litnyra

Литературная Ныра

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Литературная Ныра » Диван Прозы » Боги-17, Альфа-версия


Боги-17, Альфа-версия

Сообщений 331 страница 360 из 469

331

Тедди-Ло написал(а):

– Что Варвара... это, лесбиянка. И влюблена в Веронику... – Гришка почесал нос. – А что? – с тревогой спросил он.

По итогам трёх прочитанных глав смутил лишь этот момент)
Почему Гришка так легко говорит на эту тему со взрослым?

Начались проблемы, раскрываются конфликты и характеры становятся чётче)

0

332

Олег, кто вернулся :) Спасибо за отзыв!

0

333

Глава 9
9.1 Эпилептик

На заброшенной стройке утром кипела жизнь: тренировка трейсеров была в разгаре. Человек шесть или семь разминались кто во что горазд, без маршрута. На маршрут собирались пойти днём. Кто-то подбегал к сваленным в кучу рюкзакам, сделать несколько торопливых глотков из бутылки с водой и обратно на стены и полуобавлившиеся лестничные пролёты.
Вдруг относительную тишину тренировочной площадки разрезал крик, переходящий в вой. Что-то кулем шлёпнулось со стены на бетонную плиту. Пивший воду бросил бутылку и поспешил к месту падения:
– Чувак! – крикнул он и зашевелился быстрее: – Э! Бля! Давайте скорую!
На бетонной плите выгибался в припадке Локки.

– Тук-тук, – сказал Артём, входя в палату. На плечи его был наброшен белый халат. – Не спишь что ли?
– Не, заходи, бро, – слабо ответил Локки, махнув ему рукой. Артём поднял было на него глаза и тут же посмотрел в сторону. Голова Локки была перебинтована, рука в гипсе. Но то, что пугало Артёма – это взгляд. Взгляд был потухшим, и Локки его прятал от Артёма. – Хорошо, что пришёл, – неискренне добавил он.
Артём откашлялся.
– Я вот... этих, апельсинов принёс, куда тебе?
Он неловко оглянулся на палату.
– Да в тумбочку положи, – расслабленно ответил Локки. Он на Артёма по прежнему не смотрел.
Артём сложил апельсины в тумбочку и сел на краешек стула. Он мгновенно и остро пожалел, что пришёл.
– Нормальная у тебя палата, прям как в кино. Ещё и на одного.
– Тём, у меня отец – бывший главврач этой больницы, чё ты хочешь, – невесело усмехнулся Локки, оттягивая большим пальцем белый браслет на запястье. – Конечно, тут все условия для комфортной смерти.
И он впервые в упор посмотрел на Артёма.
– Вроде сказали, ты просто упал из-за припадка, – настороженно сказал Артём. – Чего ты про смерть-то?
– Того, – безразлично пожал плечами Локки. – Мне теперь на маршруты нельзя. Я же теперь больной. И в школу мне нельзя по той же самой причине, врубаешь?
Он снова оттянул белый браслет на руке.
Артём не выдержал первым и отвёл взгляд.
И не нашёлся, что сказать. А что тут скажешь?
– Если б мне преподавать запретили, я б сдох, – наконец признался он.
– Да. Но тебе не нужно, – Локки снова отвернулся. – Ладно, извини. Ты иди, я спать хочу. Хорошо, что заскочил...
– Ага, – растерянно ответил Артём, вставая. Он не был готов к тому, что стало с Локки. – Ну пока, поправляйся...
В коридоре он столкнулся с Ленкой. Глаза у неё были красные и припухшие.
– Привет, – она говорила немного в нос. – Ты к Локки заходил? Спасибо.
Разойтись просто так было неловко.
– Угу, – буркнул Артём. – Слушай, что с ним такое, а? Это из-за этой его... из-за болезни что ли?
Ленка покачала головой:
– Нет. Не совсем. Неужели сам не понимаешь?
– Нет, не понимаю, – отрубил Артём. – Слушай, где тут у вас курят?
В курилку на лестничную площадку Ленка пошла с ним вместе.
– Не понимаю я, – упрямо продолжал Артём. – Это ж не конец света, нафига он себя хоронить начал? Я вообще не думал, что он на такое способен.
– Это всё, что он любит, – тихо сказала Ленка. – Всё, что он любит, у него отнимается.
– Ну значит нужно найти другое, что он любит, – сказал Артём. – Ты ж его сестра, что он любит?
– Тебя, – мрачно сказала Ленка. – И детей. С детьми ему работать не дадут, а с тобой работать уже поздно.
– Мда, – протянул Артём, неловко поёжившись. – Фигня это, всё равно найдём подход.
– Спасибо, – повторила Ленка и вздохнула. – Это правда очень страшно, я сколько его помню, он никогда не терял... ну, присутствия духа что ли. Он же часто руки-ноги ломал, серьёзные травмы были, и ничего подобного не начиналось.
Артём искоса смотрел на неё и давил в себе желание её обнять – чужая девушка, всё такое.
– А родители чего, приедут? – попробовал он изменить направление беседы. Но быстро понял, что сделал только хуже. Лицо Ленки как-то закостенело, она отвернулась.
– Ничего, – ровно сказала она. – Не приедут, некогда им. Просят приехать к ним, как только это будет возможно. Но мы не поедем...
– Почему? – спросил Артём, выпуская изо рта очередную струю дыма. – В штатах клёво.
Ленка упрямо качнула рыжей головой:
– Здесь клёво, – тихо сказала она.
– Уважаю патриотов, – пожал плечами Артём.
Ленка метнула на него подозрительный взгляд – издевается?
– А ты бы сам уехал?
Артём пожал плечами:
– Пожить бы интересно было, почему нет?
– Думаешь, лучше поехать? – спросила она его с какой-то новой, отчаянной интонацией. – Думаешь, мы зря так, они правы? Им не нужно приезжать даже если... – она запнулась. – Даже если их сын болен.
– Вообще, конечно, из общих соображений ему пойдёт на пользу сменить обстановку, – почему-то слова эти дались Артёму нелегко. И ещё он думал о том, что его-то мать примчалась бы откуда угодно, если бы с ним что-то случилось. И он бы к ней примчался. Но у них с мамой кроме друг друга никого нет, а тут – у Локки есть Ленка, а у родителей их – есть они сами.
Ленка беспомощно опустила голову:
– Попробую его уговорить... Но, – она снова подняла взгляд: – А как же... Мир...
Артём скривил губы:
– Чё тебе этот Мир чужой, когда твой брат загибается. Я бы послал. Митька вон твой тоже послал за себя и вообще говоря, правильно сделал.
– Он не мой, – прохладно перебила его Ленка. – Ладно, мне пора, спасибо тебе, Тёма.
Она чуть наклонилась и чмокнула Артёма в щёку. И ушла. А Артём ещё несколько минут стоял на месте и не знал, как переварить этот разговор и его последствия.

