Приятный вечер деликатно занимал город. Краски из желто-голубых постепенно становились пурпурными и синими, тени вытягивались, кое-где замигали лампочками витрины. Веня, в отутюженном сером костюме, вооруженный букетом гвоздик, томительно ожидал наступления восьми часов, коротая время в компании Пушкина. Чугунный поэт был задумчив и малоразговорчив, лениво отмахивался ладонью от надоедливых голубей.
Несмотря на то, что до назначенного часа было еще десять минут, Веник ерзал на скамейке, как на иголках. В десятый раз он вскочил и пошел в обход кругом постамента, как вдруг раздался глухой голос чугунного гиганта:
- Идет, в толпе одна, легка её походка, шагов не слышен оставляемый след.
Веня от неожиданности подпрыгнул и, задрав голову, встретился взглядом с глазами статуи:
- Э-э-э… простите, а где? Где идет? – проблеял он.
Ответить Пушкин не успел.
- Я здесь! – объявила о своем присутствии Ночь, выходя с противоположной стороны постамента. Веник пару мгновений пребывал в лёгком оцепенении, разглядывая сногсшибательное облегающее платье подруги, делающее её чем-то похожей на миниатюрную пантеру. Единственным неизменным атрибутом в наряде лучницы оставался темно синий берет, лихо заломленный на левую сторону и спускающийся из-под него черный шифонный платок, прикрывающий половину её лица. Оттаяв, писатель поспешил навстречу:
- Привет! Я так рад… Вот, – он, отчего-то дико смущаясь, протянул букет.
- Гво-зди-чки,- задумчиво протянула Ночь. Улыбнувшись видимым краешком рта, она взяла цветы.
- Не нравятся? – опечалился Веник.
- Когда б известно тебе было, Тюльпаны, розы, георгины, Приятны другу твоему, Души прекрасные порывы, букеты их влекут,- неожиданно забасил над их головами гигант-Пушкин.
- Черт! - Веник опять вздрогнул и задрав голову крикнул:
- А чего молчал всю дорогу? Раньше сказать не мог?
- Молчал - правильно. – Ночь тоже сердито смотрела на статую. – Говорить здесь не-по-ло-же-но.
- Нет, ну хоть бы намекнул бы, вот чугундер… – Веник тяжело вздохнул и взглядом побитой дворняги посмотрел сначала на цветы, а потом встретился с серыми глазами их обладательницы. – Так глупо получилось… Прости. Я хотел сделать приятное, а теперь…
- Ничего. – Ночь снова улыбнулась краешком рта. – Все можно исправить,- она взглянула вверх на статую и, посерьезнев, повторила,- все, кроме…
Опустив глаза на цветы она шагнула к памятнику и возложила скромный букет к ногам поэта.
- Молчание теперь твоя жизнь,- негромко произнесла она статуе,- храни её.
Чугунный великан наклонил голову в знак согласия.
Ночь отступила и повернулась к растерянному Венику.
- Идем,- позвала она, плавным движением руки указывая направление, - там - магазин цветов.
- А… где? – улыбнулся Веник, с облегчением понимая, что вечер, отнюдь, не испорчен.
- Не-да-ле-ко,- по слогам растянула Ночь, лукаво стрельнув на Веника глазами, взяла его под руку.
Они пошли по безлюдной асфальтовой дорожке бульвара. Только что включенные фонари медленно разгорались. Помолчав Ночь тихо призналась:
– Я люблю белые хризантемы.
Двухметровая статуя поэта задумчиво разглядывала оставленные три гвоздички. Что видел в их тусклых огоньках, Пушкин никому не сказал, храня свое молчаливое существование.