Позволь ему умереть

Оставался один шанс, один блестящий шанс убежать, хотя Морикайн Борг больше не думал, что нуждается в спасении. Не теперь, когда он брошен единственной своей любовью и объявлен отступником. Ноги передвигались механически, просто потому что тело хотело жить. А Морик устал.
Сердце бьется все громче, разгоняя кровь и магию по самым дальним уголкам бренной оболочки. Пробив собой хрупкое оконное стекло, Морикайн прикрыл лицо от осколков, и полетел вниз, в снег. На секунду испугался, попытался придумать какой силой смягчить падение, но не успел - утонул в снежном сугробе. Даже не почувствовав холода, беглый колдун только крепче сжал зубы когда снег попал за шиворот. Морик оглянулся на окно обители и едва успел убраться из-под второго тела.
Сверху раздались злые крики.
Не тратя сил на слова для упавшей рядом подруги, тауматург вскочил на ноги и побежал по глубокому снегу. Он видел перед собой далекую стену соснового леса и думал только об одном - пока он в поле, он уязвим. Устав преодолевать сопротивление снега, молодой человек перешел на высокие прыжки, а выдохшись - снова поволок замерзающие  ноги. Эйнехейн должно быть легче идти за ним, если она вообще решила следовать за преступным тауматургом. А что, если это она навела на них Трибунал? Нет-нет, тогда она бы не побежала следом - почти как в детстве, когда они вместе прятались от старика-смотрителя. Но они уже не дети.
Морозный воздух загустел от напевного колдовского речитатива, иногда дополняемого свистом болтов. Снег на секунду стал вязким - и превратился в молочную пенку, легко взлетающую к серым небесам. Отбросив холодные комья от лица, Морик на мгновение обернулся и едва не упал.
Эйнехейн зависла в воздухе между ним и Трибуналом, разведя руки (расправив крылья?), как грешница, распятая на невидимой дыбе - черная клякса на пути у сияющей длани правосудия. Ее платье металось и дергалось, норовя улететь стаей крикливых ворон. Энхе колдовала. 
Сцепив зубы до скрипа, Морикайн встал и побежал к лесу.
***
Полуразвалившаяся хижина лесника почти скрылась под толстым снежным покровом, но Морикайн сумел отыскать ее почти интуитивно, бездумно – это было их с Тандой место встреч. Раньше он даже собирался защитить ветхие стены ненавязчивыми маскирующими чарами, но теперь это не имело смысла. Хижина больше не место встречи и не любовное гнездышко – просто развалюха, где можно переждать погоню. 
Высшие сферы откликнулись на манипуляции тауматурга, послав сильный снегопад.  Законопослушным колдунам никогда не достичь величия такой магии – настоящей, древней, дарованной старыми богами, – и теперь они вряд ли найдут отступника.
Но вот Морик получил свое могущество, а что в итоге?
С трудом переставляя ноги, мужчина остановился у двери, боясь войти внутрь. А ведь хижина выглядела точно так, как год назад, когда он только познакомился с Тандой. Морик закрыл глаза.
«Я не могу поверить!» – сказала Танда. – «Не могу поверить, что ты пошел на это! Предатель!»
Зло добавила: «Не хочу тебя видеть, чудовище.»
А он до сих пор не мог поверить, что она так легко от него отвернулась. Как радужно выглядели все перспективы, когда они прятались здесь! Именно здесь Морик строил планы о побеге, жизни на тихом острове далеко-далеко, где нет Трибунала, и никто не запирает магов в обителях и не запрещает им любить.
Как бы он хотел снова быть с ней…
Морик вошел в дом и вздрогнул от неожиданности.
– Танда?
Она сидела на разбросанных перед оледеневшим очагом шкурах, маленькая, хрупкая. Обнимала колени, положив на них голову. Короткие рыжие волосы растрепались, похожие на дикий огонь. Услышав свое имя, девушка вскочила и замерла напротив Морика, прижав руки к груди.
– Прости меня, прости! Я не хотела говорить тебе все это. Мне стало так страшно перед трибуналом, я хотела отвлечь их. Только так вышло убежать.
