Говорят, в спутнике жизни мы ищем то, чего не находим в себе. Порой, глядя на Ольгу, Роман охотно соглашался с этим утверждением. Пока его жизнь то вставала с ног на голову, то ходила колесом, жизнь Ольги напоминала тщательно выстроенную египетскую пирамиду. 
Ольга шла к своей цели с детства, медленно и неуклонно. Как египтяне вытачивали камень за камнем из скалы и тщательно подгоняли их один к другому, так и она по крупицам строила свой маленький, но нерушимый мирок, никуда не спеша и никогда не останавливаясь.
Только Ольга не была бы Ольгой, а пирамида — пирамидой, если бы в глубине, под ровным слоем каменных глыб, в комнате, украшенной фресками и дарами, не хранилось величайшее сокровище. Нет, не иссохшее тело мертвого фараона — а живая и чуткая душа. 
Может, именно эта душа, скрытая за серьезностью, практичностью и уравновешенностью, и очаровала когда-то Романа. А может, дело было  в том, что Ольга обладала редкой способностью объяснять и расставлять по местам вещи, Роману совершенно непонятные. 
Впрочем, неважно уже, что свело их вместе. Главное, что никакие житейские проблемы не способны были разлучить их или поссорить. Их отношения были удивительно теплыми и крепкими, такими, каких, кажется, сейчас уже и не бывает… Даже в самые тяжелые времена Роману и Ольге достаточно было обняться — и мир вокруг них становился уютнее и светлее. 
Порой Роман думал: если в нашем мире, где деньги стоят дороже чести, и есть настоящие женщины - то вот она, перед ним. Надёжная, верная. Не муза, но — истинная хранительница домашнего очага. Опора и поддержка.
За годы их отношений она ни разу не усомнилась в его даре, ни разу не упрекнула в выборе профессии. Всякий раз, когда что–то не ладилось, Ольга говорила:
— Не переживай, где-то на свете ходит режиссер, который оценит тебя по достоинству. Просто вы еще не встретились.
И добавляла потом:
— Я ведь вижу, как ты стараешься. И то, что ты пишешь, мне очень нравится. Твои тексты добрые. Они вселяют желание жить, бороться… Ты обязательно добьешься успеха!
Если у Романа в очередной раз не ладилось с работой, Ольга говорила спокойно: "Не переживай. Денег нам все равно хватит. У конструкторов с работой проблем не бывает". И через пару дней он вдруг заставал ее вечером в очках и за компьютером, задумчиво выводящую прекрасные в своей простоте линии - черные на белом.
На возмущенные вопросы любимого девушка неизменно отвечала:
— Милый, я не брала шабашку, мы просто не укладываемся в сроки.
— Вы всегда перестаете укладываться в сроки, когда у меня пропадает работа!
Девушка смотрела на него взглядом учительницы младших классов и упрямо возражала:
– Не всегда. Тебе кажется.
Время шло… Он подрабатывал, как мог. Писал сценарии для вечеринок, утренников и телепередач, тексты для рекламы; писал рассказы для журналов — обычно эротические. Но все его оригинальные работы, все, что он делал для души, неизменно отвергалось.
Ничто не изматывает так, как безнадежные попытки найти работу. Но упрямство однажды обязательно вознаграждается, хоть и ценится вредными богами меньше, чем смирение и целомудрие. Встреча с безумным и прежде неуловимым режиссером, способным оценить Ромины работы, все-таки состоялась. Как Константин Старцев нашел один из последних сценариев Романа, так и осталось загадкой. Сам режиссер лишь хитро улыбался в ответ и приправлял свою речь комплиментами, увесистыми, как тумаки. 
Они встретились за столиком в пивоварне. Старцеву недавно исполнилось тридцать пять; он уже начинал седеть и обзавелся небольшим брюшком.
— Ты знаешь, что у нас в городе нет людей, которые умеют писать диалоги? — хитро спросил Константин после кружки пива. Увидев, как собеседник замотал головой, он улыбнулся: — И что делать с этой молодежью? Только найдешь что-то неизменное и смиришься, обязательно появляется молодой и глупый паренек. И разрушает только что открытый закон! 
А потом серьезно добавил: 
— Это действительно хороший сценарий. Добрый. Что сейчас редкость. К тому же, его будет довольно просто снять. Спецэффекты почти не потребуются, грим тоже. Поздней весной уедем в тайгу, ранней осенью вернемся. За это время постараемся все снять… Ну и зимой несколько выездов на природу. 
