1.4.2. Персики
Со времени первого сбора на крыше прошло почти полтора месяца. На дворе стоял конец мая, в это время в школах наступают каникулы, в институтах — сессия. Дни незаметно скользили за днями. С тех пор у них не было ни одного общего сбора, но друг друга из виду они не теряли. Несмотря на то что Джек с избытком снабжался старыми ключами от дверей Коридора, наиболее прочно он всё равно обосновался в квартире Ленки и Локки, к лёгкому неудовольствию последнего. Впрочем, Джек приходил только ночевать, тогда как сам Локки чаще всего ночевал вне дома. Днём Джек обычно торчал на крыше вместе с Митькой. Митька пустил его только на том условии, чтобы Джек не лез к нему с разговорами. Джек и не лез. Он тихо и мирно писал что-то в тетрадке, рисовал мелом на крыше какие-то схемы и время от времени пропадал в Коридоре.
К поиску остальных богов отнеслись все по-разному. Митька и Артём не сделали ни одного движения в сторону поисков. Тёминому поведению Джек не удивился, а равнодушие Митьки его расстроило, но он крепился и ни слова не говорил ему по этому поводу. Локки искал как попало, время от времени вспоминая про богов, и с недоверчивым любопытством, приглядывался к людям, которые оказывались рядом. Он не сообщал об этом ни Джеку, ни Ленке, ни Артёму, с которым они за последний месяц крепко сдружились. Сашка и Анюта во время прогулок по городу старательно всматривались в окружающих, каждую неделю появляясь на крыше и педантично докладывая Джеку, что не нашли ничего. Потом началась сессия и они пропали, но исправно слали смски Ленке и Митьке о ходе поисков, что обоих несколько раздражало. Сам Джек, который так и не вернул Тёме очки, выкрал у Локки бинокль и озирал с крыши окрестности, надеясь найти что-то необычное при помощи подручной божественной и человеческой оптики. Ходить по улицам в одиночку он побаивался.
Хуже всех дела шли у Ленки, она и думать забыла о богах: перед сессией у неё начались нешуточные проблемы с учёбой, а всё потому, что голова у неё была занята совершенно не тем.
Как минимум пару часов в день она сидела на крыше между Митькой и Джеком и мрачно пророчила себе ужасную судьбу после завала сессии. Митька слушал с интересом, что подстёгивало Ленку сгущать краски до предела. Новый блокнот она так и не купила — всё казалось не подходящим, и поэтому нервы она успокаивала теперь не рисованием, как обычно, а исключительно выступлением перед слушателями.
Примерно спустя неделю, такого режима Джек не выдержал и сказал:
— Я бы на твоём месте вообще не волновался — выучи по одному билету на каждый экзамен и вытяни их — ты же Мастер Вероятности, понимаешь — у тебя кости всегда на шесть падают — или на один, смотря как ты сама хочешь.
Ленка и Митька с недоверчивым удивлением уставились на Джека. Ленка достала из кармана карту и посмотрела на неё. «Мастер Вероятности».
— Да ну, — неловко повела плечом Ленка. — Я невезучая. Всё везение Локки досталось.
Джек усмехнулся:
— Ещё какая везучая... Просто ты, как это... Короче, ты трусишь и вместо того, чтобы ..м... задавать пространству параметры успеха, делаешь наоборот, чтобы не сглазить … Или не знаю, короче, зачем ты это делаешь — вот как сейчас, — ну и получаешь, что просила.
— Шпарит, как по писаному, — одобрительно сказал Митька, оборачиваясь к Ленке с усмешкой. Но Ленка его шутливого тона не поддержала. Она с глубочайшим сомнением глядела на Джека и постепенно осознавала, как крепко укоренилась в ней эта привычка — настраивать себя на худшее.
Джек переводил взгляд с Митьки на Ленку.
— Короче, я понял, — печально сказал он. — Вы просто не верите до сих пор, да же? Не верите вы... в себя.
И отвернулся.
Митька упрямо нахмурился и пожал плечами. Ленка вздохнула и осторожно тронула Джека за плечо:
— Жень, ну ты тоже нас пойми, не можем же мы сразу вот так взять и поверить в то, что обладаем какими-то сверхспособностями.
— Никакие это не сверх, - пробубнил Джек. - Попробуй, сама вот увидишь. Даже можешь не желать специально, просто хоть не думай о том, что вытянешь не тот вопрос и всё.
— Не думать о Белой Обезьяне, — усмехнулся Митька. — Так ты, Ленка, точно вылетишь. Будем с тобой тут нормативы по необразованности сдавать.
Ленка на это скорбно поджала губы — одно дело, когда ты сама расписываешь грядущие чёрные перспективы, другое, когда с тобой соглашается кто-то ещё. Кроме того, Митька задел её занозу — страх оказаться никем. Хотя её нелюбовь к необразованным тунеядцам вообще прекрасно уживалась с крайней степенью симпатии к конкретному необразованному тунеядцу Митьке, себя бы она не простила. На этой неприятной ноте Ленка вздохнула, попрощалась с мальчишками и спустилась домой, пообещав себе как следует выучить хотя бы один билет.
В ночь перед экзаменом Ленка честно попробовала не думать о том, какие «плохие» билеты ей могут попасться. Но как назло, все подобные варианты вставали перед внутренним взором во всей красе. Она просто видела, как подходит, тянет один из белых прямоугольников, а там... там... И Ленка беспокойно ворочалась с боку на бок, окончательно убеждаясь в том, что завтра провалится с треском.
На следующее утро она проснулась от того, что ей почему-то со страшной силой захотелось персиков. Она просто думать ни о чём больше не могла. Это было похоже на наваждение. Ленка старательно трясла головой несколько раз, пока пила зелёный чай, вместо завтрака, но это нисколько не помогло. В конце концов, когда она подходила к училищу, желание её стало таким навязчивым, что она уже почти начала чувствовать запах персиков, и практически ощущать на языке их бархатную тонкую шкурку, и под ней — сладкую, сочную мякоть. И косточку, которую долго можно катать во рту, снимая остатки мякоти. Ох!...Но времени, чтобы купить хоть один персик у нее не было — экзамен почти начался.
Ленка, которая никогда не лезла на экзамен в первых рядах, на этот раз твёрдо решила попасть в аудиторию в первой десятке (ей казалось, что если она не получит персик в ближайший час, то просто умрёт), не мало изумив одногруппников, она выпросила себе место во второй пятёрке и рухнула на лавку в коридоре, невидящими глазами, уставившись в учебник. В её голове маршировали разнообразные персики — просто парад воображаемых персиков. А рядом с ней, две её одногруппницы монотонно бубнили хором ответ на один из билетов, повторяя. Ленка закрыла глаза.
Опомнилась она уже за партой в аудитории. Только тогда она посмотрела на квадратик с номером билета, который сама не помнила, как вытянула. Первый! Ленка тут же начала строчить ответы, путаясь в буквах, торопясь и сбиваясь. Ответы были косые-кривые, как домики, составленные тяп-ляп из огрызков разных материалов, но они были. Два вопроса билета были первыми в своих разделах — их Ленка выучила вчера сама, ответ на третий она невольно прослушала сидя в коридоре — именно его вслух повторяли одногруппницы.
