Статус: ВСЁ
Рейтинг: думаю, маленьких детей здесь всё равно нет
Объём: миди, 28 страниц ворда почти впритык, в жж не лезет, ясдох
Warning: имеются в обилии драма, чуйства, рефлексии и глубокий внутренний мир (в том числе - авторский); не имеется - экшена, боёвки и однородного повествования. Имеется нарушение половой свободы человека, но без порнографии) Осмысленности с прошлого раза стало не сильно больше.
Сеттинг: generic фэнтези, имеет очень непрямое отношение к Саге об Изумрудном Мече, что роли всё равно не играет.
«Мы убегаем от берега, но вернёмся обратно», – пели волны.
«Мы провожаем отлив и встречаем прилив», – шептали скалы.
«Когда мы насытимся морем, то прилетим назад», – кричали чайки.
«Завтра я снова буду с тобой», – улыбалось солнце.
«Ночной бриз вновь и вновь будет склонять наши упрямые спины», – кивали былинки, которые держат корнями песок.
И только дорога не лгала о том, что мир уже не будет прежним.Южный ветер приносит дожди и дурные вести. Так говорят. А ветер с востока ведёт путников к дому. Подавленные, усталые, несут они на себе нехитрый скарб, не перекинутся и словечком – но глаза смотрят вперёд, в будущее, в мир надежды и безопасности. Позади – пламя, позади – кровь. Пусть былое минует, и да хранят нас добрые боги. Чернокожий старик уверенно торит путь сквозь переплетение стеблей и лиан, русоволосый подросток держит подол его плаща, а за ним цепочкой – дрожащая женщина, девочка в серой накидке, мальчик с исцарапанным лбом. Худой, низкий мужчина замыкает колонну и тревожно всматривается в насмешливую непроглядность джунглей, и зловещие шорохи как будто всё ближе…
Но дикий лес расступается, и люди бредут теперь в зарослях травы, которая скрывает младших детей с головой, колышется, как морские волны. Впереди темнеет гряда холмов – хребет спящего дракона. Чернокожий старик щурится на усыпанное звёздами небо. Ночь светла и беспредельна. Пути как будто нет конца, и девочка тихонько хнычет в рукав. Но земля под ногами идёт постепенно вверх, трава делается ниже и реже, и тогда старик останавливается.
– Мы почти пришли, - говорит он, и женщина падает на колени и плачет.
– На той стороне холма есть хижина, – говорит он, но тут подросток дёргает его за плащ. Мужчина, с рюкзаком наперевес, заслоняет жену и детей. Старик устало кладёт ладонь на рукоять мачете. Навстречу им с холма сбегает огонь.
У огня длинное факельное древко, которое плывёт невысоко над травой, ничуть не скрываясь. Искры летят во все стороны, как багровые светляки. У огня необычный гранатовый оттенок, и когда детская фигура факелоносца встаёт перед путниками, диковатые отблески пламени играют в его глазах. Старик неодобрительно качает головой:
- Тебе не стоит уходить одному. Здесь бывает опасно.
Но его спутники уже побросали тюки наземь и спешат поприветствовать знакомца. Ночь звенит от возгласов радости и узнавания. Мальчишка держит факел в вытянутой вверх руке и смирно стоит, позволяя женщине обнимать себя. Старик вытаскивает из-за пазухи длинную курительную трубку и задумчиво оглаживает её костлявыми пальцами. Искры уносятся ввысь.***
Они были добрыми, эти люди, хоть и жили на самом краю города, в доме мрачном и загадочном, как хижина колдуна. А ещё на их крышу ронял густую тень старый чинар, в ветвях которого удобно было прятаться от жары и непогоды. Сама судьба распорядилась так, что однажды хозяин, встревоженный шорохом на крыше, обнаружил там оборванного чумазого мальчишку и назвал его Тарик. Конечно, поначалу он пытался вызнать, откуда взялся этот ребёнок и какое имя получил от родителей, но тот укрылся на дереве и разговаривать не стал. По-южному смуглый, темноглазый, чертами мальчик походил на жителей Эльнора, но в приморских городах давно уже перемешивались народы и традиции, и далеко не всегда внешность могла многое раскрыть о человеке. Карам, а именно так звали хозяина, принял ситуацию со смирением. «Наш гость, верно, сирота, – говорил Карам жене. – Думаю, у него есть причины прятаться». Саадат, жена, молча кивала. В ту пору на морях становилось неспокойно, ходили слухи о новом нашествии демонов. Тарика оставили на крыше.
В дом мальчик так и не пошёл, большую часть дня пропадал где-то в городе. Саадат оставляла ему еду и старую одежду, а перед сном молилась о нём Господину Штормов. Тарик тем временем забирал то, что мог унести, и снова скрывался под кроной чинара. Дети Карама, Адильфар и Инес, не раз пытались с ним подружиться, но Тарик не спешил отвечать на их выкрики. Влезть же наверх по прямому и гладкому стволу, чтобы нанести визит первыми, оказалось непосильной задачей даже для Адиля. Впрочем, иногда брат с сестрой замечали во время игры, как жадный взгляд следит за ними из-под ветвей.
Они были добрыми людьми, но для него – всё равно чужими.*********
А когда весна уже близилась к исходу, в Торальд прибыл учитель Тендай. Он был знаменитостью в бедных кварталах города. Старики ещё помнили его подмастерьем кожевника, сиротой, которого завлёк и увёл с собой странствующий философ. А годы спустя повзрослевший и небывало энергичный Тендай вернулся учить детишек грамоте и всяким премудростям. Но надолго не остался: непреодолимая страсть к путешествиям владела им. Видали его от Торальда до самого Иренгарда, жил он то здесь, то там, и уследить за его странствиями представлялось решительно невозможным.