Роман летел домой окрыленный. Кое-что переписать, кое-что подправить — и можно будет устраивать кастинг. Да, фильм не кассовый, но кто знает, как повернется колесо фортуны и кому улыбнется на этот раз слепая богиня? 
— Он нашелся! — закричал Роман с порога и бросился в зал, забыв разуться и закрыть дверь.
— Кто нашелся? — почти испугалась Ольга. — Я только вчера пол помыла, марш в коридор! 
Он вернулся к двери, улыбаясь. Притворное возмущение девушки ничуть не смутило его. Только пришла в голову мысль, что добрый человек по-настоящему разозлиться никогда не сможет. 
А потом они полночи мечтали. Так и не найдя на кухне сахара, пили горький чай; а в два часа Ольга неожиданно пожелала испечь пирог, и ее с трудом удалось отговорить. Наутро она сама себе удивлялась: печь ночью — это ведь так нездорόво!
Дни бежали, сценарий с каждым днем становился все глаже. Роман просиживал сутками за компьютером, обдумывая каждую мелочь, перекапывая интернет в поисках нужной информации. 
Ольга ему почти не мешала, только жаловалась порой, что скучает, и звала на кухню поесть. Пытаясь справится с одиночеством, она просиживала вечера за книгами и все глубже погружалась в работу.
Приближался кастинг. Вымышленные персонажи, ставшие для Романа почти реальными, должны были найти для себя тела, вселиться в них на время и прожить свою короткую, но яркую жизнь. Каждый вечер Роман брал деньги из общей вазочки на кухне, и шёл на встречу с Константином, где они обсуждали детали, продумывали, как лучше снимать тот или иной момент, спорили. 
— Итак, основных героев мы уже обрисовали, — кивал режиссер, прихлебывая пиво. — Один остался. Главный герой, он же главный геморрой. Ярослав. Ты его как представляешь?
— Никак, — честно ответил сценарист. — Я его с себя рисовал. Все его манеры, фразы, мысли — мои. Но я внешне совершенно не подхожу. Он должен быть высоким и крепким, а я маленький и худой. 
И они начали продумывать образ Ярослава, чуть ли не рисуя его на страницах сценария. Обсуждали, шутили, смеялись. Константин срочно требовал Прокруста, чтобы вытянуть Романа сантиметров на двадцать. Сценарист интересовался, существует ли прокрустово ложе для увеличения актерских способностей… 
Чем больше кружек они опустошали, тем талантливее себя чувствовали. Разыгравшееся воображение охотно рисовало картины триумфа, награды на кинофестивалях, их имена в заголовках газет.
— Да, парень, — говорил Константин, выпив до дна пятую кружку, — повезло мне, что я тебя встретил! Очень повезло!
Роман пил меньше и пьянел медленнее, но охотно соглашался, что ему с режиссером тоже очень повезло. Вечер заканчивался мечтами и комплиментами. 
А дома Ольга сидела за чертежами. Увидев, что её любимый вернулся домой, она лишь коротко его целовала, чесала натёртую очками переносицу и возвращалась к работе. Порой она отрывалась от своих дел и ругалась на "горе-архитекторов". Молодые творцы постоянно норовили создать что-нибудь фантастическое, а девушке приходилось с их проектами маяться.
— Они-то что угодно нарисовать могут. Смотри, какая стена! — заявляла Ольга, предъявляя чертеж. Стена изгибалась под неестественным углом и нависала над тротуаром. — Вот как тут фундамент делать, как? 
Роман в ответ мог только посочувствовать. 
Его собственная жизнь все больше напоминала мечту или счастливый сон. Константин искал статистов, операторов, продюсеров, и несколько раз в неделю неизменно предлагал встретиться в пивоварне и обсудить сценарий и героев. 
В этой череде безумных дней появление Ольгиного брата Стаса вышло совсем нежданным и неуместным. Высокий, крепкий, коротко стриженный, в сером костюме и с дипломатом, он явился поздно вечером с бутылкой вина и коробкой конфет. От вина Ольга отказалась, зато радостно набросилась на конфеты и увела родственника на кухню — пить чай и разговаривать о родне. 
Уже перед уходом Стас отозвал свата и спросил, застегивая пиджак и поправляя воротник:
— Все еще пишешь? 
— Пишу, — кивнул Роман, искренне улыбаясь. — Скоро фильм снимать будем!
Стас посмотрел на него неодобрительно: 
— Много ли ты с этого фильма заработаешь?