Только когда она поставила точку в третьем ответе, её запоздало бросило в пот. «Неужели сдам?» — недоверчиво мелькнуло в голове, но тут же её захлестнул отступивший было поток навязчивых мыслей о персиках. Чтобы хоть как-то отвлечься, Ленка принялась успокаивать нервы привычным способом — взяла экзаменационный листок, свободный от её куцых ответов и принялась рисовать. Она набросала шариковой ручкой ...разумеется, персик. Рядом — ещё один и ещё... Ленка старательно выштриховывала светотень, стараясь передать лёгкую пушистость нежной шкурки. Незаметно для себя, она с головой погрузилась в процесс. Нарисовала стол, на котором лежали персики, очертания комнаты, плечи, руки и голову человека, сидевшего за столом и крутившего в нервных длинных пальцах персик. В голове у Ленки засела картина «Девочка с персиками», только у неё тут выходил мальчик.
Быстрыми штрихами, буквально в несколько линий она набросала озадаченно изломанные брови, прямой породистый нос, светлые широко расставленные глаза, упрямо сжатые губы, густые кудри. Она как раз выписывала острый подбородок мальчика, когда внезапно осознала, что её вызывают отвечать. И, судя по нетерпению в голосе преподавателя, уже не первый раз.
Она испуганно сгребла со стола свои письменно-рисовальные принадлежности, судорожно переключая мысли с рисунка на экзамен.
Под напряжёнными взглядами тех, кто ещё не сдался, Ленка прошла к кафедре.
Она села перед экзаменатором покорно и отважно, как приговорённый на электрический стул. Седенький профессор, год читавший у её потока лекции, оказывается, Ленку запомнил (Ленка лекции почти не прогуливала). Он улыбнулся ей, пока ещё пытливо, и углубился в предоставленные дрожащей Ленкиной рукой листки с ответами. Ленка, затаив дыхание, следила как он скользит взглядом по строчкам — большинство экзаменов проходило устно, к несчастью Ленки, которая мгновенно путалась в словах от волнения. Но здесь, профессор предпочитал только читать написанное, говорили это от того, что он был глуховат. Он задал Ленке два или три вопроса, на которые она что-то перепугано брякала, мучительно краснея после каждого слова.
Старичок-экзаменатор то кивал, то качал головой, наконец, он подтянул к себе Ленкину зачётку. Ленка замерла. Он помедлил несколько секунд, которые Ленке показались невероятно долгими. Потом он перевёл взгляд на Ленкины листы с ответами и одним пальцем выдвинул из-под остальных её рисунок.
— Талантливо, — сказал он, хитро сощурив глаза.
Ленка покраснела, побледнела и в итоге просто пошла пятнами.
— Сдаётся мне, в не медицине ваше истинное призвание, — вздохнул он, что-то вписывая в ленкину зачётку. Вложил в неё рисунок, захлопнул и с непроницаемой улыбкой буддийского монаха, протянул Ленке. В этот момент у неё в голове не было ни одной мысли (даже о персиках), кроме «раз что-то написал, значит уже не два».
— Спасибо, — прошептала она, сгребла свои вещи в сумку одним движением и выскочила за дверь. Она пронеслась мимо одногруппников, сгрудившихся у дверей аудитории, на такой скорости, что никто из них не успел и рта раскрыть, чтобы спросить, что ей попалось и что поставили. Ленку с новой силой обуяло желание персиков. На улице, обнаружив, что всё ещё держит сумку в руках, она повесила её на плечо, поправила торжественную экзаменационную юбку и решительно направилась в сторону ближайшего продуктового. Но тут до неё дошло, что (о ужас!) — кошелёк с деньгами остался в её повседневных «боевых» джинсах, из которых она вылезла по случаю экзамена. Едва не взвыв от разочарования, Ленка повернула к дому, как следует наддав скорости. «Хорошо хоть ключи не оставила, дурында». Локки сдал экзамен вчера и со вчера же бурно отмечал это на даче с приятелями. Ленка почти взлетела на девятый
этаж, доставая ключи, которые звенели где-то на дне сумки и никак не хотели находится. Когда Ленка была уже готова вытряхнуть всё из сумки прямо на коврик перед дверью, ключи милостиво попались ей под руку вместе с зачёткой. С зачёткой в одной руке и с ключами в другой, прижимая дверь бедром и плечом, Ленка с трудом открыла тугой замок и, распахнув дверь, ввалилась в квартиру.
И тут она чётко почувствовала, что дома кто-то есть. Локки вернулся раньше? Но его обуви и рюкзака не было на обычном месте.
— Эй, — нерешительно позвала Ленка, держа одну руку на дверной ручке, готовая в любой момент выбежать обратно в подъезд. В кухне что-то тихо зашуршало, но прежде, чем она успела сбежать, в дверном проёме кухни возник ...Митька. Он был с головы до ног закутан в оранжевое покрывало с Ленкиной кровати, одной рукой он придерживал его на груди, а в другой руке держал наполовину съеденный персик. Вид у него был мрачный и на Ленку он смотрел так, как будто это она вломилась с утра к нему в дом. Некоторое время они молча стояли друг напротив друга.
— Ты что тут делаешь? — наконец, спросила Ленка.
— Это мне самому интересно, — свирепо ответил Митька. — Только проснулся дома, собрался пожрать, как — херакс и я тут. Хорошо ещё, что додумался чья это квартира, а то точно обосрался бы хозяев ждать.
— А почему ты в окно не улетел? — осторожно спросила Ленка.
— В трусах?! — спросил Митька, плотнее запахивая покрывало.
Ленка покраснела.
— Ключи-то в квартире, — продолжал объяснять Митька. — Зашибись мне было бы там голым торчать. Предки на работе.
Ленка вздохнула.
— У тебя тут даже кофе нет... Вообще нихрена нет, одни персики в холодильнике. На что сдала хоть?
Ленка только сейчас поняла, что не удосужилась заглянуть в зачётку, которую так и держала в руке. «Я как раз в магазин собиралась, Джек вчера суп доел» — почти прошептала она в своё оправдание и открыла зачётку. К ногам Митьки медленно спланировал листок с рисунком, который был вложен в неё.
— Четыре, — сказала Ленка, не веряще глядя в строчку «хор» напротив предмета.
— М-да, — с неопределённой интонацией сказал Митька, рассматривая рисунок. Мальчик с персиками был точь-в-точь — он.
Ленка посмотрела на рисунок, на Митьку и беспомощно заморгала.
— Идём-ка на крышу, — предложил Митька. — Мне внезапно приспичило увидеть Джека.
Ленка кивнула и взялась за ручку.
Митька поднял рисунок.
— Вещдок, — объяснил он. — Покрывало я тоже с собой возьму, ты уж извини.
— Да ничего, — смиренно ответила Ленка и они вышли из квартиры. По дороге Ленка отобрала у Митьки недоеденный персик и наконец-то исполнила навязчивое желание всего дня. Насколько съедобен и законен был персик, полученный таким интересным образом, её не волновало.