На этот раз Тендай сошёл с эльнорского корабля. Его сопровождал курносый подросток, который прилагал заметные усилия к тому, чтобы выглядеть серьёзно и соответствовать статусу ученика. Тендай снисходительно поглядывал на мальчика с высоты своего почти двухметрового роста, но в морщинках его эбенового лица таилась усмешка.
– Эгей! – окликнул их с палубы чернявый парнишка-матрос. – До вечера! Увидимся у папаши!
Учитель с достоинством кивнул, а его юный спутник помахал рукой.
– До вечера, Гайт! – отозвался он. – Расцелую за тебя твою мать! Не опаздывай!
– Учителя целуй! – крикнул Гайт и скрылся.
Его приятель только тряхнул каштановыми кудрями, и двое путешественников углубились в извилистые улочки портового района. Вскоре они уже с увлечением обсуждали разнообразные учёные вопросы, словно позабыв обо всём, что их окружало. Они как раз добрались до проблемы сущности материи, как вдруг о себе грубейшим образом напомнила её вещность. На подростка с разбега налетел малолетний оборвыш, моментально отскочил и исчез в переулке. Учитель с интересом посмотрел ему вслед. По мостовой прокатились два спелых апельсина.
– Сумка с книгами! – завопил после секундного замешательства ученик и сорвался с места.
– Стой, Энеко, – приказал Тендай, и мальчик нехотя вернулся к нему. – Такие воришки знают улицы и крыши, как свои пять пальцев. Тебе его не догнать. Не беспокойся, я с этим разберусь. – Старик задумчиво поскрёб переносицу, будто пытаясь расшевелить память. – Впрочем, что-то подсказывает мне, что проблема решится сама. Подбери-ка апельсины, перекусим.
Пачкая пальцы липким апельсиновым соком, они вышли к окраине города, и горечь бессилия уступила в сознании Энеко место восхищению. Причудливого облика здания тонули в зелени садов, во дворах всё чаще попадалась домашняя живность, и повсюду за пришельцами следили стайки ярко окрашенных птиц. После эльнорских выверенных линий и нарочитой декоративности этот район производил странно сходное впечатление, только вот роскошные материалы заменяла пестрота живой природы. Тендай уверенно вёл своего ученика проулками, которые легко сбили бы с толку любого другого человека, но Энеко смотрел в оба. Он старательно подавлял тревогу, хоть и знал по долгому опыту общения с учителем, что в оценке ситуации тому нет равных.
Так они добрались наконец до скромного дома под чинаром, где Карам уже встречал гостей, а с кухни доносились пленительные ароматы еды. Маленькая дочка хозяина, резвая черноглазая смугляночка, с девчачьим кокетством подошла и протянула Энеко закатно-алый мак. Мальчик учтиво поклонился, заткнул его за ухо и чмокнул девочку в круглый лоб. Та, кажется, пришла в восторг.
Они отдыхали до вечера, и всё это время Энеко купался во внимании младших хозяйских детей – той самой резвушки и её глуповатого на вид старшего брата, – и вдобавок ему доставалась доля благоговения, которое хозяин явно испытывал к учителю и всем его коллегам. Можно было подумать, работа в прославленной Торальдской библиотеке – презренное занятие по сравнению с обманом, подлогом и воровством, которые составляют неотъемлемую часть жизни странствующих посланцев Библиотеки тайной. Да, Энеко сам считал их с учителем дело намного интереснее, но заискивающий тон старины Карама быстро утомил, и Энеко предпочёл рассказывать малышне, как пересёк залив с их братом Гайтом. Дети слушали, затаив дыхание. И едва «Морской Сокол» в истории достиг гавани, дверь распахнулась и на пороге возник сам юнга.
Казалось, его принесла непогода на сумеречных крыльях. Под нарастающими порывами ветра ветви старого чинара скребли и хлестали по крыше. Семейство притихло. Учитель сидел всё такой же спокойный и невозмутимый, Гайт был увлечён поглощением ужина, и только хозяйка с тревогой поглядывала вверх. Энеко задумался, не боится ли она, что дерево свалится на дом, и вдруг различил едва уловимый ритмичный звук.
– Кто-то ходит по крыше, – сказал Энеко. Гайт бросил ложку и вскочил.
– Дай дубинку, отец. Я их прогоню.
– Не надо, – вмешалась мать. – Это всего лишь сиротка, который ночует наверху. Он никого не потревожит.
Энеко переглянулся с другом – того такой ответ явно тоже не удовлетворил. И тогда со своего места поднялся учитель Тендай. Густые брови его были нахмурены. Сознание Энеко тотчас свело все события этого дня в единую цепь, какой бы маловероятной та ни казалась. Он понял, о чём ранее размышлял учитель.
– Саадат, – с укоризной произнес тот. – Мальчик живёт здесь и донашивает одежду твоих детей. Как же так вышло, что он ворует на улицах?
Женщина упала на колени и картинно заломила руки.
– Видят боги, я не знала! А если бы и знала, ни мне, ни мужу не под силу его остановить! Пошли своего ученика, чтобы он поймал преступника, и никто из нас не станет препятствовать твоему суду.
– Нет, – сказал Тендай. – Я пойду сам.
И он вышел, пригнувшись в дверном проёме, сложенном по росту хозяина дома. Энеко и Гайт, не сговариваясь, ринулись следом. Но пока их глаза привыкали к наполнившей улицу темноте, учителя и след простыл. Ветер выл и трепал всё, что не было закреплено намертво, и острый слух уже не помогал Энеко. И тут на крыше, среди пригнутых к ней ветвей, показалось белое свечение, неожиданно ровное, словно порывы ветра ничуть не затрагивали его источник. Судя по всему, это была магия – и к ней учитель не мог иметь отношения.