Искренние слезы раскаяния побежали по щекам девушки, и Морик потерял последние крохи сомнения. Он бросился к любимой, крепко обнял ее, прижимая к разом согревшемуся телу. И совершенно неожиданно ощутил, что у него самого текут слезы счастья.
– Танда, милая моя, мне было так больно расставаться с тобой… – он гладил ее по голове, наслаждаясь близостью.
– Я знаю… – шепнула девушка.
В потоке счастья холодной рыбешкой проскочила мысль: Эйнехейн была бы рада узнать, что отдала свои силы и жизнь не зря. Она всегда так радовалась его успехам…
Проскользнула и исчезла.
***
В зале ритуала стало тесно от аур служивых магов. Мрачные мужчины и женщины загородили собой все выходы, а их серебряные мечи недвусмысленно показывали серьезность намерений. Но Танда крепко сжала руку колдуна и он не отчаялся.
– Морикайн Борг, ты обвиняешься в отступничестве и нарушении догматов ордена. Твои прегрешения караются смертью. В случае добровольного покаяния тебя ждет лишение способностей в пользу ордена и пожизненное служение сервитором. Твой выбор?
Морикайн стиснул зубы. Что ответить? Прежде чем он додумался, Эйнехейн выступила вперед.
– Он невиновен! Это ложное обвинение!
Холодные глаза офицера обратились к девушке: изучили и взвесили душу и тело.
– Ты, Эйнехейн, обвиняешься в пособничестве тауматургу, но разговор о тебе пойдет позже. В сторону.
– Тауматургу? Он не тауматург! – не дрогнув под обвинением, Энхе продолжила возражать.
– А что скажет отступник?
Морик забыл как дышать. Они знают. И разлучат его с Тандой, навсегда! Собрав волю в кулак, он обратился к старым богам. Они никогда не откажут просящему.
Зал ритуала погрузился в шепчущий хаос – а Морик проснулся.
Проголодавшееся пламя трещало оледенелыми ветками. Танда спала у него под боком, тихонько посапывая – нежная и беззащитная. Идеальная. Молодой человек глубоко вдохнул, не способный поверить своему счастью.
На дворе кто-то произнес его имя.
Беглец замер, глядя в одну точку и ощутил, как мурашки побежали по телу. Его нашли? Почему так тихо позвали? Дальше выхватываемого очагом круга царствовала тьма, но на улице должно быть светло от снега. Осторожно, стараясь не будить Танду, колдун прокрался к окошку и выглянул сквозь дырявую шторку.
Снег искрился в лунном свете. По эту сторону дома никого не было. Стояла мертвая, настоящая зимняя тишина.
Показалось?
Среди голых, угольных деревьев кто-то стоял. Морик задержал дыхание, всматриваясь в силуэт. Фигура? Обломок ствола? Сердце сжали холодные лапы страха.
Прокравшись к другому окну, беглец замер, призывая мысленно колдовских светлячков. Если наблюдатель поджидает его, то Морик увидит его первым, из другого окна – не давая атаковать себя. Сияющий росчерк улетел в нужную сторону – и ничего не обнаружил. Даже пня.
Мужчина безуспешно сглотнул образовавшийся в горле комок и заставил колдовской фонарик описать круг над снегом. Только деревья. Морик отозвал магию – и что-то тихо зашипело. Нечто черной завесой упало на окошко, и колдун отшатнулся.
С крыши дома съехал пласт снега.
– Что ты там делаешь? – шепотом поинтересовалась Танда.
– Показалось. Ничего… – Морик нахмурился и потер лоб.
Пора возвращаться к любимой. Подвигав полено в костре, мужчина нырнул в объятия девушки и удовлетворенно закрыл глаза. Он слушал ее дыхание и мерный стук сердца. В этом уюте и тепле можно прятаться вечно…
– Скажи, как ты стал тауматургом?
– Долго рассказывать.
– Ну и что? Тебе кто-то рассказал? Или ты нашел книги?
– Один старик дал мне книгу. Небольшую. О старых богах. – Морик открыл глаза. 
– А где ты ее хранил?
– Какая теперь разница?
– Ты же оставил ее в обители. Вдруг кто-то еще найдет и пойдет по твоей дорожке.