0

334

9.2
В сентябре на крыше стало совсем безлюдно и не только из-за плохой погоды, Ленка пропадала в больнице, Артём, разумеется, не появлялся без Локки. Анюта и Сашка взялись за учёбу, у Лилички и Гришки тоже начались школьные будни. На крыше бессменно оставались только Митька и Джек.
Джек не расставался с тетрадью, исписывая лист за листом.
– Чё ты там делаешь-то? – спросил один раз Митька, пытаясь заглянуть в корявые записи.
– Предподготовку, – рассеянно бормотал Джек. – Нужен план, кто что и как будет делать, иначе не учтём... Всё, короче, наперекосяк пойдёт.
– А у нас типа всё как надо идёт? – хмыкнул Митька. – Может тебе помочь? Я вообще не понял, как этот мир-то делать?
– Ну... – Джек на секунду оторвал взгляд от записей и почесал кончик носа. – Главное тут слово, конечно. Этот мир, понимаешь, его нужно сначала прописать. Это я и делаю. Потом его нужно проверить на устойчивость. Это будет делать Артём, это физические законы, пространство и материя... рассчёты. Он этим уже занимается, – тут Джек смутился. – В смысле, это его работа... Потом этот мир нужно населить. Это вы с Ленкой, помнишь, у вас уже опыт был... Вы населили мир...
Митька поморщился:
– Мда уж, населили, – мрачно вставил он.
– Не переживай, напишете нового домовёнка, – с потрясающим, наивным равнодушием улыбнулся Джек. – Вот, потом мир нужно наполнить, вдохнуть в него жизнь. Тут нужна, понимаешь, музыка.
– И кто у нас по музыке?
– Нужно выяснить.
– А Сашка, Лилька и Анюта тогда что будут делать? – спросил Митька с сомнением. – И Гришка.
– У меня были идеи, – печально ответил Джек. – Но теперь все роли перепутались. Думаю, двое имеют отношение к музыке. Сашка с Анютой отвечают за любовь мира. Сашка стихи пишет. Анюта, ну. Она его вдохновляет.
Митька изогнул бровь:
– А мы с Ленкой чё, не подошли?
– Просто у Сашки и Анюты – настоящая любовь, – начал Джек и осёкся.
– Да ладно, я ж не дурак, – с досадой отмахнулся Митька. – Думал, может Ленка меня любит...
– Она любит, – серьёзно ответил Джек. – Только она всех любит, понимаешь? И меня и Тёму и Локки.
– Ну встречается-то она со мной? – недовольно заметил Митька.
– А вы разве не расстались? – удивился Джек.
Митька уставился на него озадаченно. Ленка действительно давно не появлялась на крыше. Митька не знал, считать ли ссорой то, что он сбежал с её дня рождения. Злится ли она на него. Если разобраться, они не говорили с того дня. Он раздражённо пожал плечами и отвернулся от Джека.
– Может и расстались, – буркнул он.
– Ленке сейчас тяжело, – с тревогой в голосе продолжил Джек. – Брат в больнице. Ну и ты тоже... Не понятно, где.
– И что ты мне предлагаешь? – ровно спросил Митька, не поворачиваясь.
– Поговори с ней... Не знаю. Ей плохо. А ты её парень.
– Ей плохо. Я её парень. Мне всё равно, – раздельно проговорил Митька, внимательно глядя на свои руки. Чернота у манжет дрогнула и поползла выше по запястью. – Всё равно, – с садистическим удовольствием повторил он.

+1

335

Боги такие, мммм, древнегреческие, несимволичные.

0

336

Щас вот обидно было  :D

0

337

Значит, я точно Гексли)))

0

338

Тедди-Ло написал(а):

Дык можно хоть как! Я умираю, как после корректуры трех человек все равно остаются косяки.

Потому что каждый корректирует не только автора, но и все остальные правки тоже. Счастлив тот, чей текст корректоры делают лучше.

0

339

Ticky написал(а):

Любопытно.
Илья говорит, что у него просто ноги отнялись, и никто не знает почему. Сашка с этим внутренне не спорит. При этом декорации такие, словно Илья минимум от рака умирает. Не коннектится

Восприятие близнеца, тяжёлый крест родителей. Кто как воспринимает проблему, такой она и представляется. Для родителей болезнь сына такой непосильный груз, что они забыли о здоровом ребёнке. Вдобавок он близнец больного, это породило только дополнительные страхи, что второго настигнет тот же недуг, что и первого. А для обоих, как я поняла, родителей, недуг и одного ребёнка непосильная ноша. Круг замкнулся. Вырываются из него всегда кто как умеет.

0

340

Веда Велимира Лесная, спасибо за отзыв! Да, психологические декорации примерно такие и есть.

0

341

Не совсем понятна нумерация частей, но лишь бы она была удобна.
Так вот, мне пока что часть 1.1.6. понравилась больше всего. Да, некоторые судьбы цепляют за живое, вытаскивают наружу собственные ассоциации. Но шестая часть наиболее похожа на художественный литературный текст. Правда, у Джека явно не хватает аргументов для своего предложения. Очень надеюсь, что они найдутся в ближайших частях. Потому что я тоже задаюсь вопросом: зачем всем этим, доселе между собой незнакомым, персонажам браться за воплощение чужой идеи?

Отредактировано Веда Велимира Лесная (2017-04-18 07:36:52)

0

342

Тедди-Ло, пожалуйста )) вещица стОящая, буду рада видеть её на бумаге )) потому хочу помочь сделать книгу лучше  :blush:

0

343

Веда Велимира Лесная, спасибо, мне особенно ценно мнение со стороны.  :shine: Многие просто здесь многолетние читатели, они уже устали ждать.  :D

0

344

пока самое пугающее - это впечатление, что в цепочке связанных снов все персонажи причинили друг другу неприятности, влияя друг на друга. Лиличка что-то сделала с Сашкой и поэтому активизировался Илья, Илья пришел на помощь Анюте, Анюта, которую Тей назвал Луной(так мне показалось логичным интерпретировать его слова) - если она и впрямь Луна - причинила вред Гришке, которого пытался уберечь Локки, но вместо этого не уберег, а наоборот. Митька беспомощно качается в чужих снах. управление всем этим процессом временно передано Ленке, т.к. Джек во снах ничего не делает(почему?) и тут очень напряженный момент с ее ходами в партии. тут она может причинить вред всем и каждому.
кстати, до этого мне казалось, что главный источник неприятностей в команде - это Лиличка. она смахивает на классического персонажа с "серой моралью", из которого можно вылепить как полезного, так вредного персонажа, причем в разный момент разного и что там в итоге от нее команде прилетит - неизвестно.
но после эпизода с куклами мне стало страшно, а вдруг Сашка и Анюта - самые опасные персонажи? или кто-то один из них? (а помня о первой концовке этой истории и о 9 кругах, так вообще эту мысль и не отгонишь) и если это так, они искренне могут этого не понимать

0

345

Сашка весь план Джеку рушит. Джек ошибся, решив, что смерть - это он, и исключить в Мире надо его. Конфликт.