Эмили, мимимими)

Ticky, 

Ну, вот так. Не все потом остаются преподавать. Ему нужна кандидатская для каких-то своих муток, о чём он говорил Сене в первой главе.

Типа Артём узнаваем и есть рядом с каждым? Хе.

А остальные не такие близкие к телу?

Да как сказать -- он же Мужыг. Ещё как залюбуешься, брутал бруталович. Умный, деловой, ухватистый.

1.4.3 Корректор реальности

Но Джека на крыше не оказалось. Зато они нашли там Артёма. Он курил и щурился красными воспалёнными от бессонницы глазами на вход.
— Привет, мракобесы, — поприветствовал он их. — А где Источник Мракобесия?
- Да, смешно, — без выражения отметил Митька.
Тёма оглядел его, завёрнутого в оранжевое покрывало, с ног до головы, но смолчал и сплюнул вниз, за парапет.
— А ты что тут делаешь? — подала голос Ленка, а Митьке тихо шепнула: «Я его не рисовала, честное слово, он сам припёрся»
— Малого жду, — ответил Артём и затянулся хабариком. — Что, нельзя?
Ленке стало неловко:
— Просто ты тут почти никогда не бываешь, мы и удивились...
Тёма насмешливо пыхнул дымом.
— Удивились, аж зубами подавились... Проходите, не стесняйтесь, — он широким хозяйским жестом повёл вокруг себя.
Ленка почувствовала, что Митька сейчас взорвётся и крепко стиснула его руку, затянутую покрывалом, повыше локтя. Митька скрипнул зубами, но ничего не сказал, дёрнул плечом, отняв у неё руку и прошагал на своё обычное место. Некоторое время все молчали. Оранжевое покрывало на Митьке шевелил ветерок, Митька только плотнее укутывался.
— А зачем тебе Джек? — наконец спросила Ленка, прервав напряжённую тишину.
— За надом.
— Мы тоже его ищем, — не сдавалась Ленка.
— Популярный сукин сын, — заметил Тёма, явно издеваясь над Ленкой, и зевнул. Он зверски устал за последние две недели. И только вчера обнаружил в чём причина его усталости и хронического недосыпа. Причина творила диверсии исподтишка, незаметно, как вирус-троян на компьютере. Началось всё с того, что Артём, которому часто снились сны, с недоумением обнаружил, что за последний месяц не просто не может вспомнить ни одного — но даже тени ощущения от них. Такого с ним не было никогда. При этом он был уверен, что сны он видел, но на них был поставлен какой-то тяжёлый блок в мозгу. Тёма думал быстро, в следующую ночь за тем, как он осознал свои сонные недоумения, он воспользовался приёмом, который знал с детства — если хочешь запомнить сон — примотай резинкой к руке бумажку и карандаш. Неважно, если они выпадут во время сна — главное, чтобы резинка осталась. Когда будет сниться сон, резинка на ноге или руке напомнит о карандаше и бумаге — о том, что сон нужно записать прямо во сне. И если во сне ты его запишешь, то утром его вспомнишь. С тех пор Тёма свои тайные сны стал запоминать.
А были они престранные. Каждую ночь Тёме снилось в какой-то мере одно и то же — звонкий детский голосок давал ему задания, не объясняя, как их выполнять, и Тёма был вынужден всю ночь над ними биться, непостижимым образом, однако, их выполняя. Голосок при этом постоянно ругал его и смеялся над ним. Но во сне обида и раздражение притуплялись. Задания были разные и, на взгляд Артёма, довольно глупые, но во сне критического мышления нет, да и решать задания оказывалось всякий раз интересно. В том, чтобы описать суть решений, у Артёма всегда были самые большие проблемы.
То что логично и понятно в реальности сна, теряет всякий смысл и форму в обычной реальности. Но Артём не сдавался. Больше всего решения походили на смесь программирования и задач многомерной геометрии. Несмотря на сугубую абстрактность Артёму казалось, что решает он не столько умом, сколько всем телом, толкая формулы и интегралы локтями, перелетая с плоскости на плоскость и связывая воедино точки координатных пространств. Иногда Артём просто выбивался из сил, над решениями. При том, что сложные, многоступенчатые и головоломные решения, влекли за собой совершенно идиотские задачи. Задач были десятки, Артём хорошо запомнил всего несколько.
Одна из них, на которую он угробил больше всего времени, была такой: провести через четырёхмерное поле многомерную несимметричную фигуру с вариативным положением точек относительно оси так, чтобы ни один из обозначенных факторов и векторов не был задет ни в одном измерении. Каждый раз, как Артём безуспешно, пролив три пота, применял какие-то решения, перед ним прокручивался как ролик на экране один и тот же сюжет с разными вариациями: ранняя весна, светловолосый мальчик лет десяти в очках, идущий по городу и... разнообразные случаи с ним — его сбивала машина, избивали одногодки, он падал в колодезный люк. Артём проклял и этого мальчика и всё на свете, пока наконец, не умудрился каким-то чудом устроить всё так, что мальчик оказался дома цел и невредим, потеряв только очки. Артём решил, что это определённо меньшее из зол, кроме того, так же считал и его невидимый, но пристрастный экзаменатор. Задачу ему зачли. Тёму не насторожил то, что очки были ему знакомы — те самые с тремя линзами. Он ведь искренне считал, что это сон и, соответственно, он видит просто переработанную мозгом реальность.
А вот задачу с шахматной доской он решить не смог — играл он неважно. Нужно было составить партию так, чтобы провести пешку в конец доски и при этом не потерять ни одной фигуры у себя и не взять ни одной фигуры у соперника. Артём поставил на задаче вердикт «невозможно» и больше к ней не возвращался.
Последним его заданием, которое он запомнил максимально чётко, было ввести в многомерный объёкт с вариабельным положением точек относительно оси, по одной из конфигураций образ многомерного объекта с жёстким закреплением точек, но во всём многообразии физико-химических параметров. Артём натурально взмок от этой задачи. Проснулся Артём с твёрдым решением прищемить хвост своему юному учителю. Ему надоело работать в две смены. Но для этого нужно было больше, чем резинка с карандашом. К тому же в ролике с верно выполненным заданием он увидел Ленку, которая так хотела персиков, что забыла про волнения от экзамена. И заподозрил, что его задачи касаются реального мира. Он начал действовать.
