История, которую я хочу вам рассказать, случилась со мной лет тридцать назад. Сама по себе она  глупая, обычно после такого только руками разводят.  Но тогда мне было всего «двадцать», возраст, в котором ум безнадежно  отстает от тела в общем развитии индивидуума. 
      Тогда я учился на первом курсе железнодорожного института и понемногу привыкал к тому, что я студент. С одной стороны это было интересно, с другой, это была та же самая школа, только для больших детей. Мы все должны были ходить на лекции , а потом учить уроки.
      Конечно, нам было больше позволено, мы могли обзаводиться семьями, пить пиво, прогуливать пары, но в конце каждого семестра нужно было держать взрослый ответ перед «альма матер».
      Предметы, вначале учебы, были  общеобразовательными и, как я уже говорил, школа никак не хотела нас отпускать. Мы снова учили закон Ома, извлекали квадратные корни и проделывали химические опыты.
       Одной из новых дисциплин, которую мы точно не учили в школе, была вычислительная техника. Помню нас неоднократно водили на экскурсию в институтский вычислительный центр, где стояли огромные «динозавры» - прообразы будущих персональных кoмпьютеров. Для общения с ними, нам нужно было учить какие то странные языки, которые знают теперь только  компьютерные археологи- лингвисты. Мы записывали в тетради непонятные символы, переспрашивали, что они означают, вобщем вникали, насколько было можно вникнуть, в эту новую дисциплину.
        Скажу честно, вначале мне было интересно  открывать для себя,  что- то новое, но после, когда я понял, что всего этого «добра» у нашего преподавателя в избытке, я окончательно запутался в этой вычислительной технике и её языках.
       Мне стало скучно, и хотя преподаватель каждый  раз начинал урок с длинной мантры о том, что ВТ(вычислительная техника)- один из самых важных предметов в институте, мы с  Сашкой Егоровым решили, что  нам этот  предмет никак  не нужен , а посему  стали  играть в морской бой или просто, считали ворон за окном.

       И вот однажды, во время одной из таких затяжных мантр, Сашка взял и тихо произнес мне всего одно слово. Слово было нецензурным глаголом из шести букв и характеризовало отношение, его Сашки, к преподавателю. Однако мне показалось, что он прав, и я, недолго думая, написал это слово шариковой ручкой на пластмассовой розетке, справа от меня. Обычно, такой ручкой можно было писать только на бумаге. Но мне не повезло, в моей ручке оказались слишком густые чернила, и я без труда написал Сашкин глагол на розетке.
После этого я ткнул приятеля в бок, и указал пальцем на надпись. Сашка хмыкнул в усы и показал большой палец.
        Казалось бы, на этом всё должно было кончиться. Кроме нас двоих никто ничего не заметил, разве только ворона, сидевшая с другой стороны окна.  Сразу, после того как Сашка ухмыльнулся, она громко каркнула и улетела, но этому никто не придал значения. 
        Занятия по ВТ у нас были раз в неделю, мы приходили в одну и ту же аудиторию, рассаживались по своим местам и ждали преподавателя.
         Ему было за сорок, среднего роста, внешне он был похож на какого - то артиста, но я никак не мог понять на кого именно.  В принципе, он довольно терпимо  относился к студентам, и не муштровал нас как, например, преподаватель по высшей мaтематике, однако всем известно кто  обычно водится в тихом омуте.
         Мы с Сашкой всегда садились у окна с этой злополучной розеткой. Отсюда можно было без труда рассматривать соучениц у входа в институт или  просто, как я уже говорил,  считать ворон.
         Когда мы пришли на следующее занятие,  я обнаружил, что розетка была девственно  чиста. Сашка тоже это увидел, и сразу сделал мне замечание - я подумал, что он прав. 
         Так и повелось,  я приходил в аудиторию, садился на свое место и  обновлял свою надпись. Её каждый раз кто-то стирал, но я снова и снова  давал ей жизнь. Это стало для меня  чем-то обыденным, как поздороваться утром, или  как спросить на улице который час.
Сашка то ржал, то забывал, но я, как в анекдоте, уже не мог отделаться от этой привычки.