– Но ведь ты выбрала меня таким. Что тут плохого? – Морик сел и пытливо посмотрел в лицо любимой. – К чему теперь переживать об этом?
– Да ни к чему, – она улыбнулась. – Просто интересно. Спи, мое солнце.
Морик медленно опустился на шкуры, не отрывая взгляда от ветхих балок хижины. Танда никогда не называла его «мое солнце».
***
Он спал крепко, а проснувшись обнаружил что снаружи так же темно. Это можно списать на короткие зимние дни. За окном стоял мрак, а Танда сидела рядом, подкладывая в очаг поленья.
– Сколько я спал?
– Совсем немного, – она улыбнулась ему.
Морик потер измятую щеку и хрустнул шеей. Есть по-прежнему не хотелось, а вот во двор выйти стоило.
Обходя убежище, колдун обнаружил следы. Они начинались где-то в лесу и вели к самой стене, обрываясь. На крыше ничего и никого не было. Крепче сжав губы и читая про себя наговоры-обереги, Морик двинулся в лес, поглядывая то на след, то по сторонам.  След пьяно петлял, а колдун то и дело останавливался, проверяя: казалось, снег скрипит не только под его ногами. И наконец, тревога заставила остановиться, прислушаться к шелесту, формирующему слабый голос:
– Морик.
Тень стояла метрах в двух, лицом к преследователю, хотя след вел в обратную сторону. Колени вывернуты? Не рассмотреть. Но нечисть не нападала, обгорелой дырой вырисовываясь на полотне зимнего леса.
– Ты спишь, Морик.
Он сумел узнать Эйнехейн и попятился, шепча наговоры-обереги.
– Она никогда тебя не любила. 
Нечисть не двигалась. Тогда колдун развернулся и побежал.
– Проснись. Проснись. Проснись…
Настойчивый шепот преследовал его до самого дома.
***
– В чем дело? Ты так смотришь на меня…
Тело Танды казалось еще более прекрасным, когда обжигающие блики огня играли на гладкой коже, выглядывающей из пушистых шкур. Она лежала рядом, прижавшись к любовнику: отдыхала.
– Ты – мое счастье, – шепнул Морик. Горло сжалось от избытка чувств.
– А ты – мое, – она прижалась теснее, положила теплую ладошку на его шею.   
Какая разница, что это сон? Какая? Какая к черту разница? Он счастлив. Его счастье – здесь. Он открыл глаза и перевел взгляд на окно.
Он знал, что там по-прежнему тихая зимняя ночь, а занавеска шевелится не от ветра. Энхе стоит там, искажая все вокруг себя, причиняя боль, как наживо пришитый протез. Чуждая. Нежеланная.
Незаменимая.
Он вспомнил ее осипший голос и испуганные глаза. «А как же я?» – спросила Энхе. «Ты моя лучшая, самая доверенная подруга» – ответил Морик, и обнял девушку. – «Я полагаюсь на тебя.»
– Я очень люблю тебя, Танда, – Морик погладил шелковистые волосы девушки, провел рукой по изгибу ее талии. От нее пахнет благовониями и медом. Чем плох вечный сон, если в нем ты счастлив? Колдун не знал. Он даже не знал, что выбрал, хотя решение сидело глубоко внутри, поджидая своего времени.
Морикайн крепко обнял любимую и понял, что по щекам текут слезы. О чем бы он ни попросил – старые боги никогда не откажут просящему. Они видят его желания насквозь.
***
– Морик! Проснись…
Шепот Энхе заставил Морикайна оцепенеть от страха, но она выглядела вполне живой. Живой и ужасно взволнованной. Колдун лежал на серебряном резьбленном ложе, но цепи на нем уже были разомкнуты. 
– Они ввели тебя в транс, а потом хотели лишить способностей. Ищут твой источник… Надо бежать, пока они не хватились, ну же!
Что-то в ее тоне разбудило Морика, заставило вскочить и броситься к открытой двери – что еще было теперь делать?
Оставался один шанс, один блестящий шанс убежать, хотя Морикайн Борг больше не думал, что нуждается в спасении. Не теперь, когда он брошен единственной своей любовью и объявлен отступником. Ноги передвигались механически, просто потому что тело хотело жить. А Морик устал.