0

346

Талестра, это збс, когда читатель не видит, кто явно опасен :)

227930, пока да.

0

347

у меня сейчас такое ощущение, будто я что-то недочитала. я помню, как Джеку говорили, что смерть нужна для создания мира, т.е. роль смерти, и вроде как потом можно ее исключить(мне пока страшно предположить КАК ИМЕННО исключить), но в упор не помню, как Джек решил, что Смерть - это Сашка. в распределении карт, что ли?

0

348

пока что ощущение опасности, и тревожности тоже, сохраняется вокруг зонта, дано около Локки, и чисто теоретически витает рядом с Ленкой - но это нагрузка к ответственности, видимо, так воспринимается.
потенциальную опасность я предполагаю в самом Джеке, в его идеалистической концепции и сильной увлеченности идеей.
Митька в последней выложенной главе выкинул бунтарский фортель - но ни в его сторону, ни в сторону Тёмы или Гришки я не смотрела с опасением.

0

349

Талестра написал(а):

но ни в его сторону, ни в сторону Тёмы или Гришки я не смотрела с опасением.

В сторону Тёмы не смотрела? А мне наоборот казалось, что в нём будут видеть опасность 6)

0

350

Талестра написал(а):

но в упор не помню, как Джек решил, что Смерть - это Сашка. в распределении карт, что ли?

М. Вроде Джек решил, что смерть это он сам.

0

351

Талестра написал(а):
но в упор не помню, как Джек решил, что Смерть - это Сашка. в распределении карт, что ли?
М. Вроде Джек решил, что смерть это он сам.

Сашка весь план Джеку рушит. Джек ошибся, решив, что смерть - это он, и исключить в Мире надо его. Конфликт.

я сначала поняла эту фразу "решив, что смерть - это он" так, будто Джек решил, что Смерть - это Сашка. а если Джек сам себя определил, это соотносится с тем, что я помню.

Сашка чувства тревоги, к слову, не вызывает. он выглядит надежным, но немного потерянным. они с Анютой вместе словно сломанные игрушки.
у Максима Кабира был стих такой: в коробке с надписью "утиль" бракованная кукла машка прижалась к плюшевой груди бракованного чебурашки
мне все время вспоминается, когда про них читаю.

Артём тоже не вызывает чувства тревоги. он всегда стоит сам по себе и выглядит инертно, флегматично. чтобы он выкинул что-то резкое, тяжелое, опасное нужно его сильно замотивировать, довести до отчаяния или крайней злости. пока создается впечатление, что он очень хорошо чувствует свое тело, свой разум и свои возможности. кажется, что он предсказуем, неспонтанен и рационален.

0

352

Талестра написал(а):

они с Анютой вместе словно сломанные игрушки.

:love:

Талестра написал(а):

кажется, что он предсказуем, неспонтанен и рационален.

Агонь :)

0

353

9.3 Музыка
После той ночи, когда его съел волк, Гришка чувствовал себя немного странно. Мир словно бы поблек в его глазах. Сначала он думал, что дело в Локки – Гришка за него очень переживал, тем более, он ни разу не решился самостоятельно прийти в больницу, а родители считали, что ему там и делать нечего. Но чем дольше Гришка думал об этом, тем больше понимал, что ошибается – даже переживания за Локки были какими-то смазанными, стёртыми, незавершёнными. Как будто они пропадали, стоило Гришке перестать концентрироваться на них. Как будто ему теперь приходилось концентрироваться на всём, чтобы это что-то не исчезло. Или, вернее, чтобы он не исчез из этого чего-то. Из всего этого.
Не то, чтобы Гришку это слишком пугало или беспокоило – больше всего текущее состояние напоминало какую-то болезнь. Но, разумеется, освобождения от школы это не давало.