        Время летело быстро, октябрьские дожди сменились декабрьскими вьюгами, на подоконник слеталось все больше ворон.  Они  сидели нахохлившись, внимательно разглядывая все, что происходило в аудитории. Иногда мне казалось, что их стало больше, возможно потому, что та, первая ворона, рассказала о розетке остальным, но я не был в этом уверен на сто процентов.
         Вскоре наступила сессия и нам нужно было сдавать зачет по ВТ.
Все было как обычно, мы зашли в аудиторию, расселись по своим местам и по одному начали выходить на «расправу».
         Ещё в самом начале, когда мы только зашли, я заметил, что за последним столом сидела девушка- лаборантка но как-то не придал этому значения. «Обновив» розетку и пересчитав ворон, я пошел сдавать зачет.
К сожалению, меня ждала неудача? но если бы только это.
Собрав свои тетрадки, я уже хотел было выйти из аудитории, как вдруг лаборантка, подойдя к моему месту, громко произнесла.
          -Анатолий Васильевич, идите сюда!
Холодок пробежал у меня по спине.
          -Не уходи, - ледяным тоном произнес преподаватель и пошел к моему месту.
Я понял, что меня застукали, но все же пытался сохранять спокойствие.
           -Что это такое? - все тем же ледяным тоном произнес Анатолий Васильевич,  указывая пальцем на розетку.
           -А что там? – «удивленно» спросил я.
           -Подойди сюда.
Я подошел, по-прежнему «не понимая» в чем дело.
           -Зачем ты это сделал? - Анатолий Васильевич, посмотрел на меня глазами, в которых не было ни понимания, ни сочувствия.
           -Что я сделал? - все ещё продолжал держаться я.
           -Зачем ты написал это на розетке?
Я нарочито нагнулся и сделал круглые глаза
            -Кошмар, какой-то , произнес я, - кто же это пишет такое…?
            -Это ты написал. – все тем же ледяным тоном сказал преподаватель
           - Я ничего не писал.
            -А кто?
             -Откуда я знаю,- произнес  я как можно убедительнее
Тогда Анатолий Васильевич подошел ко мне и сказал
            -Мы следили за этой розеткой, занятия тут были у всех, осталась только одна группа и после тебя эта надпись появилась.
       Я закусил губу. Дело принимало нешуточный оборот, все: и преподаватель, и соученики, сразу забыли о зачете. Некоторые, не имея понятия, о сути происходящего, спрашивали друг у друга, что произошло.  Но рассказать им мог только я, хотя, если честно, в тот момент я точно не мог.
     -Жди пока я окончу принимать зачет, - сказал преподаватель и я уселся рядом со своей розеткой. 
      Сашка сочувственно посмотрел на меня, затем сказал, что то утешительное, типа «не бзди» и ушел .
      Вобщем, через некоторое время в аудитории нас осталось двое - я и Анатолий Васильевич. Я встал со своего места и пересел поближе к нему, в ожидании приговора, но он, не глядя на меня,  произнес.
     -Пиши объяснительную на имя зав.кафедрой.
Я хотел спросить – «и все»? Но не стал. Быстро вырвав из общей тетради листок я, в мгновение ока, накатал  покаяние для зав кафедрой, после чего Анатолий Васильевич снова, не глядя на меня , сказал, что я могу идти.

            -Ну что там? – спросил Сашка, который ждал меня у выхода из института
            -Да ерунда, написал объяснительную.
            -И все?
            -И все, - ответил я, но как вы, возможно,  догадываетесь, это было далеко не все.
       Через пару дней, ко мне подошел староста группы и сказал, чтобы я подошел на кафедру ВТ.
            - Зайди, писатель, там  тебе расскажут о правописании,- он не сдержался и прыснул со смеху.
            - Это ж надо такое учудить, ты вообще, чем думал?
        Я промолчал, а что я ему мог сказать? Чем я думал? Мне показалось, что это  было понятно и без моих уточнений. 

       Зав кафедрой был весь седой. Черты лица его я уже не помню, помню только он  вcе время кашлял и смотрел на меня поверх очков.
             -Ну…, - неопределенно начал он.
       Я молча внимал ему и не знал, что отвечать.
            -Ну, давай,  рассказывай, что ты там пишешь?
       Это был мучительный вопрос, на который мне, впоследствии, неоднократно предлагали ответить, но я скромно отмалчивался.  В конце концов, я сказал, что сожалею о содеянном. Зав. кафедрой громко вздохнул и отпустил меня, очевидно удовлетворившись ситуацией.

       Меня отпустили второй раз, но легче от этого мне не стало, наоборот, я почувствовал странную тревогу, которая вонзилась в меня и теперь не отпускала, ни на минуту. Сашка снова пытался меня приободрить, но у него слабо получалось. По потоку поползли невероятные слухи. Меня останавливали незнакомые сокурсники и спрашивали
          - Ты что, сломал вычислительную машину?   Ты что кого- то послал нах?  Ты что, ты что, ты что…?
      Всевозможные версии сыпались на меня с невероятной быстротой. Я, неизвестный до этого момента студент, обрел нешуточную популярность среди сокурсников. На институтской дискотеке всеобщий любимец и «приколист»,  диджей Сергей Горбачев, пытаясь отвязаться от очередного заказчика музыки, на его просьбу громко произнес в микрофон  - «То, что написано на розетке»!
       Короче, вскоре меня не узнавали только убoрщицы и продавцы буфета.
Однако через неделю, мой староста опять подошел ко мне и уже без смеха произнес
-Зайди в деканат.
        Это было серьезнее, чем кафедра ВТ.  Наш декан, Иван Яковлевич, был человеком немногословным, всегда называл студентов на «вы», говорил  тихо, но от этого становилось ещё страшнее. Заходя в деканат, я постоянно чувствовал, как  уменьшаюсь в размерах, в то время как он вырастал надо мной словно джин, которого  по неосторожности, выпустили из бутылки.
     
