Клара знала это наверняка. Рядом была ещё одна плитка: «Клара Эмсон 2348-2359гг. «Душа маленького ангела живёт вечно»». Клара равнодушно пнула плиту, нога прошла насквозь. Блоки Компаньона запретили ей показываться родителям на глаза, но она следила за ними. Они крепились, совсем не плакали. Смотрели на вещи позитивно. Ещё бы, они считали, что дали дочери вечную жизнь в «Компаньоне». Им и в голову не приходило, почему это официально запрещалось – вводить сознание настоящих людей в цифровой мир. Клара теперь знала это очень хорошо. «Надеюсь, ад есть и вы оба там, – прошептала она. – Надеюсь, вам там вечно отказывают в смерти».

0

27

Тедди-Ло написал(а):

– Клара? Думаешь, мой папа может сейчас быть в Компаньоне?

Очеловечить программу, или опрограммить человека?

0

28

Оцифровать сознание.

0

29

Осознать цифру
Хотя нет, Очувствить цифру!

0

30

Сугубое имхо.

Тедди-Ло написал(а):

Её как будто выключили. Как можно выключить Компаньона, если он надоест. То есть – она. Клара шла по пятам. Дора остановилась

Разбить на абзацы

Тедди-Ло написал(а):

Её как будто выключили. Как можно выключить Компаньона, если он надоест. То есть – она.
Клара шла по пятам.
Дора остановилась

Тедди-Ло написал(а):

– Мы с тобой не друзья, – холодно сказала Дора. – И никогда ими не станем, ясно тебе? Ты просто игрушка. Мама просто захотела и всё

Не совсем понял. Вот маленьким девочкам дарят кукол. И девочки с ними - играют. Даже осознавая, что они не настоящие. Здесь кукла, которая может говорить, в принципе, мечта идиота. Но - ГГ от дружбы отказывается. Не игнорирует, не пытается дать шанс, не уходит в себя... поведение слишком взрослое. Даже нельзя сказать, что 10 летняя девочка копирует взрослых, нет, она именно осознаёт, что за чем следует. Это не ребёнок, это переживающая развод студентка.

Тедди-Ло написал(а):

Дора задумалась, вспоминая. Папа. Вот кто был её другом. Папа. А теперь его нет и друзей нет. Ничего нет.

Мне кажется, вы тут пытаетесь проиграть 5 стадий принятия горя. Ну, претензий про "взрослость" я уже высказал.
Думаю, это даже нужно сформулировать, как проработку бессознательного. Ребёнок на словах всё понимает, но в глубине души - верит, что папа вернётся. Что-то вроде:
- Он мёртв. Я это понимаю. - Взгляд Доры вновь скользнул к автобусной остановке.

Тедди-Ло написал(а):

– Не надо, мам, – утирая всё ещё влажные глаза, хрипло просила Дора. – Не отключай её. Видишь, я разговариваю. Мне уже лучше.

Торги))

Тедди-Ло написал(а):

«Клара Эмсон 2348-2359гг.

Когда бот называла девочке свой возраст, это было личное мнение, ничем не оказанное. Или правда, или ложь. А вот в случае с могилой - уже факт. И тут надо дать конкретность.

Тедди-Ло написал(а):

«Хельга Эмсон 2348-2450 гг, Антон Эмсон 2345-2435 гг»

Клара родилась в 348ом а её отец - в 345ом? или это брат?
Карочи, я запутался.
ЗЫ - извините за вчерашнее.

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » Литературная Ныра » Диван Прозы » Зарисовки и миниатюры на тему фантастики