Первого сентября его класс после торжественной линейки повели на концерт. Вообще-то идти на него никто не хотел – это было даже не театральное представление, концерт, на котором другие школьники должны были исполнять разные музыкальные классические этюды. Гришка музыку в принципе любил, но сейчас грядущий концерт не вызвал в нём даже тени любопытства, он просто шёл туда же, куда и все. Он шёл и казалось ему, что он не идёт на самом деле, а стоит на месте, что он спит, и это ему просто снится. Он никак не мог поймать ощущение себя в этом мире, которое раньше было при нём постоянно. В таком состоянии он налетел на вздорного пацана Жеку из своего класса. Тот показал ему кулак и что-то зловеще прогундел. Желудок привычно и неприятно скрутило, но по сути Гришка даже не испугался. Он не чувствовал реальности угрозы и этого кулака. «Может, я правда заболел? – вяло рассуждал он сам с собой».
Потолкавшись в фойе среди учащихся других школ, наконец, вошли в зал. Их класс сидел в амфитеатре, довольно близко к сцене. Гришка повертел головой и решил посмотреть на выступление в очках. Желательно в розовых. Очки не сработали. Гришка вяло забеспокоился. “Надо бы рассказать Джеку… “ -- подумал он, сунул очки в карман и приготовился скучать.
Но долго скучать не пришлось:
– Исполнит соло для скрипки, ученица восьмого класса Лилия Мун.
На сцену вышла Лиличка. Гришка чуть не подскочил на сиденье. Это было интересно. Вроде бы он слышал, что Лиличка ходит в музыкалку, но никогда не придавал этому значения. Он раньше никогда не видел, чтобы его знакомые выступали со сцены.
– Я её знаю, – возбуждённо шепнул он соседке по месту. Та пожала плечами, явно не придавая этому факту значения. Гришка изъёрзался на месте, пока Лиличка готовилась играть.
Когда полились со сцены первые долгие ноты, он почувствовал свою болезнь усиленной стократно. Музыка была очень красивой, так ему казалось. Более того, она как будто стучалась в него, как в двери, но ей некому было открыть – Гришка был пуст. Скрипка обращалась к нему, а его не было. Чувство – мучительнее, чем сверление зуба, которое Гришка не так давно испытал. Музыка проходила мимо, сквозь него, не останавливаясь, не задевая, не трогая. Хотя Гришка хотел поймать её, уловить, почувствовать – не чувствовал ничего. И вот это его напугало. Напугало так, что он понял – больше ни секунды не просидит в зале. Плохо соображая, что делает, он встал, не дожидаясь конца композиции и молча, ожесточённо принялся выбираться со своего места.
– Гриша, тебе плохо? – услышал он встревоженный шёпот классной руководительницы – видно, выглядел он худо.
Он мотнул головой:
– Не... Я просто... В туалет...
И выскочил, наконец, в проход. Музыка, гнала его вон из зала.
В туалет Гришка не пошёл, хотя его подташнивало. Музыку было слышно и здесь, так что он, под недобрым взглядом тётенек-гардеробщиц постарался забиться в самый дальний угол театра. Пожалуй, он мог бы дождаться, когда классная выйдет посмотреть, что с ним и отпроситься домой, но дежурить у выхода не было сил – слишком громкая музыка. Неужели это из-за того, что играла Лиличка? Ведь музыку он слышал и раньше, только не живую. Как он пожалел, что это у Артёма, а не у него самого есть план-схема, переносящая в один миг за сто километров. Сейчас он готов был выменять на неё свои очки. Тем временем музыка стихла. Гришка выбрался из своего угла и пошёл ближе ко входу в зал. Дверь открылась и в образовавшуюся щель, воровато глянув по сторонам, выскользнули два его одноклассника: староста класса Оля и Жека, в качестве подкрепления. Гришка остановился в нерешительности.
– Как ты, Гарин? – строго спросила Оля. – Татьяна Михайловна попросила тебя привести обратно.
– Чо, не удалось слинять? – злорадно оскалился Жека.
– Я не пойду обратно, – сквозь зубы ответил Гришка, в животе противно заныло. – Мне плохо, мне домой нужно.
– Ага, щас, халявщик, – грохотнул Жека, делая к нему шаг.
– Татьяна Михайловна сказала тебя привести, – непреклонно ответила курносая Оля и скрестила руки на груди.
– О, вот ты где, – раздался над ухом у Гарина знакомый блеклый голос. – Пойдём-ка со мной, тебя директор вызывает.
– Какой директор? – пролепетал Гришка, оборачиваясь.
– Театра, – ответила Лиличка. В концертном платье, со скрипкой и смычком в одной руке она стояла рядом и смотрела на него равнодушным, бесцветным взглядом. Гришка был просто счастлив её видеть.
– А вы, детки, идите в зал, сейчас виолончель будет, – обратилась она к Оле и Жеке.
– Сама ты детка, – огрызнулся Жека. – Нам классная сказала его привести, а ты кто такая вообще?
Жека хоть и был младше Лилички года на два-три, но ростом был выше на полголовы.
– Я? – слабо удивилась Лиличка. – Я только что на сцене была, мальчик.
– Ты что, его сестра? – с подозрением спросила Оля.
– Точно, – подтвердила Лиличка. – Она самая, забираю его домой, так и скажите учительнице.
– А при чём тут тогда директор? – тупо спросил Жека. Гришка почувствовал, как у него начинает болеть голова.
– Какой директор? – сочувственно переспросила Лиличка.
– Театра...
Повисла неловкая пауза, во время которой Лиличка укоризненно качала головой.
– Я разве что-то говорила про директора театра? – спросила она у Гарина. Он обалдело покачал головой.
– Говорила, – хором ответили Жека и Оля. Олино лицо стремительно глупело, пока она смотрела на Лиличку.
– Два на два, – заметила Лиличка. – Ничья. Доиграем в другой раз, пока-пока. Пойдём, заморыш.
И она потянула Гришку за собой. Он не сопротивлялся. Жека и Оля тоже не сопротивлялись.
– Как ты это сделала? – шёпотом спросил Гришка, оглядываясь на застывших одноклассников.
– Что сделала? – невинно поинтересовалась Лиличка.
– Ну, заболтала их, – пояснил Гришка.
– Поживи с моими родителями, не тому научишься.
Лиличка отвела его по каким-то бесконечным лестницам и переходам в небольшую комнатку типа гримёрки, там был маленький столик с чайником, заваленный частично выеденными коробками конфет.
– Почему сбежал? – спросила Лиличка, указывая ему на стул. – Моя гениальная игра лишила тебя рассудка и ты не смог перенести её великолепия?
– Почти, – признался Гришка. – Ты очень хорошо играешь, я и не знал...
– Что ты вообще можешь знать? – высокомерно бросила Лиличка и начала переодеваться. Гришка покраснел и не знал, куда девать глаза.
– А твои родители тоже здесь? – спросил он.
Лиличка покосилась на него из прорези не до конца наятнутого через голову воротника.
– Конечно, здесь. Как они такое пропустят? Я от них тут прячусь. Хочешь конфеты?
Гришка вяло покачал головой:
– Я последнее время ничего не хочу, – неожиданно для себя пожаловался он Лиличке. – Почти ничего не чувствую.
– Значит ты познал дзен, – театрально заявила Лиличка, перебивая его. – Отсутствие желаний – это нирвана.
Гришка посмотрел на неё и вздохнул:
– Ох и фигово в этой нирване, – грустно признался он, легонько пнув ножку стола.
– Прямо так уж и фигово? – суховато переспросила Лиличка. – Будешь ныть, отведу обратно в зал.
Гришка вздрогнул и смутился:
– Ладно, извини. Ты сегодня идёшь на рисование?
– Ленка же отменила, дубина, – фыркнула Лиличка. – Егорыч-то в больнице, ей не до рисования.
– И правда, – помотал головой Гришка. – Ещё я всё забываю... Всё-всё, не ною. Можно я пойду домой?
– Я бы тебя проводила, – снисходительно ответила Лиличка. – Но родители не поймут. Решат, что ты мой парень.
Гришка не нашёлся, что на это ответить, но покраснел как рак.
– Да не надо провожать, – пробормотал он, – и так спасибо. Наверное, ты очень круто играла... Извини. В общем, я пошёл.
Лиличка с непроницаемым выражением лица слушала эту тираду, дождалась, пока Гришка уйдёт.
– Эй, ты, – негромко позвала она, когда в коридоре стихли Гришкины торопливые шаги.
Спамер вырос из зеркала и с немым знаком вопроса застыл перед Лиличкой.
– Гришка говорит, ему так плохо, – с капризными нотками в голосе заявила Лиличка.
– Конечно плохо, – бесстрастно ответил Спамер. – Это как если бы ситуация с удалением зуба. Спервоначала приходится испытывать некоторый дискомфорт, потом привыкание. Потом осознавание, чтобы без зуба многозначительно лучше.
Лиличка смотрела на него с сомнением.
– Ладно, только мои зубы не трогать, договорились?
Спамер молча кивнул.
– Ты сделала то, о котором я опросил?
Лиличка скучающе отвела глаза:
– Да, я попробовала, но его нигде не видно, этого... Белого.
– Почему ты прозываешь это Белым?
Лиличка задумалась:
– Потому что он Белый? – с налётом сарказма спросила она.
Спамер склонил голову набок и снова промолчал.
– Продолжай чтобы находить его, это многоважно.
Лиличка надула губы.
– Я ищу, ищу, делаю, что ты говоришь, а толку не заметно, – капризно сказала она, пнув ножку стола.
– Разве я не научил, что ты можешь теперь наблюдать через всякое зеркало над любым? – холодно осведомился Спамер.
– Это уже скучно, – помотала косичками Лиличка. – Я на такое не подписывалась. Давай ещё что-нибудь.
– Что бы ты желала?
Лиличка задумалась. Она не ожидала такой уступчивости.
– Я могу научить чтобы управлять человеком. Через тень, – помог ей Спамер.
– И он будет делать всё, что я ему прикажу? – спросила Лиличка. Глаза её загорелись нехорошим огнём.
– Точно так. Ты можешь чтобы начать с этого мальчика. Ищи хорошо ...Белого.
– Я хочу начать с родителей, – возразила Лиличка.
– Хочешь чтобы отнять тени у собственных родителей? – уточнил Спамер, помолчав.
Лиличка кивнула.
– Ты же сказал, это безопасно, они будут живы и всё такое?
Спамер кивнул и его лицо пошло рябью. Лиличка поняла, что он улыбнулся.

