Допрос
В комнате было темно и пахло сигаретным дымом. На стенах чернели плесневелые разводы, а в углу лениво развевалась паутина. Окон здесь не водилось, и единственным источником света служила крошечная настольная лампа, которая то и дело мигала, будто вот-вот собиралась отдать концы.
Он сидел, низко склонив голову, и водил ручкой в толстой тетради. Он был хмур и мрачен, и грозен — так грозен, что каждая морщинка на его высоком лбу, казалось, тоже недовольно хмурилась, а когда он шумно и резко кашлял от пыли, то проделывал это с таким неодобрением, что даже самому закоренелому преступнику захотелось бы провалиться сквозь землю.
Женщине, сидевшей напротив, хотелось точно. На лице у неё не осталось ни кровинки, а пальцы так сжимали подол светлого платья, что проступали белые костяшки. Вот мужчина снова кашлянул — и она подскочила на стуле и вся затрепетала. А когда он поднял на неё глаза, её собственные едва не выскочили из орбит.
— Ну что же, уважаемая, — произнёс он неспешно, особо растягивая “уважаемую”, — так и будете молчать? Или всё-таки начнёте говорить?
Та открыла рот, но не вымолвила ни звука — только задрожали потрескавшиеся губы.
— Что ж, времени у нас много. Спешить некуда. Всё, что должно было случиться, уже случилось, не так ли?
Женщина пискнула, но опять ничего не сказала и только замотала головой с такой силой, будто хотела избавиться от неё раз и навсегда. Он усмехнулся, не то сочувственно, не то ядовито, и откинулся на стуле. Достал сигарету, прикусил и щёлкнул пару раз зажигалкой.
— Говорите, — бросил он сквозь сжатые зубы.
Она по-прежнему молчала.
— Ну хорошо же.
Он прикурил и скрестил руки на груди.
— Тогда говорить буду я. Вчера, в половине шестого вечера, вы закончили работу и отправились в бар. Вас видели там, у входа, в компании трёх лиц, трёх женщин. Всё верно? Не советую отпираться, мои источники надёжны и точны.
Она помедлила секунду, будто вспоминала. Потом вздрогнула и кивнула.
— И среди них была N.?
Кивок.
— Вы разговаривали и громко смеялись. Потом N. уронила ключи, и вы посветили ей телефоном. А когда зашли внутрь, то зацепились сумкой за дверную ручку.
Снова кивок, а в глазах — удивление. Откуда он знает такие подробности?
— Я же говорил, мои источники невероятно точны, — усмехнулся он. — Мне известно всё.
И с удовлетворением отметил, как вздрогнули женские плечи.
— Ну? Соизволите продолжить рассказ? Или мне стоит назвать по пунктам всё, о чём вы с N. говорили в тот вечер?
Женщина закрыла лицо ладонями: пальцы тряслись мелкой дрожью.
— О боже… о боже… — судорожно всхлипнула она.
Он промолчал. Только улыбнулся углом рта.
Когда она опустила руки и снова вцепилась в многострадальный подол, глаза у неё бегали туда-сюда.
— Но… но ведь мы не говорили ни о чём таком! — запричитала она. — Честное слово! Ни о чём ужасном или преступном! Мы не сплетничали и не сговаривались! Мы просто разговаривали, клянусь! Мы… мы даже не обсуждали никого! Господи, неужели это преступление? Мы просто говорили о делах! Людям прощается и меньшее! Люди обвешивают покупателей, люди переходят дорогу на красный свет, люди лгут и изворачиваются — и их прощают! Почему я? Что я сделала?
Он улыбнулся ей мягко и с лёгкой укоризной, как улыбается мать, глядя на сына, который никак не хочет признаться, что это он разрисовал стены в гостиной, и валит всё на кота. Покачал головой. Усмехнулся. Посмотрел в тетрадь — а когда поднял взгляд на женщину, в том не осталось уже ничего, кроме холодного презрения.
— Вы спрашиваете, преступление ли то, что вы сделали? Вы говорите, что люди лгут и изворачиваются — и им всё сходит с рук, так? Не всегда, позвольте. Не всегда и не везде. И ваша наглая ложь не останется безнаказанной, уж поверьте. Вы говорите, что никого не обсуждали с N., так?
— Т… так.
— Тогда как вы объясните слова нашего источника: N. и подозреваемая за стойкой в течение двух часов обсуждали некоего господина.
— О боже… — одними губами прошептала женщина. В одну секунду она сделалась бледна как смерть.
— И более того, этот господин — ваш коллега, D.
Молчание.
— Иными словами, это я. Вы говорили обо мне.
Молчание. Женщина обмякла и немного съехала вниз по стулу. Мужчина за столом неотрывно смотрел на неё. Взгляд его давил, расплющивал, растирал в крошку.
— Всё верно? — спросил он почти что ласково.
Десять секунд она молчала и не двигалась. Потом медленно кивнула.
— И?
Тишина.
— Говорите.
Тишина.
— Говори!
Удар кулака пришёлся прямо рядом с лампой. Та подпрыгнула, и вместе с ней подпрыгнула и подозреваемая.
— О чём ты говорила с ней?! Отвечай! Что вы обсуждали?! Что вы затеяли?! Не думай, что я не замечал твоих взглядов! Всю прошлую неделю ты следила за мной, я видел. Ты рассматривала мою страницу, ты изучала мои фото! Каждое фото! Ты собирала информацию? Зачем? Отвечай! Ты перенесла свой перерыв, чтобы обедать вместе со мной! Я всё знаю! Ты хотела узнать, что я ем? Ты подглядывала за мной всякий раз, как представится случай! Что ты затеяла!? Что! Ты! Затеяла!
Голос мужчины напоминал раскаты грома, и от каждого выкрика жертва дёргалась, как будто в неё ударяла молния. Человек поднялся над столом и превратился в грозовую тучу, огромную, раздувшуюся. Женщина закрылась руками и согнулась, как молодое дерево на ветру. Туча ударила кулаком ещё раз, и дерево зарыдало.
— О господи! О господи! Хорошо! Я скажу! Я всё скажу!
— Так гово…
— Мы говорили о тебе, да! — вдруг перебила его женщина. — Это правда! Мы говорили о тебе, D., мы обсуждали, что мне делать! Потому что ты мне нравишься! — она почти кричала. — Я узнавала у N., что ты любишь, и в столовой тоже, и страницу тоже поэтому читала. Ты. Мне. Нравишься! Господи!
Она вытащила из кармана платок и спряталась в него.
Сигарета упала прямо на тетрадь.
Он тяжело опустился. Выкатил ящик стола. Пошарил там рукой, вытащил флягу. Сделал большой глоток.
Буря кончилась так же внезапно, как и началась. Таковы все летние грозы.
— И это всё? — спросил он изменившимся голосом.
Женщина кивнула и продолжила плакать.
— Ну… тогда… я…
Мужчина потёр внезапно вспотевший лоб. Нахмурился сильнее — думал и решал.
Решил.
И — улыбнулся. На сей раз по-настоящему. От прежней хмурости не осталось и следа. Тучи разошлись, и тёмное небо озарилось солнечным лучом.
— Тогда я… хочу…
Женщина вскочила и вихрем вылетела из комнаты — только дверь хлопнула. И грохнул упавший стул.
Мужчина растерянно глянул ей вслед.
— Видно, не создан я для любви, — промолвил он, подбирая сигарету.
И колечко дыма было мрачным, как морщины на высоком лбу.