Фокусу осознания сновидения Артём научился когда ему было пятнадцать, друг ссудил ему книгу Карлоса Кастанеды «Искусство сновидения». В книге было много забавного, интересного и дикого, но Артёма прельстила только возможность управлять своим сном. На этой стадии изучения магических практик он и остановился. К семнадцати годам он достиг в этом деле нужной ловкости, но с тех пор как умер отец, к осознанным сновидениям Артём не возвращался. Он не мог себе объяснить, почему. Зато теперь, он считал это своей единственной надеждой. «Если мир сошёл с ума, веди себя как безумец» — подумал Артём и весь день готовился к осуществлению практики осознания.
Резинка с карандашом помогла и в этом. Не с первого раза у Артёма получилось удержаться во сне, когда он осознавал, что спит — в практике сновидений это и есть самое трудное. Но примерно на пятую ночь, ему это удалось. Он осознал себя как раз в тот момент, когда голосок распекал его за нерасторопность в решении. Артём взял всю свою волю в кулак и последовал за голоском. В ту же минуту тёмное поле его сна рухнуло. Он рассеянно моргал от слепящего белого света, слёзы градом полились из глаз. Это не было похоже даже на осознанное сновидение. Рядом раздалось тихое «Ой». Артём, наконец, смог рассмотреть то место, куда попал. Кругом на сколько хватало глаз расстилался песчаный пляж, но ни моря, ни просто линии горизонта видно не было. Небо было такое синее, что казалось ночным, солнца на нём тоже не было, зато песок был таким белым, что казалось, светился. Метрах в трёх от него на песке стояла, остолбенев, рыжая девчонка лет десяти, с прутиком в руке.
Артём обнаружил, что стоит на песке на четвереньках. Он поднялся и мрачно отряхнул руки и колени.
— Ну привет, — недобро сказал он, глядя на девочку. Однако, та уже пришла в себя:
— Ты что, дурак? — хмуро спросила она. — Тебе сюда нельзя! Как ты вообще с телом сюда пролез? Марш назад, делать задачу.
— Нихрена я тебе не марш, козявка! — рявкнул Артём. — Давай, объясняй, что тут происходит, и какого хрена ты мне спать мешаешь.
Девчонка захлопала глазами, уже менее уверенно она повторила:
— Ты что, дурак? Ты же корректор... Как ты меня обошёл, не понимаю...
Артём подавил желание шагнуть к ней и как следует встряхнуть за шкирку. Железно усвоенное правило — не трогать девчонок и тем более чужих детей, не позволяло этого.
В этот момент из ниоткуда возникла на песке ещё одна девочка — темноволосая и темноглазая.
— Что происходит? — спросила она спокойно. — Прутик, зачем ты его сюда принесла?
— Это не я! — возмущённо заверещала рыжая. Тогда чёрненькая повернулась к Артёму:
— Как ты сюда попал, Громадина?
— Обычным методом, Малявка, — ответил ей в тон Артём.
— Уходи, — так же спокойно приказала она. — Тебе здесь не место, ты ещё не готов.
— Сами валите, -- возмутился Артём, и неожиданно для себя сменил тон чуть ли не на просительный. — Пошли вон из моих снов! Оставьте меня в покое, не хочу я решать ваши дурацкие задачки, мне и днём этого хватает!
Черненькая покачала головой:
— Эти задачки помогают менять реальность, Корректор. Ты можешь не понимать их сути, но они полезны.
— Так это что, всё по-настоящему? — взорвался Артём. — Бред! Не верю, а если и верю, мне это не нужно, ясно? Я не хочу менять реальность, я отказываюсь быть богом!
— Ты — корректор, Громадина, у тебя нет выбора. Извини, мы тоже не выбирали себе судьбу.
— Как это нет выбора? — заорал Артём. — Что ты несёшь вообще? У человека всегда есть выбор!
— Но ты не человек, Громадина, — Тёмина несдержанность только подчеркнула невозмутимость её голоса. — Ты — корректор. Останешься ты с Дылдиком или нет, это никак не изменит того, что корректор ты и есть и мы будем тебя тренировать.
— Какой ещё Дылдик? — раздражённо переспросил Артём.
— Себя он называет Джеком...
— Ага, — перебил Артём. — То есть, вы заодно с этим придурком блаженным?
— Дурак! — крикнула Рыжая. — Ни с кем мы ни за одно, поздно плакать, работай или тебя сожрут!
— Что? — спросил Тёма, брезгливо скорчив рожу. — А ты что несёшь?
— Она говорит, что если ты, корректор, не пройдёшь обучение, то дни твои сочтены, — отчеканила черненькая. — Корректоры — лакомый кусочек для всех на свете сущностей во всех мирах. Тебя просто сожрут, или приберут к лапам.
— Каким ещё лапам? — Артём тон не сменил, но чувствовал, как у него волосы поднимаются на загривке — девочка говорила правду.
— Тебя возьмут в оборот, сделают своей куклой, угонят в рабство, — серьёзно пояснила она. — Мне сложно подбирать слова, но эти ближе всего к тому, что с тобой могут сделать.
— Хорошо, — медленно заговорил Артём. — Если вы не в сговоре с Джеком, то как вы объясните это дебильное задание с персиками и Ленкой? — последнее слово он довольно громко рявкнул. Девочки вздрогнули, но не переглянулись.
— Потому что они в твоей программе, — невозмутимо ответила черноволосая. — Ты часть бога, она часть бога — это всё равно, что задать левой руке нос почесать, -- и она тут же почесала нос левой рукой. Потом поднесла руку ко рту и сплюнула. Тут же придирчиво принялась рассматривать на ладони мелкую жемчужину.
Тёма молчал, но недолго.
— Так, я нихера не понял, кроме того, что это всё из-за Джека.
Девочки синхронно вздохнули. Черноволосая покачала головой, а рыжая сказала:
— Я ж говорила, что он дурак натуральный.
— Старших уважать научись, пока я тебя не выпорол, — бросил Тёма, резко повернувшись к ней... и проснулся.
И после пробуждения в ушах стояли задумчивые слова Черноволосой: «А он, пожалуй, и это сможет».
Артём позвонил на кафедру, сказал, что заболел, наскоро позавтракал и отправился прямиком на крышу, чтобы «нормально разобраться» с Джеком.
Но вместо Джека нарвался на Митьку и Ленку. Теперь он молча курил и досадовал на своё невезение.