0

354

Начну там, где сейчас нахожусь...

Дорвался)
Лоторо написал(а):

– Демоны не должны летать, – спокойно повторил человек странным каркающим голосом и вытер руки платком. –  Параграф сто миллионов триста первый дробь шестнадцать семьсот сорок шестой главы миллиард сто тысяч седьмого тома Всеобщего Уложения.

Всеобщее Уложение - это свод правил общий для всех миров? Тогда как быть с тем, что можно создать любой мир? Без страданий и иже с ними? С разными существами? Если бы не "Всеобщего", а именно для мира землян, тогда, кмк, было бы логичнее.
И цифры, конечно, выбивают. Слишком большие количества. При такой точности формализации ни о какой свободе творчества я не могу подумать.

Лоторо написал(а):

Она старалась не смотреть на Грача – у неё начинала кружиться голова при одном взгляде на него – она как-будто не могла сфокусировать на нем взгляд

"Неё", "него", "нём" - дубли.

Лоторо написал(а):

– Я вижу, у вас некомплект, – сказал Грач невыразительно и достал блокнот.

"Невыразительно" это как? Промямлил, пробубнил, прошептал, холодно, отстранённо?

Лоторо написал(а):

– Я вижу, у вас некомплект, – сказал Грач невыразительно и достал блокнот. На короткое и страшное мгновение Джеку показалось, что на этом ревизия и закончится – Грач их забракует без лишних проволочек.
– Комплект, – молниеносно наврал Джек, не отрывая глаз от блокнота Грача.

Молниеносности нет.
Может построить по другому?
"Грач достал блокнот-Джеку показалось-Но дальше Грач сказал-Реплика Грача-Реплика Джека"?

Лоторо написал(а):

– Полагаю, это наш недосмотр, – ледяным тоном сказал Грач. – Прошу меня извинить.

И это при формализованности всех процедур! Миллиарды томов и т.д...

Лоторо написал(а):

Джек трясущимися пальцами вытащил свою записную книжечку и назвал поимённо каждого из них семерых

"Из них семерых" - корявенько. "...каждую часть бога"? И понятно кого, и напоминание об образе...

Лоторо написал(а):

– Восьмой – Гарин Григорий, – напомнил Тёма. Джек открыл рот и уставился на него как на призрак.

Образ призрака больше подходит для того, кого не ожидаешь увидеть. Тут же по смыслу подходит больше тот, кто сделал что-то неожиданное, кто удивил.

Лоторо написал(а):

На короткое и страшное мгновение Джеку показалось,

Лоторо написал(а):

Ленка вспомнила, что не называла Джеку имён детей, которых Локки определил в богов у себя в лагере.

Кто фокал?)

Лоторо написал(а):

– Роли, – сделав пометки в блокноте, продолжил допрос Грач.

Паузы...
"Сделав пометки в блокноте, Грач продолжил допрос:
- Роли."?

Лоторо написал(а):

Джек последовательно покраснел и побледнел.

Канцелярит и "по"...
"Джек покраснел, затем побледнел"?

Лоторо написал(а):

буднично сказал Грач и исчез, прежде, чем кто-то успел что-то сказать.

"...прежде, чем кто-либо успел что-либо сказать."?

Лоторо написал(а):

– Ладно, если это всё, то я пошёл, – недовольно перебил их Тёма.

Да их разговор, вроде, и так уже закончился...

+1

355

Олег,мир можно создать любой. Но некоторые правила общие для всех.

Невыразительно -- без всякого выражения.

Фокал -- я. 😄

Спасибо за подробный комментарий!

0

356

Тедди-Ло написал(а):

Но некоторые правила общие для всех.

Мульярд томов - некоторые))

Тедди-Ло написал(а):

Невыразительно -- без всякого выражения.

Просто для меня "невыразительно" скорее, как степень проявления какого-то чувства. То есть, ну, как-то слабо он выразил ярость, насмешку. "Невыразительно" - слабое проявление (какого-то) чувства, без всякого выражения - чувства отсутствуют вообще.

Тедди-Ло написал(а):

Фокал -- я.

И над богами кто-то есть))

0

357

Олег, канешна, миров бесконечное множество, томов всего мульярд.

0

358

9.4 Болезнь

С того времени, как он стал дождём, каждой весной и каждой осенью приходила такая неделя, в которую дождь изнутри и снаружи Сашки прекращался, и Сашка превращался в пустоту. Пустота эта трепетала на самой границе, в шаге от того, чтобы Сашка исчез, закончился, растворился. Он не то чтобы боялся этого времени и этой пустоты, но встречал её с отрешённостью воина, который целится, не желая попасть в цель и цепляется за существование, не желая существовать.
В это время ему было особенно тяжело играть в то, что брата не существует. Телефон притягивал его к себе, обретал над ним почти сверхъестественную власть. Сашка сходил с ума, но не звонил.
Вместо этого он просто уходил. Запирался ото всех, выключал телефон, брал на работе больничный и в институте не появлялся. Пережидал. Обычно состояние пустоты мучило его неделю-полторы, а потом отступало в очередной раз ни с чем. Но что это были за недели!.. Лекарства от пустоты, насколько он понимал, не существовало… Сидя у окна и глядя на небо, на небо в котором не было больше его дождя, а в этот раз – и невозможной, сентябрьской синевы вокруг по-старчески мягкого солнца, он обкладывался книгами, любыми, что попадались под руку, начиная от математических справочников и трудов Шопенгауэра, до детективов в мягких обложках и Кундеры с Павичем. Именно в это время он, исторгал из себя десятки стихов, которые выбрасывал в сеть, как ненужный мусор, никогда к ним не возвращаясь и не перечитывая их. Он спасался как мог, он бежал, оставаясь на месте. Больше всего он боялся, что Анюта не выдержит этого периода и не поймёт его. Анюта лишних вопросов не задавала, скользила по периферии его бытия, стараясь не попадать в фокус его безумия. Но постоянно – то сообщением по интернету, то звонком давала понять, что она рядом. Сашка был благодарен ей за это. В этот период он перестал бывать в гостях у Анюты. Но и в общежитии он оставаться не мог…Его просто выталкивало из комнаты, и он шел, подчиняясь, сам не зная зачем и куда, бродя по оранжевым и золотым коврам, заглядывая в небо, в поисках дождя, где не было его, и где только носились птицы, и знал лишь, что те поражены таким же недугом, и сочувствовал им. И завидовал им. Они могли по-крайней мере летать. А он сам себе казался безнадежно прокаженным…Каждый день осени, каждый бессолнечный, но парадоксальным образом прекрасный рассвет, каждый листок, спускающийся в воду, каждый охваченный пожаром клен, каждый клин птиц, летящий прочь от осени, орал, шептал, ныл, втыкался в мозг и душу, как крик чайки, напоминал, тянул, требовал, ждал, объяснял в нетерпении, тормошил… А Сашка только плотнее сжимал губы и закрывал глаза. Ильи нет. Ильи нет. Или это его, Сашки нет? Нет и не было? И он шёл так с закрытыми глазами, оглушённый, как по канату среди всего этого гвалта и грохота, криков и гари, тлена и холода. И некому было помочь ему в этой рыже-серой круговерти, не кому вылечить, спасти и избавить. И глаза его переставали быть серыми, а становились такими же невыносимо-синими, как осеннее небо, обрамленное ярко-желтыми кудрями, в черных прострелах ветвей, растягивающееся над его бедной головой. И тяжело ему давалось это время, очень тяжело…