– Ты тоже видишь? – спросил Гайт. Энеко кивнул, потом понял, что друг вряд ли это заметил, и повторил уже вслух: – Да. Непонятное что-то.
– Обходим дерево, – скомандовал Гайт. – И лезем наверх.
Но они опоздали. Сияние, пропав ненадолго, вдруг появилось прямо перед ними, у корней старого чинара. Оно лилось из прозрачной склянки, наглухо заткнутой, обмотанной шнурком и висящей на шее у тощего мальчонки лет девяти на вид – вне всякого сомнения, давешнего воришки. Мальчик пристально посмотрел на Энеко, обернулся к непроницаемо-чёрной тени за своим плечом и сказал:
– Только потому, что ты научишь меня читать и всему остальному. Ты обещал.
– Конечно, – отозвалась ночь голосом учителя Тендая. – Я всегда держу слово.
Энеко замер в разрубленном пополам мраке. И когда все вошли в дом, спокойно и обыденно, он, последний, задержался на пороге, как будто опасаясь, что на него места уже не осталось.***
Пожалуй, чаще всего учитель Тендай посещал таверны. Энеко не сомневался, что в городах юга ему знакомы почти все, кроме разве что недавно открытых. В одни заведения они ходили вместе постоянно, в другие – заглядывали раз-другой, стараясь не привлекать внимания. Были и те, куда Энеко не пускали. И в большинстве таверн учителя ждали люди. Лица некоторых расплывались в памяти вскоре после прощания, а многие не считали нужным даже представиться. Так что Энеко запоминал, как они двигаются, как разговаривают и как характеризует их его собственное глубинное чутьё.
Этого мужчину он уже встречал. Среднего роста, среднего телосложения, с самым обычным невыразительным лицом. Даже одежда была блёклой, без каких-либо примет, позволяющих определить, купец этот человек или воин, ремесленник или учёный. Энеко к таким привык. Мужчина сидел на самом углу стола, в тени, и полностью с нею сливался. Учитель Тендай отдал три фолианта, копии которых надлежало незаметно вернуть в Торальдскую библиотеку в скорейшее же время, и задумчиво затянулся.
– Да, я знаю, что нужно ждать нападения демонов, если ты так слова подбираешь, – сказал мужчина. – Меня предупредили уже все, кого я видел в этом треклятом городе, то есть добрая половина наших. Если я угадал, лучше молчи.
– Вовсе нет, – ответил учитель. – Хотя моя просьба отчасти вызвана беспокойством из-за возможной войны. Нужно увезти ребёнка.
– Опять? Почему вы никогда не шлёте в долину грудастых красоток? – Собеседник взял кружку и демонстративно отхлебнул. – Ты же знаешь, я ненавижу детей.
– Попросите его, пусть с мамой познакомит, – проворчал Энеко. Злиться было вроде как не на что, но с тех пор, как Гайт вернулся на свой корабль, досада не покидала. Только сегодня Энеко сплёл для забавы венок и решил сделать такой же для Инес, а в кустах, конечно, кто-то шмыгал, и в итоге, когда он принёс плод своего труда, на голове у девчушки уже красовался свеженький роскошный венок. Энеко узнал цветы из соседского сада, но промолчал и ушёл, оставив оба своих творения детворе. Те и внимания не обратили. Болван Адиль вообще в рот этому Тарику смотрел, словно позабыл о друге старшего брата и его рассказах о приключениях.
Рядом тихо стукнула о стол кружка.
– Ну-ну, вихрастый. Чем малолетка успел тебе так насолить? Хотя не отвечай. Завтра на рассвете я буду возле вашего обиталища. И долго ждать не собираюсь.
Он откинулся назад, вновь сливаясь с тенью. Энеко уже открыл рот, чтобы нагрубить в ответ, но учитель положил руку ему на плечо.
– Уверен, с этим мальчиком ты найдёшь общий язык, Колоброд.*********
– Врёшь, не было никакого Тарика, – заявил живчик лет восьми, чёрный, как муравей. Его звали Удо, и его родители служили в Тайной Библиотеке писцами.
Инес смерила собеседника презрительным взглядом. Когда её семейство добралось до селения, Тарик как в воду канул. Должно быть, унёсся оповещать об их прибытии, а вернуться забыл. Что ещё хуже, затем убежал и Энеко, и полагаться оставалось только на взрослых, которые по уши погрязли в собственных проблемах. Наконец, местные собрались вокруг с приветствиями и оттеснили папу с мамой в ближайший дом обедать, и тут Инес постигло потрясение: ничего примечательного в гостях не находили. Сами хозяева выглядели тоже вполне обыденно. Среди медных скуластых лиц, какие и ожидаешь увидеть в лесах запада, попадались совсем тёмные под шапками полуночно-чёрных кудрей, удлинённые с крупными носами, как у мамы, и даже более светлые физиономии глазастых жителей востока. Словом, не глухая деревенька в горах, а Торальд в миниатюре.
Всё же хоть что-то этих людей интересовало, а именно новости. Речь только и шла, что о положении в городе и о войне, и отец с учителем Тендаем рассказывали, а все вокруг сочувствовали, но то и дело упоминали в сравнениях какие-то дальние страны и незнакомые события. Инес заскучала и увела Адиля во двор, где их окружили куда более впечатлительные дети местных, и ей даже удалось поблистать, а заодно услышать историю Тайной Библиотеки. Великую ступенчатую пирамиду, сейчас прикрытую лоскутами искусственных лужаек, как и соседние храмы, построил древний царь: он надеялся, что мистическая геометрия её конструкции даст ему вечную жизнь. Но затем царь всё равно умер, его владения пришли в упадок, а народ рассеялся по лесам. Много позже учёные, уносившие ценные книги от очередной кровопролитной войны, случайно обнаружили остатки города и последних коренных жителей.