Эмили, да. Про партию вообще не помню.

Оно пустое было.

1.4.4

Они провели на крыше ещё четверть часа в молчании. Ленка чувствовала при этом самую большую неловкость, она не решалась разговаривать даже с Митькой, который, несмотря на свой довольно нелепый в покрывале Ленкиных родителей вид, не выглядел смешным.
Артём курил сигарету за сигаретой и, как показалось Ленке, уничтожил за это время не меньше целой пачки. Когда он, раздосадованно плюнув вниз, уже поднялся с парапета, на котором сидел, явно собравшись уходить, воздух над центром крыши раздвинулся, как шторы или занавес в театре, показав шахматную изнанку другого пространства, и на крышу спрыгнул Джек. Он, конечно, сразу заметил, что не один, в этом ничего особенного не было, но увидев Артёма, удивлённо замигал — Ленка была права, в отличие от них с Митькой, Тёма был редким гостем на крыше. И Джек сразу почувствовал, что это исключительное появление не предвещает лично ему ничего хорошего.
Он не ошибся. Артём тут же выдвинул челюсть вперёд и пошёл прямо на Джека.
— Привет, — успел пролепетать Джек, прежде чем Тёма придвинулся к нему вплотную и, взяв за грудки, как следует тряхнул и рявкнул:
— Скажи им, чтобы прекратили лезть мне в голову!
Ленка вздрогнула, Джек только испуганно хлопал глазами.
— Э! — тут же среагировал Митька от края крыши, оборачиваясь. — Руки убрал от пацана. Чё, дофига крутой? На мелкого залупнулся?
Артём смерил Митьку тяжёлым взглядом. Митька глаз не отвёл. Джек полузадушенно пискнул:
— Кому им-то?
Артём не ответил. Неотрывно глядя на Митьку, он Джека медленно, как будто уговаривая себя, отпустил. Ленке стало страшно.
— Не вздумайте тут драться! — звонко сказала она.
— Сам знаешь кому, — зло сказал Артём, скользнув взглядом по Ленке. — Девкам своим мелким, ещё раз они ко мне придут — тебя убью.
После этого, не дожидаясь никаких ответов и объяснений, он резко прошагал к выходу и исчез в нём. Они слышали его удаляющиеся шаги по лестнице подъезда. Ленка попробовала вспомнить, видит Артём это здание как стройку или как их с Локки дом, когда он один, но не смогла.
— Ты как? — спросила она Джека, который поправлял скомканную Тёмой ветровку. Джек уныло пожал плечами. Митька подошёл ближе:
— Не бойся, я на тебя орать не буду, — благодушно сказал он, шаркнув тапками Локки по бетону крыши. -- Особенно, если ты меня доставишь домой какой-нибудь там своей телепортацией.
Джек глянул на Митьку изумлённо:
— Какой ещё телепортацией? Вы чего все с ума сегодня посходили? Что случилось-то?
Ленка с Митькой наперебой рассказали Джеку про утреннее недоразумение. Джек довольно улыбнулся, глядя на Ленку:
— Молодец, а говорила, ничего необычного не происходит. Видала, как круто!
— Раньше такого не было... Кажется, — беспомощно сказала Ленка. — Что ж мне теперь, не рисовать?
Джек засопел, задумался, полез в свою тетрадку. Что-то вычитал и смутился.
— Ну, — глядя в небо, начал он. — Если ты не так... ээээ... ярко желаешь и представляешь то, что рисуешь, то можешь не переживать.
Митька поднял бровь, Ленка покраснела.
— А о чём это говорил Артём? — спросила Ленка, надеясь быстро сменить тему.
— Бредил он, как обычно, — усмехнулся Митька, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. — Джек, ты домой-то меня сможешь отправить, нет?
Он бросал косые взгляды на Ленку.
— Я попробую, — неуверенно ответил Джек и вздохнул. — А Тёма не бредил, только я тут ни при чём... ну почти ни при чём. Он же корректор, это ...м... должность необычная... по сравнению с нашими. Активированного корректора обучают другие корректоры, по своей программе, — Джек снова вздохнул. -- Ну и, короче, похоже они это делают когда он спит, во сны приходят, наверное... Ну а их главная... корректоров, она знает, что мне...нам нужно в данный момент, поэтому и задала ему... короче, про персики ты, Лен, думала, похоже, потому что Тёма с заданием справился.
Теперь настала её очередь хлопать глазами. Известие о том, что Тёма способен влиять на её желания неприятно поразило Ленку. У Митьки вырвалось:
— Нифига себе, не слишком много власти у него будет, если он такое научится делать? А людей он внушать умеет?
Джек пожал плечами, глядя на носки своих кед:
— Не знаю, у нас всё равно нет другого корректора... Но вроде бы внушения, это не их специализация. Просто должны пройти в курсе. Они больше пространство и время корректируют. Кстати, говоря о телепортации, — он поднял голову и посмотрел на Митьку. — Ведь вам нужно было у него спросить, он наверняка уже этот раздел освоил... Перемещения в пространстве они первым делом проходят, мне Плевака... ну их главная... говорила.
Лицо у Митьки как окаменело. Ленка сразу поняла, что он думает о перспективе просить у Артёма помощи. Но всё равно подошла к краю крыши и посмотрела на дорожку, ведущую от подъезда. Артём был в самом её начале.
— Артём! — крикнула Ленка без особой, впрочем, надежды. Тёма дёрнул плечом, залез в карман и вставил в уши наушники. Теперь он точно не имел никаких шансов услышать чей-то зов.
Ленка покачала головой и обернулась к ребятам. Митька надувшись смотрел на неё, для него этот поступок был почти предательством.
— Но ведь Джек говорит, что он мог бы помочь, — с нажимом произнесла Ленка, не отводя глаз.
Митька фыркнул и обратился к Джеку:
— Не, давай ты попробуешь, как по-другому домой попасть я вообще не знаю.
Джек посмотрел на него полным сомнений взглядом:
— Ладно... но ты учти, я ничего не обещаю, окей?
— Выбора-то у меня нет, — усмехнулся Митька и повёл плечами под покрывалом.
Джек встал и в тот же момент воздух над центром крыши разошёлся как это было недавно. У Ленки закружилась голова — ей показалось, что клетки Коридора постоянно перемещаются, меняют размеры... Ей пришлось отвернуться.
Джек подошёл и шагнул в Коридор, как будто его вход был не просто дырой в пространстве, а, например дуплом дерева — с твёрдыми краями и полом.
— Иди сюда, — сказал он Митьке и подал ему руку. Митька подошёл, схватился за неё и … Ленка снова повернулась, чтобы увидеть, что произойдёт: Митька стоял рядом с Джеком, недоверчиво глядя себе под ноги.
— А можно мне с вами? — неожиданно для себя самой спросила она.
Джек только улыбнулся и протянул руку ей. Ленка приблизилась к зияющим краям входа, но едва коснулась рукой пальцев Джека, как обнаружила, что лежит на спине на крыше и смотрит не на руку Джека а в небо. Она села. На крыше было пусто. Голова у неё кружилась сильнее, чем до падения и Ленка решила, что ей стоит ещё немного посидеть.
Коридор её не пустил.