+1

359

9.5 Зеркало

Когда Анюта вызвонила его почти в одиннадцать вечера, Артём даже не стал спрашивать, в чём дело. Просто прыгнул через план-схему к её порогу. Поля, разумеется, последовал за ним. К Ленке и Локки Артём давно перемещался прямо в квартиру, но в этом случае и речи быть не могло о подобном. Он потоптался у двери на опрятном коврике, прежде чем позвонить. Поля безмолвствовал, он редко обсуждал с Артёмом какие-то бытовые вопросы, ещё реже совался в его дела без прямого приглашения, чему Артём был страшно благодарен. Ради этого он был готов простить круглосуточное Полино бдение вокруг его, Артёма, персоны.
Анюта открыла прежде, чем он таки позвонил.
– Спасибо, – выдохнула она, втаскивая его внутрь за рукав.
В полутёмной прихожей она молча ткнула пальцем в высокое зеркало коридорного трюмо. В зеркале Артём кроме себя и Анюты увидел Сашку. Отражение Сашки смотрело ему прямо в глаза, сидя спокойно и очень прямо на том месте, где сбоку от Артёма вне зеркала была абсолютная пустота. Артёма прошиб холодный пот, почему-то вспомнилось, как бабушка завешивала зеркала в доме, когда отец умер. «От покойника, – шептала она». Артём потряс головой. Сашка-то был жив.
– Мы просто вошли в квартиру, как обычно, – говорила Анюта, так и не отпустившая его рукав. – Ничего не делали. И вдруг он оказался там.
– Ты нас слышишь? – спросил Артём, немного встряхнувшись от голоса Анюты.
Сашка кивнул:
– Вы меня тоже слышите, – утвердительно сказал он и неторопливо поправил завернувшийся рукав на свитере. – Привет, Артём, привет, Поля.
– Вечер добрый, – отозвался басом отчего-то надувшийся Апполинарий.
-- Ты поможешь? – спросила Анюта, с надеждой глядя на Артёма. Артём почувствовал, что щёки его начинают гореть и отвёл глаза. Ленка бы – Джека позвала и Длинного. А Анюта понимает, кого звать надо.
– Постараюсь, – сдержанно пообещал он и прищурился.
Сашка сидел в углу зеркала, сложив руки на коленях, как примерный ученик, и терпеливо ждал, когда его извлекут. Анюта стояла рядом с зеркалом незаметно и неподвижно, хотя Артём был более, чем уверен – она волнуется.
А расчёты у него никак не хотели сходиться, он взопрел, уселся прямо в коридоре и попросил у Анюты бумагу и карандаш. Не сходилось! Зеркальный мир оказался всего лишь маленьким карманом обычного, Сашка из него и уйти-то толком никуда не мог. Артём даже спросил его, чтобы удостовериться.
-- Не знаю, есть ли тут кухня и зал, — ответил Сашка. -- Но то что в зеркале не отражается, совсем не такое, как с вашей стороны. И мне здесь страшно. Неуютно тут… Как будто кто-то смотрит и целится. Из засады.
– Ты офигеть как спокойно об этом говоришь, – хмуро отозвался Артём. – Не должен никто туда попасть. Вроде.
Сашка пожал плечами и откинулся к стене.
– Пожалуй, я смогу вас поохранять некоторое время, Александр! – поднял толстый палец Поля и, не теряя времени даром, кряхтя и отдуваясь, полез на трюмо.
– Ты чё творишь-то?! – рявкнул Артём, опешив.
– Пусть, – вырвалось у Анюты, и только теперь Артём понял, насколько сильно она переживает.
– Не откажусь, – подтвердил Сашка.
– Поторопитесь, Артём Павлович, – строго сказал Поля. – Пока ветер не подул!
И Поля оказался в зеркале. Чем-то нехорошим веяло от его слов. Артёма второй раз за вечер бросило в пот. Поля в зеркале прошаркал к Сашке и встал рядом с ним, спиной к зеркалу. Сашка прикрыл глаза. Артём рассеянно следил за ними, пока не столкнулся взглядом с собственным отражением.
-- А моё отражение ты там у себя видишь? – любопытство взяло верх над убедительностью.
– Твоё – вижу, – очень тихо и не открывая глаз, ответил Сашка. – Здесь ты значительно младше, примерно как Гриша.
– Угу, – ответил Артём и вернулся к мучительно не сходящимся расчётам. По всему выходило, что Сашка и должен находиться в зеркале, это его нормальное состояние. Не было ни единой зацепки в его координатах, которая позволила бы вернуть его обратно. Но этого не могло быть, ведь Сашка фактически находился в обычном мире. Буквально полчаса назад!
– Быстрее, – тревожно позвал Поля, переминаясь с ноги на ногу и вглядываясь в зеркальную дверь в кухню. Что он там увидел, было непонятно, но в зеркале словно бы подул сильный ветер.
Артём стиснул зубы и закрыл глаза. Память по странной ассоциации со словами джина вернула его в тот день, когда он встретил Локки в очках Гришки... «Прикинь, он раздвоенный». Артём открыл глаза. Раздвоенный? Так у Сашки должно быть два набора координат, один явный, а второй... Ветер задувал всё сильнее, Анюта бросилась к зеркалу. Сашка цеплялся за стену, чтобы его не унесло ветром. Поля шипел на что-то или кого-то как кот и выкрикивал слова на незнакомом языке.
– Давай, – рявкнул Тёма, ставя точку в системном уравнении, и зеркало моментально опустело.
В прихожей сидели на полу и одинаково держались одинаковыми руками за одинаковые головы два Сашки. Поля утирал вспотевший лоб большим платком в крупную синюю клетку.
– Блин, всё-таки облажался, – самокритично резюмировал Артём.
– Что же теперь делать? – растерянно спросила Анюта, переводя взгляд с одного Сашки на другого. – Их стало двое...
– Нас всегда было двое, – сказал Сашка, тряся головой. – Познакомьтесь, это Илья, мой брат.
Второй парень обвёл глазами собравшихся и постарался встать на ноги. Артём ему помог.
– Здравствуйте, – сказал он, неловко улыбнувшись, и глядя как будто сразу на всех. Артём отметил, что улыбка делает этого Илью совсем не похожим на брата.
Анюта опустилась на колени и обняла Сашку.
– Ты никогда не говорил, что у тебя есть брат, – с лёгким удивлением сказала она. – Слава Богу, ты жив. Вы оба живы.
Поля тем временем ловко набросил большое банное полотенце, которое извлёк откуда-то из недр своих одёжек, на зеркало.
– К зеркалам вам лучше не подходить, мои милые, – сказал он. – Вам обоим.
– Зачем ты тут? – спросил Сашка брата и странная тень досады скользнула в его голосе.
– Я пришёл за тобой, – улыбнулся Илья. – Так вышло. Видишь, я снова могу ходить. Я выздоровел, можно больше не играть.
– Да, можно не играть, – согласился Сашка и крепче прижал к себе Анюту.
Артём слушал, смотрел и ничерта не понимал.
– Я пошёл, – буркнул он. – Если что, звоните.
И перекинул себя домой.