– Я, вообще-то, прямой потомок царя Оталоки, а по другой линии – начальника экспедиции Лираса Провиденциуса, – говорил рослый узкоглазый мальчик. Густая чёлка доходила ему до бровей. – Мои предки приносили жертвы Небу, а много поколений спустя руководили чтениями во славу божественного Слова. У вас в больших городах, наверно, тоже есть библиотеки, но в них нет души, как здесь.
Инес возмутилась, но мальчик, с непривычным именем Итотия, состроил безразличную мину и поддерживать спор явно не собирался. Затем нескольких ребят постарше позвала строгая дама, а ещё троих забрала мать. Оппонентов осталось всего четверо: потомок, насмешливый чернокожий Удо и две тихие сестры из Алгалорда, которые постоянно держались за руки. Им-то усталая от общения Инес и похвасталась про сиротку с крыши, которого выбрал сам учитель Тендай и который наверняка уже прославился на всю Библиотеку. На неё смотрели с непониманием.
– Я знаю учителя Тендая, который вас привёл, – сказал Удо. – Но его помощника зовут Энеко, и они всё время путешествуют. Может, вашего Тарика тигры съели?
Инес топнула. Такого она стерпеть не могла.
– Ади, скажи ему!
Адиль выступил из-за спины сестрёнки, но замялся, глядя на долговязого Итотию. Удо тем временем продолжал:
– А его друг Колоброд…
– Он сам сказал, что его зовут Никто, – раздался вдруг мальчишеский голос. Все лица повернулись к той стороне улицы, где стена отгораживала край обрыва. Инес ахнула от восторга: на стене гордо и неколебимо стоял их Тарик. Ветер трепал его рубаху и волосы, грозил опрокинуть в пропасть, но мальчик не шевелился и, видимо, ждал удобного момента вмешаться.
– Привет, Раймо! Я о таком не слышал. Папа говорит, новые данные всегда нужно проверять, – радостно откликнулся Удо.
– А старые не нужно?
– Тарик, объясни им! – потребовала Инес.
– Раймо, твоя подружка спятила! – тотчас откликнулся Удо.
– Ты сам спятил, малявка! – Инес сжала кулаки и приготовилась звать на помощь маму, рискуя всем с трудом завоёванным общественным уважением.
– Драться-то не надо, – строго сказал объект спора. Для пущей весомости он спрыгнул, подняв целый клуб пыли, и величественно подошёл к ребятам. – Что вам не нравится? Многие посланцы в разъездах пользуются другими именами.
– Так какое тогда настоящее? – спросила Арадита, старшая из сестёр. Младшая сделала вид, что увлечённо разглядывает блестящий камушек. Тарик поморщился, но быстро нашёлся:
– А давайте притворяться, что на самом деле я Тарик, но живу под прикрытием как Раймо? Тренировка такая. Кто проболтается, тот растяпа.
Инес ухватилась за эту идею, как утопающий за соломинку. Их Тарик, хоть и обманщик, старался помочь ей сохранить лицо. Щипнув Адиля, чтобы не ляпнул чего невпопад, она воскликнула:
– Мы согласны!
Остальные явно задумались. Итотия лениво скривился и вопросил:
– Но зачем?
– Да ладно, вы же моя команда! – благожелательно ответил Тарик. Как будто одолжение им делал. И тряхнул головой, откидывая с лица непослушные пряди.
– Почему это твоя? Я тоже хочу быть главным, – возмутился Удо.
– Пожалуйста. Но моя идея в силе. – Тарик пожал плечами. Удо притих и надулся.
– Да почему бы и нет, – подала голос Дита. – Пускай делает что хочет, всё равно через пару дней он про это забудет.
От Инес не ускользнуло, каким взглядом девочка обменялась при этом с её другом. В нём был вызов. Чутьё подсказало Инес, что этих двоих что-то связывает, и в этот момент её охватило пламенное стремление не уступить. Рядом Адиль, словно почувствовав что-то, вздрогнул и отступил на полшага.***
Инес с трудом открыла глаза и недоверчиво уставилась на того, кто её будил. Судя по всему, это были чёрные очертания лохматого мальчика в тёмной комнате.
– В чём дело? Почему так рано? – слабо вопросила она.
– Ты же хотела с нами на гору. Пора выходить, – прошептал Тарик.
Всех будущих посланцев рано или поздно отправляли учиться к старику на горе. Этот сезон должен был стать первым для троих из друзей Инес, и девочка ужасно завидовала. По счастью, присоединяться не запрещали никому – другое дело, что даже из специально отправленных в итоге оставались немногие. Считалось, что распугивает всех учитель – сварливый старый хромец, который круглый год жил в ветхой хижине среди лесов на склоне, почти не нуждался в вещах и продуктах, а человеческого внимания избегал. Кроме того, он много пил. Библиотечные ребята тайком посмеивались над сгорбленной фигурой и резким хриплым голосом учителя и за глаза называли его Грифом. Но за насмешками и шутками скрывался страх.
– Меня разбудил Ваякара, это один из троюродных братьев Итотии, ты с ним ещё не знакома, – рассказывал Тарик, пока Инес складывала сумку, изо всех сил стараясь не шуметь. – Он будет ждать у Верхних ворот. Я пока не говорил, что мы вместе. Адиля я пихал и даже за нос дёргал, но он спит, как бревно.
Они прокрались к выходу и побежали. Подле калитки в стене, условно носившей гордое звание ворот, оказался взрослый парень лет двадцати со скучным лицом и в плаще цвета пыли, а рядом – двое знакомцев.
– Отлично, с каждым по подружке, – хмуро сказал Ваякара. – Я должен вас проводить и подробно показать дорогу. Потом добираться будете сами.