1.4.6. Друзья
Дружить с Локки было интересно, но хлопотно. За то время, которое они с Тёмой общались, Локки сводил его в тысячу разных мест и в редком они были дважды. Тёма не подозревал о том, что в городе вообще такое имеется: какие-то подпольные бары, куда можно было входить только по предварительному звонку с паролем, неизвестные клубы, тренировочные площадки роллеров, на которых вечно проводились соревнования, тренажёрки в подвалах общежитий, танцевальные студии. Локки занимался брейком и хип-хопом, чем неприятно поразил Артёма, который считал, что «мужики не танцуют». Впрочем, диапазон интересов и круг знакомств Локки колебался широко. За неполный месяц он протащил Артёма по таким мероприятиями, как: соревнования паркурщиков, баттл хоперов, концерт полуроковой неизвестной команды, рэп-слэм, благотворительный вечер в пользу детей, больных раком, состязание средних классов школ по гоночным моделям катеров, репетиции институтского квн. Локки, казалось, знал всех и все знали его. Тёма, круг общения которого ограничивался максимум дюжиной человек, просто вообразить не мог, как возможно поддерживать все эти многочисленные приятельские контакты и не путаться, кто к какой тусовке, вузу или увлечению принадлежит. При этом, как ни интересно и полезно было дружить с Локки, который имел доступ практически во все точки города, а с ним и Артём, как его друг — иногда Тёму задевало то, что он сам ничего не может предложить Локки взамен. Только и делает, что таскается за ним хвостом. Конечно, по приглашению, но всё же... всё же. И ещё его не отпускала мысль, что Локки просто суёт его в разные дела и среды, чтобы определить, куда его можно приспособить постоянно. Судя по тому, что места меняются — пока приткнуть Тёму не удалось. И задевало одновременно и то, что пытаются приткнуть и то, что не могут. В этот раз они встретились у дома Артёма.
— Здорова, бро! — поприветствовал его Локки, с размаху хлопнув по его ладони своей. — Ну чо, давай куда-нить двинем, у меня даже похмелья нет.
— Угу, — сказал Артём. — Слушай, тебе не надоело скакать всё время по городу?
Локки широко улыбнулся.
— Ну да, — пробурчал Артём. — Хрена с два тебе это надоест... короче, есть тема. Не хочешь сегодня мирно потусить у меня в гараже, без толпы фанатов, студентов и прочих радостей?
— Ммм... — протянул Локки, пытливо заглядывая Тёме в лицо. — Ты что-то неважнецки выглядишь. Всё путём?
— Там и расскажу, — слегка раздражённо отозвался Тёма. — Но вообще я просто устал и не хочу тащиться в чужие тусовки, где куча незнакомого народу.
— Пакатили, — легко согласился Локки и оседлал самокат. — У тебя там чо есть-то, в гараже? О, и давай только пиваса купим и пожрать чо-нить...
Гараж Тёмы был на окраине города, сразу за ним начиналась чахлая рощица, через которую протекала Нижинка — отравленная выбросами химзавода речушка. По району были разбросаны пятиэтажные небольшие домики, утопавшие в майской зелени тополей, которые были в два раза выше домов. Воздух был белым от тополиного пуха.
Внутренность гаража на Локки произвела сильнейшее впечатление:
— Ваааау, — протянул он, оглядывая помещение, как только они вошли. — Это чо, твоё? Это ж не гараж, это ж авторемонтная мастерская!
И он немедленно устремился рассматривать подробнее машины, стеллажи с инструментами и деталями и даже масляные тряпки, валяющиеся на полу.
— Не совсем моё, — со сдержанной гордостью ответил Артём, открывая двери шире, чтобы проветрить. — Это мы на паях с другом сделали... А то на стипуху аспиранта жрать нечего.
— А... — отозвался Локки, явно не вслушиваясь. Он с горящими глазами шарахался по гаражу и пребывал от него в полнейшем восторге.
В гараже стояло всего две машины: старая чёрная хонда без колёс и новенький джип над ремонтной ямой.
Тёма смотрел, как Локки издаёт восторженные звуки и снуёт по гаражу и сердце его радовалось. «Это тебе не кавене в педучилище» — думал он.
— Ладно, давай сюда, — наконец сказал он, открывая дверь ремонтируемого джипа и закидывая в кабину пакет с пивом и «сухпайком», как называл Локки разнообразные чипсы, семечки и сухарики.
Локки не сразу оторвался от заинтересованного созерцания карбюратора, который лежал на одной из полок, но в итоге всё же составил Тёме кампанию, забравшись в джип с другой стороны:
— Клёвая тачка, — сказал он, поправляя зеркальце заднего вида. — Внутри здоровее чем снаружи. Ладно, давай, колись, что там у тебя?
Тёма усмехнулся, передавая ему раскупоренную бутылку:
— Резкий ты. Короче, у меня какая-то херня происходит. Типа снились сны, как будто меня заставляют всякие задачи решать, а потом оказалось, эти задачи на реальность влияют.
— Это как?
— Да так, это всё Малой замутил, мать его в душу. Например, ночью я решал задачу, а потом оказалось, что этой задачей я твоей сестре внушил желание.
— Желание Длинного? — невозмутимо поинтересовался Локки, отпивая глоток. Артём поперхнулся:
— Да нет, мля, желание персиков.
— С чего ты взял, что внушил?
Артёма вопрос сбил с толку. Прежде чем ответить, он закурил:
— Просто знаю и всё, — наконец, сказал он, сбивая пепел через окно машины прямо на пол.
— Говоришь прям как Малой, — хмыкнул Локки. — А чо ты там ещё изучил? Во снах?
— Координаты вещей в четырёхмерном пространстве менять, — неохотно ответил Артём.
Локки некоторое время смотрел на него с непроницаемо-непонимающим выражением лица, потом скорчил рожу:
— Блин, типа телекинез что ли? — уточнил он.
— Типа того.
— То есть, ты и в реале это можешь, да? Не только во сне?
— Вроде как...
— Давай, пробуй, — энергично развернувшись к Тёме всем корпусом, потребовал он.
— Чего пробовать? — не понял тот.
— Да телекинез свой, — нетерпеливо повторил Локки, едва не прыгая от возбуждения. — Давай вот... о! -- Локки выскочил из машины, подошёл к хонде и положил ей на капот свою кепку.
Отошёл, как будто вылезший из джипа Артём собирался в неё стрелять.
— Подними её, — практически скомандовал он.
Тёма смотрел на него с сомнением.
— Ну! Чего? — Локки вопросительно посмотрел на него.
— Не знаю, — протянул Артём. — Это как-то.... тупо.
— Тупо считать, что ты мысли людям внушаешь. Без доказательств, — доверительно объяснил Локки. — Давай, пробуй, типа, если ничего не получится, ты ж тут не Коперфильд перед залом, я тебя помидорами не забросаю.
Глаза у Локки блестели азартно и как-то нехорошо. Тёма почему-то подумал, что ещё пожалеет о том, что поделился с Локки своей проблемой.
Он посмотрел на кепку и вдруг в голову сами прыгнули формулы. Тёма механически достал план-схему и карандаш из внутреннего кармана джинсовки и быстро написал изменение координат с тем расчётом, чтобы кепка подлетела в воздух метра на три.
На три метра вверх, едва не ударившись о потолок подлетела хонда. А потом упала обратно жалобно громыхнув и скрипнув треснувшими стёклами.
У Тёмы отвисла челюсть. У Локки глаза чуть не вывалились из орбит:
— Получилось! — заорал он. — Йееееес! Ты маг, Тёма, мать твою, мааааааааааааг!
Тёма, не выходя из состояния шока, тихо и непечатно выразился несколько раз, по поводу непредвиденных расходов на ремонт этой... машины.
— Мож ты ещё и время отматывать умеешь? — спросил Локки, из солидарности придержав свой восторг.
Артём прекратил материться и задумался.