       
             Я долго стоял возле его двери, но наконец, решился и зашел.

          - Ну, и что вы там пишите? – тихо задал мне все тот же вопрос Иван Яковлевич.
           - Понимаете…, - начал было я.
            - Нет, Волга, не понимаю, - перебил он меня,  - идемте со мной.
        В этот момент, я тоже ничего не понял, но, скорее всего, это было и не нужно.  Пытаться противостоять джину всегда бесполезно,  оставалось только  следовать за ним.
       Мы вышли из деканата, поднялись на третий этаж, и пошли прямо к кабинету проректора. У меня была слабая надежда, что Иван Яковлевич просто забыл у проректора свою шариковую ручку или, что- то ещё.  Но надежда умерла сразу после того как  мы зашли к Василию Федоровичу, проректору по учебной  части.
       Он был солиден. Несмотря на весь мой ужас, я успел оценить его новую железнодорожную форму. Мне показалось, что ему не хватало на ней ордена Ленина и  медали за взятие Берлина. Но мои размышления смертника перебил декан.
            -Вот, Василий Федорович, привел писателя.
Проректор посмотрел на меня и задал тот же вопрос.
            - Ну и что ты там пишешь?
Я снова попытался что-то ответить, но проректор, не обращая внимания на мои потуги, коротко спросил.
              - Родители знают, что тебя отчисляют из института?
             - Я сам не знаю,  - только и смог вымолвить я, прежде чем Василий Федорович,  подписал какую-то бумагу и передал декану.

        На улице  мела метель, прохожие отворачивались от холодного ветра и пытались быстрее укрыться в ближайших подъездах или в метро. Те, кто оставался, втягивали шею в плечи и прикрывали глаза. Среди них брел и я.
Помню, тогда мне казалось, что до конца моей жалкой жизни осталось совсем чуть-чуть. Обиднее всего было то, что я уходил из неё на пике популярности.

        Дома я все никак не знал с чего начать, но , в конце концов, собрал родителей в одной комнате и вкратце рассказал свою историю.
              -А что же ты там написал? – услышал я опять знакомый вопрос который мои родители произнесли практически вместе.
               -Только одно слово.
               -Какое? - спросила мама. Но ей я точно не мог его назвать.
               -Из скольки букв? – спросил деловито отец.
                -Из шести, - ответил я
        Папа стал прикидывать что то в уме, потом загнул по очереди пять пальцев и недоверчиво посмотрел на меня.
              – Точно из шести?
              - Точно, - ответил я и понял, что он идет не тем путем.
               - Шесть букв… - произнес он задумчиво, но настаивать не стал
               - Какая разница сколько? - громко произнесла мама, - одевайся.

       Кабинет ректора был на последнем, четвертом этаже, выше был только Господь Бог. Как я уже говорил, тогда мне казалось, что в конце этой истории я попаду и к нему, но… Видимо он в тот день был в неплохом настроении.
      Вначале к ректору пошли мои родители. Помню, я ждал минут двадцать у окна в коридоре. Я стоял и все смотрел на «моих» ворон, они сидели  все так же, нахохлившись,  лишь изредка поглядывая на меня. 
«Вот жизнь», - думал я, глядя на них,- «ни ректора, ни проректора…»
Мои размышления прервал отец, показавшийся из за двери.
                 -Заходи быстро.
     
         Ректор Соболев сидел в самом конце длинного стола, над его головой висел портрет Брежнева, рядом  сидели мои родители.  Угадайте с одного раза, что спросил ректор, когда я зашел?  Правильно, ему тоже было интересно, что я написал.
               -Я больше не буду ничего писать, - тихо произнес я.
               -Да уж конечно, - ректор встал из за стола и пошел ко мне.
               -Ну а все таки, родители сказали, что слово из шести букв.
Я посмотрел на родителей и кивнул.
               -А почему из шести?
               -Ну, вышло так, понимаете? – я понял, что он тоже пошел не тем путем.
               -Ладно, можешь не говорить, просто напиши, ректор пододвинул ко мне лист бумаги и протянул ручку.
       Я посмотрел на родителей, они  закивали, затем я посмотрел за окно, там сидело несколько ворон и мне показалось, что они тоже кивали.  Мне ничего не оставалось, я взял ручку,  написал это слово из шести букв, и передал листок ректору.

        Можете верить, а можете – нет,  но ректор сразу заулыбался, было такое впечатление, что я написал ему какое-то радостное сообщение, а не «Сашкин» глагол.
                -Иди, - сказал он, не в силах сдерживать улыбку.
                -Надеюсь, ты понял, что это было в последний раз.

        Я повернулся, открыл дверь, и вдруг услышал, как за окном громко закаркали вороны.