– А я её знаю, но с вами веселее! – радостно провозгласил Удо. Эхо от его звонкого голоса прокатилось по долине. Ваякара поморщился. Дита молчала, поглядывая на светлеющий небосвод, а пальцы её теребили шнурок от сумки.
– Итотия проспал, – добавил Удо.
– Адиль тоже, – со смешком ответил Тарик.
– В путь, мелюзга, – скомандовал их проводник, и оба приняли благопристойную мину. Дети поправили рюкзачки и последовали за проводником. Стараясь не отстать, Инес озиралась по сторонам и предвкушала невероятные приключения, которые ждут их в дикой (но не слишком опасной) глуши. Мальчики пытались разговорить Ваякару, но он не поддавался. Зато Дита вскоре успокоилась и даже приободрилась. Постепенно разговоры утихли сами собой. Тропа была сложной даже в разгорающемся свете дня, она петляла по лесу, то и дело пропадая и постоянно забирая всё выше, и ничьих больше следов на ней не было видно. Вокруг простирались дикие земли, какие-то твари кричали вдалеке, а что-то неведомое проскальзывало рядом, на самой границе зрения… Инес то и дело приходилось прибавлять шагу, хотя дышать стало трудно. Но, видимо, только ей: остальные шли ровно, что Дита, что коротышка Удо.
– А вы молодцы, – сказал Ваякара, когда они неожиданно очутились на просторной поляне, напротив поваленного бурей толстого ствола. – Я думал, старшие ученики успеют нас нагнать. Пока хорошенько здесь не освоитесь, пользуйтесь только этой тропой, поняли? Ну а теперь поручаю вас заботе учителя.
– Глупости говоришь, сопляк, – проскрипел откуда-то незнакомый голос, и часть вывороченного древесного корневища вдруг шевельнулась и оказалась тощим бурым стариком. Инес вздрогнула и спряталась за Тарика. Дита и Удо тоже встали поближе.
– Кто пришёл вовремя, тех я уже отправил тренироваться, – продолжил леший. – Если ты их не заметил, значит, всё позабыл. А вы, малявки, идите сюда. Зря вы в это дело ввязались, ничего путного не выйдет. Но раз уж явились, поблажек не ждите. Даже девчонки.
– Я и не… – начала Дита, но старик махнул рукой.
– Шевелитесь! Надо вам показать, прежде чем начнём. А ты, фазан, свободен. Или хочешь ещё разок посидеть в муравейнике?
– Я вернусь на боевую практику, – процедил сквозь зубы Ваякара, но пока не двинулся с места.
Друзья нерешительно приблизились к учителю. Его тёмное морщинистое лицо словно и было вырезано из коры того же дерева, на котором он сидел. Нос загибался непримиримым крючком. Седые патлы топорщились во все стороны. Одежда давно потеряла отчётливый цвет и форму, а мелкий лесной мусор, кажется, врос в неё. Внизу, возле потухшего костра, лежала палка – судя по виду, нечто среднее между тростью и кочергой. А дальше взгляд сам собой перескакивал на ноги сидящего, и исчезали всякие сомнения насчёт того, как старика прозвали Грифом. Учитель, безусловно, заметил их внимание – и, скорее всего, на такую реакцию и рассчитывал. Он поднял изувеченную ногу и протянул босую стопу к детям. Лишённая пальцев и словно выщербленная посередине, она напоминала скорее лапу неведомого чудовища, чем человеческую конечность. Удо ахнул. На таком расстоянии видна была каждая мелочь: и неестественная гладкость кожи на местах, где не хватало плоти, и плотные застарелые мозоли на подошве, и мелкое подрагивание мышцы. Инес почувствовала тошноту. Здесь с людьми происходит такое?!
– Думаете, откуда у меня это? А, малолетки?
Ребята молчали. Гриф опустил ногу и сплюнул.
– Не знаете? Думаете, тигр или крокодил? Так я скажу вам, цыплята. Я был на войне. Это копыто и ещё десяток шрамов, вот что она мне оставила. – Он остановил на Инес взгляд, в котором читалась злая насмешка. – Вы служите Библиотеке, цыплята. Принадлежите ей с потрохами. Так что запомните: на войну не лезть. Не ваше дело вмешиваться в чужие разборки. Вы не какие-то рыцари, и короли вам не указ. Приходите заранее, забирайте всё ценное и бегите назад в свою нору, как белохвостые кролики. Для этого вам ноги и даны.
Хриплое карканье, вырвавшееся из груди Грифа, по-видимому, заменяло ему смех. С куцей бородёнки свалилось что-то мохнатое, похожее на паука. Инес остолбенело смотрела, как существо скрывается среди палой листвы, чтобы подкрасться, укусить и обратить их конечности в почернелую мёртвую плоть, как случилось с маминым дядей ещё до её рождения.
– И молитесь всем богам, чтобы вам не пригодилась и треть того, чему я буду вас учить, – подытожил старик, отсмеявшись.
Что-то скользнуло по стопе Инес. Девочка взвизгнула – и отдалась спасительному забытью. Очнулась она лишь много позже, не слишком комфортно покачиваясь на спине Ваякары, который спускался с горы при ясном и насмешливом свете дня.*********
– Ты помнишь, – сказал учитель Тендай, – как я обещал обучить Раймо всему, что знаю сам?
– Конечно, мы об этом не раз говорили, – ответил Энеко, не отводя глаз от похлёбки, которая тихо побулькивала в котелке. Ещё пять минут, и будет готово. Совсем немного потерпеть.
– Боюсь, я опоздал. В этих старых руках не осталось силы. – Энеко, не поворачиваясь, знал, что учитель смотрит на свои дрожащие пальцы, и по глубоким, как каналы, морщинам стекают слёзы. Как в прошлый раз. И в позапрошлый. И каждый раз до этого. И он прекрасно помнил, как дальше пойдёт разговор. Сначала Тендай вытрет щёки заскорузлыми большими пальцами, поморгает, вздохнёт, и вот…
– Ты мой последний ученик, Энеко. Помоги этому мальчику освоить то, что не успею передать я. Он талантлив, но без наставника…
– Хорошо, учитель.