0

360

9.6

Тёма так ломал голову над своими незагаданными желаниями и волнениями о Локки, что полностью выпал из жизни, звонил только маме, но в гости не приезжал. Лёня безмолвно подхватил все дела по гаражу, потому что предыдущие Лёнины загулы закрывал Тёма. Из колеи его не выбило даже появление зазеркального брата Сашки. Джин и Локки заслонил всё прочее. И пока Локки был в больнице, джин являлся наиболее актуальной проблемой.
– Нахрена ты мне нужен, если толку с тебя никакого, – злобно цедил он Поле, меряя шагами квартиру.
Поля скромно молчал, хмуря брови над газетой.
– Ты понимаешь, что я не могу таскать тебя на пары?
Поля скорбно вздохнул и перевернул страницу.
– Романа Егоровича выписали, – как бы между прочим заметил он и трубно высморкался в рукав.
Тёма переключился после этой новости. Он ведь ни разу не побывал у Локки после того раза. И сейчас – нужно бы сходить к другу, но а как он воспримет? Что он там вообще себе надумал за эти дни?
Его сомнения развеял телефонный звонок. По голосу Локки был вроде бы прежним, а вроде бы и не совсем. В любом случае, Артём решил, что две головы – лучше и пора уже расправляться с желаниями. И отвлечь Локки от скорбных мыслей.
Когда Тёма перенёсся к Локки, Ленки дома не было. Наверняка торчала на крыше со своими малохольными. Локки сидел на диване и расслабленно бренькал по расстроенным струнам своей старой гитары. Взгляд Тёмы сразу же омрачился: Локки был потухшим, как там, в больнице. Поля деловито прошаркал в своё любимое кресло.
– Нужна помощь, – решил Тёма сразу брать быка за рога, не вдаваясь в сопли.
Локки удивлённо посмотрел на него.
– Желания, – объяснил Тёма. – Нужно их уже загадать.
– Чего торопиться-то? – вяло спросил Локки, откладывая гитару и протягивая Артёму руку для пожатия. – У него срока годности нет. Нет же, Поль?
Поля отрицательно помотал головой.
– Мне его с собой таскать везде приходится, – тоскливо признался Тёма. – Через две недели уже на работу, как я его на пары попру?
– Поля, – проникновенно, хотя и по-прежнему вяловато, начал Локки. – Ты должен сам решить эту проблему. Почему твой владелец страдает? И без всякого там в счёт желания.
Поля надулся.
– Это вам только так кажется, Роман Егорович, что в банке посидеть мне – плёвое дело, а ведь я вообще может только и существую, что вне банки. Я, может быть и света белого боле не увижу после третьего желания. А вы говорите – решить проблему.
Поля горестно нахохлился, кот усердно обтёрся об него сначала одним, потом другим серым боком.
– Да отпущу ж я тебя, – нетерпеливо напомнил Тёма. – Третье желание и на все четыре стороны.
Джин протёр очёчки и ухмыльнулся. Нехорошо так:
– Долго ли мне будет той свободы, после того, как вы создадите новый мир?
– Так тебе какая разница? – поразился Тёма. Локки более-менее заинтересованно посмотрел на джина:
– Чо такого-то?
Джин скорбно вздохнул.
– Когда вы создадите новый мир, этот, естественно, исчезнет... На борту останутся только приглашённые.
– Так мы тебя пригласим...
Джин покачал головой.
– Это не сработает, как не сработала попытка поменять мои координаты во времени-пространстве против моей воли... Не всех можно пригласить, и я говорю не только о таких как я, но и о людях.
– Во дела, – рассеянно сказал Тёма, пока не зная, как реагировать на сказанное.
– Чо, все умрут? – уточнил Локки. – Конец света?
– Не все, – покачал головой Поля. – Только те, кого вы не пригласите.
– Не звучит особенно страшно, – заметил Локки, переглянувшись с Тёмой.
– Для людей – да, – подтвердил джин, протирая очки концом юбки. – Это мы являемся неотъемлемой частью мира, как звёзды, земля и энергия атома... И тому подобное... Поэтому вас и пытаются остановить.
– Кто? – хором спросили Локки и Тёма.
– Такие как я, разумеется, – ответил Поля с тенью раздражения. – Особенно этот... как вы его? Чернобог? Аид? Люцифер? Всё равно.
– Фига се, – рассмеялся Локки. – Аж Люцифер.
Тёма продолжал пребывать в растерянности, хмурился, потирал запястья и бурчал:
– Копец вписались, блин. А ты-то чего нас не пытаешься остановить?
– Я твой раб и раб сосуда, – напомнил джин. – Я не могу причинить вред хозяину.
– То есть, когда я тебя освобожу, ты нас того? – с сомнением уточнил Тёма.
– Не думаю, ведь если вас не будет, будет этот... Второй, Чернобог, Хорст, Хвор, Хромый, Чёрт... А наш народ с ним не ладит. И он нас не любит.
– До начала времён, – внезапно заговорил джин тягучим голосом, погружавшим слушателей транс, – существовало двое их и оба были противонаправлены и оба не могли расстаться, ибо ещё раньше их существовал закон, который вынуждал притягиваться их. И в одном было женское начало, в другом – мужское; один был творец, другой был игрок; один хотел окружить себя себе подобными, другой – игрушками. Им было скучно, ибо закон говорил, что стоять на месте значит не быть, а скука заставляла их действовать. Они совокупились и породили ещё семерых. Тогда Первый сотворил дивную игру, которая не имела конца и края и могла приносить истинное удовлетворение любому, играющему в неё, придумал ей правила. А Второй сумел смастерить для неё декорации и куклы, наполнил её содержанием и придал ей форму. Ибо Первый всегда извлекал из небытия, а Второй всегда воплощал. Игра велась на множестве полей, но принцип оставался один и тот же в каждом. Тогда Девятеро предались игре, и Первый был ведущим. Но Второму быстро наскучила игра и он начал создавать свою прямо внутри игры Первого и подбивать других игроков играть по его плану. Тогда Первый рассердился и прогнал Второго из игры и сам пришёл в игру на его роли и одновременно был водой. Но так как трудно сразу и водить игру и играть, те роли, которые принял Первый никогда не могли сравниться с остальными и выглядели пустыми.