— Нахер, — сказал он, наконец. — Ещё отправлю её во времена динозавров...
— Попробуй на мышах, — посмеиваясь предложил Локки. — Давай, на Нижинке какой-нить кактус ошарашим временным парадоксом... сам подумай, если получится, тачку тоже бесплатно приведёшь в норму. Ты ж супермен теперь, прикинь. Только я не понял, что тебе не нравится?
— Как что?! — возмутился Артём. — Я не соглашался, чтоб меня этому учили!
— Дурак что ли? — дружелюбно спросил Локки. — Я б всё продал, чтобы такому научиться, а ты рожу воротишь. Ты прикинь, что ты сможешь с этим сделать?
— Это всё для Малого, — рявкнул Артём. — Не собираюсь плясать под его дудуку.
— Ты и не пляши, — пожал плечами Локки. — Просто научись всем этим штукам и пользуй в своё удовольствие, кто тебя заставит для Малого что-то делать.
Артём задумался.
— «Сокол», «сокол», я «белка», приём! — щёлкнул пальцами Локки. — Не висни. Пошли кактус искать.
И они пошли.
— Не дай бог, кто заметит, — бурчал Артём, шастая за Локки по кустам.
— Давай берёзу, — орал Локки, указывая на иву. — Преврати её в почку. Или нет, давай лучше что-то живое!
— Выбери одно и не ори. Поражаюсь, как я тебя терплю, — сказал Артём, у которого уже начала болеть голова.
— Ну а чо. Меня все терпят, — пояснил Локки, посмеиваясь. — И никто не знает, как.
— Ладно, заткнись, мне нужно подумать, — сказал Артём. Локки из уважения даже отошёл шагов на пять назад.
Артём закурил и уставился в бумажку, но вместо того, чтобы вспоминать формулы, думал о своём. Как Локки за пять минут удалось перенастроить его? Перевести ситуацию с минуса на плюс. Артём хорошо знал за собой свойство циклиться — его трудно было переубедить в чём-то, да ещё так легко. И не только это было странным. В самом деле, почему он вообще терпит Локки? Артём всегда был очень придирчив к знакомым, люди, составляющие его довольно узкий круг общения, проходили самый тщательный отбор. Таких, как Локки — шумных, нахальных, требовательных и нещадно зубоскалящих над знакомыми в его круге не было. Однако, сейчас он проводил с ним большую часть свободного времени. Тёма покосился на Локки, который во все глаза следил за ивой. Нет, наверное, всё просто — Локки при всех своих недостатках по сути незлой человек. Тёма, который вырос на книгах Крапивина и Алмазова всегда мечтал о таком друге. В детстве его не хватало. Пацаны во дворе и школе, его приятели, были далеки от книжных идеалов — никто не понимал романтику дружбы, все стремились быть сильнее, выше, быстрее, грубее, круче. Доброту считали за слабость, справедливость и честность, за идиотизм. Его друзья были больше похожи на детей Брэдбери — жестоких, глупых и хитрых одновременно. И никто из них не любил читать, кроме одного мальчика-астматика. Он ходил в огромных очках и заикался. Тёма думал, не подружиться ли с ним, но он был отчаянно скучным и трусоватым. Ничего не вышло. Другое дело Локки. «Где ж ты был, когда мне было восемь лет» — подумал Тёма, но ничего не сказал, стряхивая пепел. Где был Локки? А ему было три года. Пять лет — слишком большая разница для детства. Артём вздохнул и принялся за расчёты. Заняло это минут пятнадцать.
— Раз-два-три, ёлочка гори, — хмуро сказал он и взглянул на иву. Ива уменьшилась раза в полтора.
— Помолодела! — заорал Локки. — Интересно, на сколько эффект сохранится?
Не успел он договорить, как ива приняла прежние размеры. Артём ругнулся.
— Продолжаем эксперименты! — азартно орал Локки. — Давай искать что-нибудь ближе к хонде по духу. Что-то старое и сломанное.
И они снова ринулись в кусты, ближе к недалёкой свалке. Пока они блуждали, Локки несколько раз отвечал на звонки. Артём к этому уже привык — телефон Локки почти не замолкал. Примерно треть звонков была от девушек.
Везде где появлялся Локки, в любой компании, у него была девушка, которая весь вечер ходила с ним. В каждом месте новая. Некоторые девушки были такими, о которых Тёма мог только мечтать. Но даже те, которые были заметно выше Локки, что, по мнению Тёмы, который сам был не выше среднего роста, являлось огромным препятствием для отношений, смотрели на того с неприкрытым обожанием. Артём завидовал. Локки долго говорил по телефону, хотя прощаться начал, едва поздоровавшись. Сбросил, наконец, закатил глаза:
— Пора почистить список половых контактов, — весело сказал он. — Так, я вижу на горизонте хлам, идём туда. Тебе, кстати, девушка не нужна?
— Не нужна, — Сене за такое он бы вмазал. Но Локки — это Локки.
— Почему нет?
— Потому, — мрачно сказал Артём. — Что не хочу трахать девок, к которым у меня ни малейшего чувства нет. Так и попасть можно...
— Да ты романтик, — восхитился Локки. — Девки любят романтиков только в кино, бро.
— Чё ты моей личной жизнью озаботился? — спросил Артём.
— Из любви, — ответил Локки, сверкнув чёрными глазами, и заржал.
— Всё, отвали, — отмахнулся Артём. — Щас на железке попробую.
С железкой на удивление всё оказалось проще, чем с живым деревом. Артём легко просчитал её координаты и вернул в прошлое на десять лет — железка оказалась бампером. Она блестела, как будто недавно сошла с конвейера.
— Теперь давай ждать, — сказал Локки. — Когда она обратно поржавеет. Ты, кстати, чо в субботу на той неделе делаешь?
— Есть кое-какие дела, а что?
— Да у меня тут бёздей в среду, а у нас с Ленкой традишн — отмечать его на озере, на даче. Хочу тебя пригласить. Ну чо, придёшь?
— «Бёздей», «традишн», — пробурчал Тёма. — Педагог, твою мать, чему ты детей научишь?
— Физкультуре, — добродушно объяснил Локки. — Так придёшь, нет?
— Ты уверен, что я не буду лишним? — недолго помявшись спросил Тёма, — Это же ваша, -- он выделил интонацией, — семейная традиция.
Он не знал, как сказать, что Ленку после утренних событий он видеть не особенно хочет, тем более проводить с ней в одной компании весь день.
Локки ухмыльнулся:
— Угу, семейная. Только я на сто пудов уверен, что Ленка притащит Длинного, а мне не улыбается сидеть с ними втроём.
— Длинного?.. На твой день рождения и притащит? — усомнился Тёма, но ещё сильнее уверился в том, что упираться стоит до конца. Митька тоже не входил в число тех, с кем он рвался коротать выходные.
— Ещё как, она мне уже намекала, что было бы неплохо разрешить ей его взять с собой. А кто я такой, чтобы ломать любимой сестре личную жизнь. — Локки криво, но не зло усмехнулся. — Но если там будут только они, без тебя я повешусь.
— Гнилой шантаж... — пробурчал Тёма, который и сам не раз просил Сеню о таких вещах: когда его бывшая пассия тащила в незнакомую компанию, он всегда брал с собой друга. Сеня никогда не отказывался и Тёма ему был за это благодарен. — Чё она не может с ним самостоятельно на озере посидеть?
— Сестре повод нужен, а Длинный тормозит, — хмыкнул Локки. — Ну как, выручишь? Шашлыки будут. Я б тоже лучше с тобой на озере посидел, чем с ними двумя.
Артём стрельнул взглядом в Локки.
— Ага, как пара пидоров сидели бы с тобой на озере что ли?
— А что плохого в пидорах? — невинно спросил Локки.
— А что хорошего? — спросил Артём и сплюнул. — Ладно, поеду, не ради тебя, ради шашлыка, учти.
Локки щёлкнул по своей серьге и улыбнулся:
— Кажется, она нифига не меняется, железка. Пойдём, хонду плющить.
— Пойдём, — вздохнул Артём, выбрасывая окурок в кусты.