Энеко так и не решился озвучить свои сомнения. Он подозревал, что малолетний сорвиголова Раймо уже сейчас был бы способен обчистить учителя так, что тот не заметит – даже не будь Тендай болен, – превратиться в лесную мышь и улизнуть от целой толпы королевских стражников. А ещё через пару лет парнишка будет готов единолично свергнуть старейшин и превратить Библиотеку в царство тирании. То есть, навыки его в улучшении не нуждались, а о моральном облике заботиться было поздно. Никто другой взглядов Энеко, однако, не разделял. Но плохо было другое.
Юноша отхлебнул из поварёшки – то, что надо! – наполнил учительскую миску и бережно подал. Затем пощупал накрытую дощечкой пиалу, где в кипятке настаивались две веточки краснолиста и щепотка толчёной мяты. Да, ещё тёплая. Дальше старик справится и сам, а Энеко мог заняться не менее важным делом.
– Я свожу Ицаля в столовую и покажу ему окрестности, ладно?
Молчание длилось четыре удара сердца. Со стороны могло бы показаться, что немного. Наконец учитель отозвался:
– Конечно, мой мальчик. За меня не беспокойтесь, мне нужно подумать.
Энеко вытер руки и бросил дорожный плащ парнишке, который сидел на сундуке, подобрав под себя ноги. День был пасмурный, но Ицаль укрывался под капюшоном не столько от жгучих лучей солнца, сколько от любопытных взглядов. Немногие могли догадаться, что перед ними желтоволосый почти альбинос, видя только бледный подбородок в тени. Но и этих людей порой хватало, чтобы поднять панику и выгнать из деревни «демонского ребёнка».
Ицаль привычно укутался, и они вдвоём вышли под серое небо и зашагали вверх по склону. Энеко пытался представить, как однажды их с учителем младший подопечный пройдёт по этим улицам без всякого страха, но не мог сам себя в этом убедить. Здесь, в горном селении, альбиносы были такой же редкостью, как везде. Учитель говорил, что знал одного – где-то полвека назад, – но не описывать же мальчику, каким жалким было существование полуслепца со светобоязнью. Вместо этого Энеко решил поддерживать лёгкий разговор и стал рассказывать про древнюю библиотечную столовую.
– Там всегда подкармливают голодных. В основном, посланцев и ребят вроде тебя, пока их не взяли в семью, – объяснял он. – И всю школу писцов водят туда обедать. Так повелось с незапамятных времён, и поддерживает столовую вся община. Учти, рагу – просто объедение.
Внезапно Ицаль дёрнул его за рукав. Энеко остановился и с изумлением увидел, что мальчик отважился скинуть капюшон. Блёкло-чайные глаза смотрели почти отчаянно.
– Я буду хорошо учиться, честное слово, – прошептал Ицаль. – Маме говорили, я не ослепну. Я смогу научиться всему и стать как учитель, и ты, и Раймо, и тоже буду помогать людям. Тогда меня перестанут ненавидеть, правда?
Энеко стиснул зубы. Подопечный, сам того не зная, задел за живое. Как объяснить, что желания и усердия недостаточно, чтобы преодолеть разницу в таланте, а людям проще осудить, чем признать былые ошибки? И если здесь и сейчас найдётся кто-то, не готовый принять слабого чужака…
Они вынеслись, как лавина, из ближайшего двора – впереди смеющийся лохматый парнишка с рукой на перевязи, за ним долговязый с метлой наперевес, а следом пухлик и две девочки, которые даже на бегу держались за руки. Энеко знал всех. При виде прохожих Раймо замер на месте, Итотия налетел на него, и только остальные успели остановиться вовремя. На долгую, мучительную секунду повисло молчание.
– Учитель Тендай вернулся! – заорал Раймо и припустил по улице вниз. Энеко охватила паника. Но Итотия, величественно взмахнув метлой, как жезлом или скипетром, провозгласил:
– Добро пожаловать в нашу деревню! И привет, Энеко. Сегодня вечером будут рассказы?
– Обязательно, и не только сегодня, – отозвался Энеко, заставляя свой голос звучать как ни в чём не бывало. Он увидел, как блеснули чёрные глаза Инес, а вот Аралия не отводила взгляда от Ицаля. Нужно было что-то делать. Оставлять больного учителя наедине с непредсказуемым бывшим воришкой не хотелось, но и бросать подопечного с незнакомыми ребятами было бы неправильно. Скрепя сердце, Энеко принял решение.
– Знакомьтесь, это Ицаль. Он хочет стать одним из нас. Не покажете ему столовую?
– Конечно, – успел сказать, кажется, Адильфар, когда Энеко уже разворачивался.
Когда он подбежал к дому, Раймо стоял у входа, прислонившись к стене. Мальчик услышал шаги и обернулся, и Энеко вздрогнул. Чего он никак не ожидал – увидеть это лицо таким бледным и растерянным. В один момент Раймо бросился прочь, а Энеко – проверять, что с учителем. Тендай сидел внутри, в полутьме, как его и оставили. Но тут же встрепенулся и продолжил начатую, видимо, чуть раньше речь:
– Говорю тебе, Энеко, все мои надежды – на тебя.***
Дита плакала навзрыд. Ничуть не скрываясь, не беспокоясь, что её кто-то услышит – собственно, искать не пришлось. Энеко заблаговременно пошуршал палой листвой, и когда девочка не отреагировала, пошёл прямо к ней, не скрываясь. Дита сидела между корней, спиной к дереву, лицом в колени – комок по-юношески всеобъемлющего горя. На руках виднелись свежие царапины, а тщательно уложенная коса растрепалась и свисала петлёй. Энеко примостился рядом и стал ждать. Спустя несколько минут отчаянные всхлипы затихли, девочка подняла голову и посмотрела на своего соседа.