Когда Первый выгонял Второго, тот так топал ногами от обиды, что с тех пор ходит хромый. Когда он смог снова подобраться к игре исподтишка, он сделал так, что Семеро потерялись в ролях и забыли, кто они и кто из них кто. Они бесконечно попадали из игры в игру и вечно искали друг друга, не зная, кого ищут и что уже обрели или только что потеряли. Первый разозлился и отправился искать средство поправить игру и вернуть Семерых, и создал себе приспособления, которые должны были помогать ему, но Второй чинил ему помехи и крал у него приспособления и настраивал на помощь себе, с тех пор они воевали. Только роли Первого помнили, кто они и кто он, но Первый не давал им воли, не играя, и они не смогли никому ничего рассказать. Потом Первый впал в глубокий сон от горя и скуки и приспособления его растерялись, а и приспособления Второго возрадовались. Но во сне своём Первый хитростью отправился в очередную игру Второго, где Второй водил, чтобы там разыскать Семерых и воссоединиться. Второй же узнал о том и установил такие правила, чтобы вовек Первому единому в игре Семерых не найти. И был Второй помехой уже четыре по четыре раза и четыре по четыре раза преуспел. Преуспеет и в этот...
– Ты сейчас что-дибудь говорил? – спросил Локки сонным голосом и шмыгнул носом. Пиво из бутылки лилось на пол.
– Не, я молчал, – ответил Тёма, отряхиваясь от раздумий. – Я вроде как залип.
– Оттого мир ваш печальное место, что вы ни сами себя не запоминаете, ни своих любимых, – басом закончил джин, протирая краем юбки очки. – А Водящий ваш жестокосерд.
– А, это не снилось, – пробурчал Тёма и поискал взглядом, куда бы плюнуть, но не нашёл. – Не для моих мозгов эта сраная мистика.
Локки передёрнулся.
– Мрачняк какой, – невесело хмыкнул он. – Сантабарбара.
Джин молча смотрел на них сквозь не ставшие чище стёкла очков и взгляд его прочитать было трудно.
– Мрачняк как раз в твоём новом стиле, – не удержался Артём.
Локки с удивлением и, Артёму показалось, с готовностью, поднял на него взгляд и как-то сладко ухмыльнулся:
– Ну давай, – предложил он, – поучи меня жизнестойкости. Покажи мне видео, где инвалиды счастливо живут с одним пальцем на теле, ага. – Локки повысил голос: – Срать я на это хотел, понял?! Если я тебе таким не нужен, просто проваливай! А я тебе, конечно, не нужен. Я такой никому не нужен.
– Харе истерить, – попросил Артём, опешивший от такой реакции. – Ты чё как баба-то? И не путай меня со своими предками. Я своих людей не кидаю.
Локки замолчал и горько усмехнулся:
– Это ты сейчас так говоришь, просто не всё про меня знаешь...
Однако, Тёме показалось, он сам смутился своего поведения.
К счастью, в этот момент В дверь позвонили. За дверью оказалась угрюмая Лиличка с мольбертом подмышкой.
– Привет, Егорыч, – сказала она Локки с любопытством, цепко оглядывая его физиономию и фигуру Тёмы. – С выпиской. Я на занятия.
– На крышу, – отрывисто бросил Локки.
Лиличка, бросив на них прощальный взгляд и не сказав больше ни слова, развернулась и пошла вверх по лестнице.
– Ну раз не знаю, так и не делай так, чтобы я знал, – встретил его из прихожей Тёма глубокой мыслью. Идея о том, что он что-то не знает о Локки будила в нём смутное беспокойство. И он вовсе не хотел, чтобы ещё что-то мешало ему воспринимать Локки другом.
-- Слушай, а давай загадаем желание, чтобы ты выздоровел. Поля? Выполняй, пусть Локки будет снова здоров.
Но Поля только странно вздохнул и потупился.
– Видите ли, Артём Павлович, у Романа Георгиевича болезнь божественная, я над ней власти не имею... Ему Игрок сосватал, увы.
Локки только покачал головой (совсем как Ленка) и начал было:
– Не зови меня Георгиевичем, хотя бы Егорычем...
Но тут его прервал второй звонок, более настойчивый и нетерпеливый, чем первый.
– Ёп вашу мать, проходной двор, – пробормотал Локки, возвращаясь в прихожую.
На этот раз на пороге стоял Гришка.
– На крышу, камрад, – сходу, вместо приветствия, заявил Локки, оглядывая смутно знакомого пацана, постарше Гришки, которого он зачем-то притащил с собой. – Это ещё кто?
– Это – Вадик, – сообщил Гришка и лицо его просияло. В прихожую вышел и Тёма. Воззорился на Вадика с немым вопросом.
Гришка между тем говорил:
– Как ты думаешь, Ленка не будет против, если я возьму Вадика с собой на рисование? Ему совсем скучно будет одному.
– Эээээ... Думаю, не будет, – промямлил Локки, не понимая, чем его смущает этот Вадик. Он ему кого-то напоминал. Вадик смотрел на Локки прямо и с явным, но непонятным Локки, презрением. У Тёмы брови полезли на лоб и он принялся незаметно тыкать Локки пальцем в рёбра.
Гришка, получив желаемый ответ, радостно усвистел наверх, прихватив с собой странного Вадика.
– Ты врубился, что он на тебя копец как похож? – наконец, заговорил Тёма, когда за пацанами закрылась дверь.
Локки хмуро пожал плечами:
– Ты гонишь. Поля, ты его видел? Он на меня похож?
– Не могу знать, Роман Георгиевич, – Поля читал методичку по физической культуре младших классов. – Не рассмотрел.
– Я тебе говорю, – возбуждённо прошипел Тёма. – Встряхнись, блин. Пойдём, посмотрим, что там на крыше творится, он всё равно какой-то мутный, этот Вадик. Откуда мелкий его только притащил?
– Ты такой активный, – меланхолично заметил Локки, нехотя влезая в кеды. – А мне, между прочим, показан покой.
Артёму на мгновение показалось, что прежний Локки вернулся.

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » Литературная Ныра » Диван Прозы » Боги-17, Альфа-версия