Где Белка???

Эмили,  блин, подсознание полезло.

1.4.7

Тем временем Джек сидел на крыше и не спускал глаз с зонта. Чем дольше он проводил в его «обществе», тем неуютнее и тревожнее ему становилось. Как будто зонт был живым и наблюдал за каждым его движением. Джек отвлекался, как мог: переписывал и перечитывал свои каракули, в той части, которая касалась артефактов. А ещё он то и дело дописывал и приписывал разные детали по поводу устройства свого Мира. Он придумывал его постепенно, хотя основную идею поймал сразу, как только Птица рассказал ему о возможности создать его. Джек постоянно боялся, что его черновики прочитают. Но никто из богов к ним интереса не проявлял. В этот раз Джек постоянно отвлекался — зонт разрушал иллюзию уединённости. Джек пожевал губу, глядя на зонт, засунул тетрадку в карман ветровки. Зонт на вид был совершенно обычным. Джек мимолётно пожалел, что отдал очки Локки. Посмотреть бы через них.
Время тянулось медленно. Ни Ленка ни Митька не появлялись.
— Чего уставился? — звенящим голосом спросил он, наконец, у зонта вслух. Зонт не ответил. Джек понурился и пнул камешек с крыши. Тут же радостно встрепенулся, потому что на лестнице послышались чьи-то шаги. Очень скоро на крышу вышла Ленка:
— А Митьки ещё нет? — стараясь скрыть разочарование, спросила она. — Ты чего домой не идёшь?
Джек помотал головой.
— Мне тут оставили кое-что, — он указал на зонт. — Не могу уйти.
— Почему? — удивилась Ленка и подошла к зонту. — Это же Анютин зонт, да?
— Ага, — кивнул Джек. — Сашка просил его не откры...вать, — закончил он, когда Ленка уже щёлкнула кнопкой, открывающей зонт.
— Ой, — сказала Ленка. — Почему? Он сломан, да?
Она тут же попыталась закрыть его, но у неё ничего не вышло. И с помощью Джека — тоже. Ленка расстроенно положила открытый зонт у парапета. Он покачнулся и встал на ручку.
— Ой, — повторила Ленка уже другим тоном.
— Угу, — уныло подтвердил Джек. — Хотели опыт провести. Анюта говорит, что не может от него избавиться.
— Зачем ей избавляться от зонта? — спросила Ленка. — Над Сашкой вечно идёт дождь, им зонт в самый раз.
— Не знаю я. Что-то с этим зонтом не то.
Джек повесил голову и уселся на балку, лежавшую поперёк крыши.
— А я даже не могу сказать, что. Скоро вы все мне верить перестанете...
— Верим, не верим, помогаем же, — вздохнула Ленка, косясь на зонт. — Не переживай, сейчас Митька прилетит и мы что-нибудь придумаем.
— Угу, — повторил Джек безнадёжно.
Через четверть часа и в самом деле прибыл Митька. Но не прилетел, а пришёл как все нормальные люди через лестницу. Всё это время зонт стоял не двигаясь у парапета на ручке. Ленка и Джек даже не разговаривали, смотрели на зонт. На Ленку он тоже произвёл тягостное впечатление.
Как только Митька показался на крыше, зонт совершил нечто совсем странное — он поднялся на полметра в воздух и... свернулся сам в себя.
— Исчез! — заорал Джек, прыгнув на то место, где только что был зонт. Ленка тоже подскочила.
— Кто исчез? — нахмурился Митька. — Что у вас тут опять творится?
— Зонт исчез, — сказала Ленка, глупо глядя на него, — Анютин...
— И чо?
— Анюта от него хотела избавиться, — затараторил Джек, — Я и говорю — оставьте мне, говорю, посмотрим.
— Правильно, — равнодушно подтвердил Митька, — Он исчез — ты от него избавился, молодец, миссия выполнена.
— Мне кажется, это не я от него избавился, а он от нас, — насупившись, возразил Джек.
— Митя, тебе Локки звонил? — встряла Ленка, которая быстро забыла про зонт и сосредоточилась на том, что её изначально интересовало куда больше.
— Звонил, — без особого восторга отозвался Митька.
— Ну и что? — скрывая волнение спросила Ленка. — Ты пойдёшь?
Митька пожал плечами:
— Мы с ним не особенно общаемся, — сказал Митька недовольным тоном. — Что-то я не пойму с фига он меня на свой день рождения зовёт.
— У Локки день рождения? — вмешался Джек с интересом прислушиваясь к их разговору, он моментально забыл о зонте.
— Да, — ответила Ленка и поняла, что напрасно поспешила и начала разговор при Джеке.
— Тут будете отмечать? — продолжал приставать он.
Ленка помотала головой.
— На озере они отмечают, — пояснил Митька.
— На оооозере, — протянул Джек и лицо его приобрело такое мечтательное выражение, что сразу и без всяких других слов стало ясно — он тоже очень хочет в компанию.
Митька смотрел на Джека с жалостью, Ленка с тревогой.
— Значит так, — сказал, наконец, Митька. — Я пойду, если Джека тоже позовут.
Ленка выглядела обиженной.
— Я спрошу у Локки, — пробормотала она, отступая от ребят на шаг.
— Да не, не надо, — быстро сказал Джек, испуганно заморгав.
— Да надо, надо, — передразнил его Митька. — Спроси, Лен, вдруг возьмёт.
— Хорошо, — сказала Ленка тоном, в котором ничего хорошего не было и ушла с крыши.
Уши Джека пылали:
— Ты чего? — зашептал он, хотя в этом не было никакого смысла. — Зачем ты так? Это как будто я напросился.
Митька утомлённо глянул на него и отвернулся, ничего не ответив. «Много ты понимаешь» — думал он, — «Напросился!»

Анютина бабушка ещё с конца апреля окончательно переселилась на дачу. Сашка стал часто оставаться ночевать у Анюты.
Остался и в этот раз, после того, как они поручили зонт Джеку. Остаток дня Анюта вела себя как-то скованно. Ей явно было не по себе. Сашка, разумеется, не хотел оставлять её одну в таком состоянии.
Анюта не возражала, или не имела сил на возражения.
Они поужинали у неё, как обычно, почти в полном молчании, посмотрели пару старых фильмов на компьютере, потом перебрались в постель. Точнее, на раскладной Анютин диван...
Около двух часов ночи Сашка вышел на кухню, чтобы попить. Не зажигая света, он налил себе воды из пластикового кувшина-фильтра на столе, и пока пил, зачем-то поднял глаза к потолку. Там, слегка покачиваясь, висел зонт. Открытый. Он был похож на шевелящуюся дыру в потолке. Сашка пил и смотрел на него.
Он не мог точно определить свои ощущения. Не страх, не растерянность, не удивление. Не радость.
Сашка допил воду, сполоснул стакан и, наконец, понял: он просто знал, что зонт вернётся. С самого начала, как и Анюта. Ощущение. Как будто посмотреть ответ в конце учебника, который совпал с твоим.
Он знал и больше. Но не хотел себе в этом признаваться. Он поставил стакан в сушку и приказал себе не думать об этом. Он вернулся в комнату, забрался под простынь, обнял Анюту.
— Он здесь? — спросила она, без уточнений.
— Да, — сказал Сашка и поцеловал её за ухом.
Анюта бесшумно вздохнула и закрыла глаза, проваливаясь в сон. Не смотря ни на что, она привыкла к зонту и теперь, когда он снова был здесь, ей стало куда спокойнее.

Конец четвёртой главы.