– Пришёл надо мной посмеяться?
– Меня сюда отправил Раймо, – пояснил Энеко и, видя, как расширились глаза девочки, добавил: – Просто сказал, что видел тебя где-то здесь. Только мне. Сам он на пару с Удо отправился прочёсывать скалы в другой стороне, и что об этом думать – тебе виднее.
– Он меня ненавидит. – И она драматично шмыгнула носом.
– Это вряд ли. – Энеко попытался придать своему голосу жизнеутверждающую интонацию, но не был уверен, что получилось. – Вы же друзья, с чего бы?
Дита положила голову набок и убрала с лица сырые пряди волос.
– Я призналась, что он мне нравится. Но он любит Инес! Теперь я для всех посмешище!
– Если Раймо хоть кому-то наболтает, я лично его прибью, сестрёнка. – Энеко смотрел на крепкую и сильную девочку-подростка на пороге взросления, а видел испуганную малышку в несущейся по волнам хлипкой лодке у алгалордских берегов. Но в бурные воды жизни он за ней прыгнуть не мог. Поэтому просто протянул раскрытую ладонь и улыбнулся, когда Дита зацепила его мизинец своим.
– Давай посидим ещё немного и вернёмся, ладно? Вот увидишь, всё обойдется. Мир не всегда такой, каким кажется, и кому как не нам это знать.
– Но… – Дита выпрямилась. – Разве можно такое сохранить в секрете?
– Поверь, тайн хватает везде. Эта долина пропитана ими, и большинство пострашнее твоей. Каждый понимает: многому лучше оставаться нераскрытым.
Он говорил, как учитель. Те же слова, та же мораль. Как будто больной Тендай через него доносил свои последние советы и наставления. От этой мысли по спине Энеко пробежал холодок. А ведь ещё пара лет такой жизни – и ему исполнится двадцать. Казалось бы, он служит Библиотеке, заботится о своём обожаемом наставнике и сам помогает младшим ребятам найти свою дорогу – ещё недавно это был предел его желаний. Но неужели его судьба в том, чтобы повторять ребятишкам заученные сентенции, которые едва прочувствовал и ощутил на собственном опыте? Что самое ужасное, у Энеко могло и получиться. Дети тянулись к нему. Верили. Ицаль даже не вспоминал ту первую промашку, тем более что всё обошлось, и страх развеялся быстрее. А сейчас Дита смотрела с надеждой и ожиданием, и слёзы на её щеках подсыхали, и Энеко не мог позволить девочке усомниться в том, что друзья не отвернутся от неё, но не мог и забыть, какой властью способно обладать неосторожное слово. Вправе ли отвечать за чужие жизни тот, кто не владеет своей?
– Спасибо, – сказала Дита, отпуская его палец. – Больше я не буду плакать. Обещала же в прошлый раз.
– Вот и хорошо, – ответил Энеко. – Завтра станет легче. А сейчас давай вернёмся и скажем всем, что ты в порядке.*********
Наступал час дневного чтения, и люди заполнили ступени храма. Скоро мест под пёстрыми навесами не осталось, в проходах теснились вытянутые потные ноги, а последние опоздавшие садились прямо на дороге, укрываясь плетёнками из пальмовых листьев. Стройная, коротко стриженая девочка в выцветшем рыжем платье покачала головой, глядя на толпу, и побежала в обход. Боковую дверь храма не перекрывали: его хранители всё равно никогда бы не позволили публике вторгаться со всех сторон. Но девочка собиралась сидеть и слушать только в одном случае – и тогда сегодняшний чтец сам бы ей разрешил.
– Инес, это ты? Проходи скорее! – встретил её приветливый возглас. Девочке повезло: сегодня в храме дежурила госпожа Калатли, мать Итотии, которая благодушнно относилась к друзьям сына. Инес вежливо поклонилась и шмыгнула в прохладу каменных стен. Торопливо пройдя коридор, она заглянула за угол и вздохнула при виде спины в аккуратном белом халате. Облик безукоризненной белизны среди чтецов носил Ицаль. Мальчик тотчас обернулся на неё и мрачно уставился, поправляя на лбу пурпурную повязку чтеца.
– Да, твоего свиристеля здесь опять нет. И я не знаю, где он. Могу только сказать, что народ по нему точно не скучает, – с чётко поставленной интонацией презрения заявил Ицаль.
– Тарик лучше тебя, – ответила Инес и удалилась тем же путём, которым пришла.
Четверть часа спустя она уже сидела на уютной циновке в доме опекунов Диты и Лии, отпиваясь после пробежки под жарким солнцем. Слегка приболевшая Лия составляла ей компанию и выслушивала жалобы. Наконец, когда Инес остановилась перевести дух и глотнуть ещё воды, подруга сказала:
– А может, Дита знает? Она забегала ненадолго, и я так поняла, что её отправили в луга. Ну, к табунам.
– Но зачем? – простонала Инес. – Так далеко! Я же умру по дороге!
Лия пожала плечами.
– Если они оба там, вместе наверняка не скучают…
– Я выхожу немедленно. Шляпу не одолжишь?
С горных вершин уже протянулись тени и повеяло холодом, когда усталая и голодная девочка дохромала до уютного пригорка, на котором виднелась фигура сидящего. На этот раз Инес отказывалась верить, что нашла своего друга, пока не плюхнулась на траву рядом с ним. Тарик ничего не сказал, что было на него совершенно не похоже, но заботливо уступил куртку и лепёшку с сыром. Повисла тишина. По бескрайнему полю бродили лошади. Бурые горные кобылки с жеребятами, рыжеватые в лучах предзакатного солнца. Более крупные животные эльнорской породы и помеси – этих Инес не различила бы, даже если посмотреть поближе. Бокастые, сонные животные, почти как коровы. Правда, гибкие шеи и длинные морды придавали им некоторого изящества, и Инес неожиданно захотелось их нарисовать. Она постаралась запечатлеть в памяти образ, чтобы воспроизвести потом, на занятиях по рисованию.
– Значит, вы их пасёте?
– Не совсем, – ответил Тарик. – Помогаем, но ещё учимся их воспитывать. Один из этих жеребят будет принадлежать мне. Мой собственный конь!
Инес уловила восхищение и украдкой глянула на друга. Она чувствовала, что он изменился. Да, ещё немного загорел, волосы собрал в хвостик, что, по мнению Инес, ему не шло. Но дело было не в этом. Тарик притих и словно больше не нуждался во внимании других людей. В её, Инес, поддержке. И дерзнула с ней соперничать какая-то в буквальном смысле лошадь!
– Очень интересно. И когда же?
– Сначала его должны будут забрать от матери. Видишь, вон тот черныш?
Инес посмотрела. Жеребёнок, на которого указывал Тарик, уткнулся в бок серо-чёрной кобыле и не производил впечатления достойного соперника.
– А потом заботиться о нём буду я. Всё время, пока полностью не вырастет. Он должен привыкнуть ко мне, как к родному.
– В общем, недолго, – подытожила Инес, пытаясь вспомнить, сколько в принципе живут лошади.
– Ещё пару лет, не меньше.
Чёрная, подлая демоническая тварь. Наверняка глазищи так и пламенеют.
– А как его зовут? Уже придумал?
– Конечно. – Внушительная пауза. – Гордое Сердце.
– По-моему, стоило назвать попроще, например, Грудинкой. Ты сам посмотри, какой он толстый, его будто на мясо откармливают.
Наконец Тарик вернулся из своих мечтаний в реальный мир. Хотя, возможно, уже забыл, что это такое, потому что лоб наморщил в полном недоумении. Инес встретила его взгляд твёрдо и бесстрастно, разве что чуть-чуть поджала губы для солидности.
– Ты же голодная, а я, дурак, сижу! Идём скорее к пастухам. Или хочешь, я тебя на спине отнесу?
«Стыдоба какая», – сказала в воображении Инес её мама. Но она закрыла глаза, позволила натёртым ногам болеть просто невыносимо и, обнимая друга за плечи и прижимаясь к его спине, мысленно показала Грудинке грубый жест, который приличным девочкам и знать-то не положено.***
А затем настал год, в который мир изменился. Где-то далеко, в Эльноре, развернула розовоцветные паруса каракка «Грёза». Гайт, уже опытный и бравый моряк, взошёл на борт. С ним был и Энеко, не ведающий страха. Как мечтали библиотечные подростки оказаться среди искателей мифической земли, где солнце никогда не заходит, а зло бессильно! Какие изощрённые планы строили друзья, глядя в небесный океан! Но запрет был нерушим, и юнцам оставалось лишь пылать неодолимой завистью к везучим старшим товарищам и их священной и прекрасной миссии.
Той же осенью, в пору дождей, учитель Тендай задремал однажды над книгой, да так и не проснулся. К тому времени он уже мало ходил и почти не разговаривал, и разум его норовил ускользнуть куда-то в иное время и пространство. Мама Инес продолжала опекать старика со всем усердием, а Тарик иногда навещал его и рассказывал о чём-то непривычно дрожащим голосом. Не один раз Инес заставала друга за домом в слезах. Но когда учителя нашли бездыханным, с выпавшим из костлявых пальцев фолиантом, Тарик не плакал.
Вскоре юноша попросил разрешения переехать в опустевший дом, где первым делом уничтожил результаты трудов Саадат – зеркальную чистоту, особый порядок утвари и лечебные отвары, предмет маминой гордости. Инес, свидетельница переустройства мира, наблюдала, как Тарик раскладывал на видных местах сокровища учителя: чернильницу с причудливым орнаментом, длинную курительную трубку, фигурки из дерева, камня и металла (самая крупная легко умещалась в кармане), целый набор старых, но ухоженных походных ножей. Сама она обнаружила стеклянный пузырёк, как будто пустой, но стоило ковырнуть пробку, как подскочил Тарик.
– Это волшебный светильник, – пояснил он, выхватывая вещицу и пряча под рубаху. – Только очень старый. Видишь, огонёк почти угас?
Инес хотела посмотреть, и на несколько минут про всякую скорбь оба забыли. Позже Тарик повесил блёклый светильник на надгробие учителя. Прочие безделушки пролежали пару недель, а потом однажды в приступе раздражения парень собрал их, свалил на дно сундука и заложил поверх одеждой. Что разозлило Тарика, Инес не поняла и на всякий случай убежала в тот вечер пораньше. Но сон долго к ней не шёл, и она представляла, лёжа в темноте, как её Тарик сидит на крыше в неверном свете звёзд и яростным взглядом пронзает ночь. Он так одинок – и только Инес способна вернуть ему тепло утраченного дома. Она удивила мать, поднявшись перед рассветом и вызвавшись помочь с завтраком. А потом шагала под голубеющим небом, прижимала к груди миску с горячими лепёшками и чувствовала, как гулко стучит сердце. Нужный дом замаячил впереди, а на нём – совсем как представлялось – мрачный силуэт под занесённым, как сабля, узким серпом луны. Инес бросилась к отблеску своих фантазий.
– Тарик! Это ты наверху? Спускайся, смотри, что я принесла!
Он заозирался, вскочил – и жизнь потекла дальше своим неуклонным чередом.
Отредактировано Солнышко (2016-11-07 01:29:47)