Роман промолчал.
— Слушай, хватит дурью маяться. Займись, наконец, делом. Я бизнес начинаю, буду электронику из Китая продавать. От помощи не откажусь. Подумай хорошенько. — И добавил перед уходом: — И еще… поставь антивирус или систему переставь. А то, по словам Ольги, компьютер у вас еле дышит. Сдохнет скоро.
Систему и правда стоило переставить, но Роману было не до электронно-вычислительных машин. Он гнался за хвостом своей мечты. Компьютер тормозил, но вполне годился для правки текста, а большего от него и не требовалось. 
…Иногда Роману начинало казаться, что он, как и Ольга, строит по кирпичикам свой собственный мир. Каждый день, каждый поступок становились камнями в стенах будущего. Роман работал, наслаждаясь процессом и любуясь результатом, и чувствовал порой, что признание, деньги и успех совсем близко, так близко, что можно рукой коснуться… 

Роман прекрасно помнил, как хрупкий, еще строящийся мирок начал рушится. Это было второе февраля две тысячи десятого года, день теплый и солнечный. Снег слегка подтаивал, и сугробы покрывала тоненькая искрящаяся корочка льда. Небо было прозрачным и чистым, и в воздухе удивительно рано запахло весной.
Роман бежал домой из магазина, купив продуктов на завтрак. Деньги были Ольгины - он взял их общей вазочки на кухне, в которую сам уже давно ничего не добавлял.
Оставалось подправить самую малость — и сценарий будет готов. Перечитать пару раз, показать Константину — и можно будет объявлять кастинг, набирать актеров и двигаться дальше.
Квартира встретила его пыльным теплом неубранных комнат. Ольге последнее время стало не до мытья полов, а Роман так погрузился в текст, что ничего вокруг не видел. Он бросил сумку с продуктами на стол и побежал в комнату к компьютеру. Пальцем ноги нажал кнопку включения питания и устремился обратно, на кухню — резать хлеб и колбасу, заваривать чай. 
Когда мужчина вернулся в комнату с кружкой в одной руке и тарелкой бутербродов в другой, компьютер выдавал непонятные фразы и не желал работать. Несколько отчаянных попыток перезагрузить систему, приступы паники…
"Успокойся, успокойся, — бормотал Роман. — Может, он просто переработал, устал. Выходной захотел. Сейчас мы его выключим и оставим на часик… А потом попробуем включить снова…"
Час прошел в метаниях из угла в угол и попытках запихнуть в желудок хотя бы парочку бутербродов. Перекрестившись для верности, мужчина снова нажал кнопку "Power" — на этот раз рукой.
Мигнули лампочки, загудел системный блок, одинокая строчка зажглась на экране… Ничего не изменилось. Пророчества Стаса сбылись. Компьютер решил умереть… 
Схватив мобильный телефон, Роман начал обзванивать друзей, надеясь, что систему удастся быстро восстановить. Он читал на ломанном английском неизменную фразу "No operation system found", уверял, что не лазил внутрь страшного металлического короба и вообще ничего не трогал. Друзья вздыхали и один за другим советовали звать специалиста на дом или нести компьютер в ремонт. 
— Как же я его в ремонт, мне сценарий сегодня-завтра сдавать надо! — взвыл Роман, услышав приговор в третий раз. 
— У тебя бэк-ап есть? — серьезным голосом спросил Вовка на другом конце провода. — Резервную копию делал? 
— В смысле? 
— Все вам объяснять надо! Возьми старую версию текста, приезжай ко мне в институт. Пущу тебя в какую-нибудь лабораторию, поработаешь. 
— Где же я версию возьму? У меня все на компьютере… Слушай, мне кто-то говорил, если компьютер умирает, с него можно как-то информацию достать. 
— Смотря что умирает. У тебя, похоже, умер винчестер. Так что либо ничего не восстановишь, либо за деньги.
Роман поблагодарил приятеля и положил трубку. Что ж, осталось найти предыдущую версию текста… Но, если подумать, не так уж это и сложно. Мужчина распечатывал сценарий почти каждый день, направляясь на встречу с Константином. Значит, надо только вызвонить режиссера и рассказать ему о своей беде.
Вызвонить Старцева оказалось непросто. Сотовый он не брал, а в Академии Культуры, где Константин вел занятия, ответил не сам режиссер, а какой-то паренек. 
— Константин Федорович? — уточнил юноша. — У него сегодня лекция в час в 112 аудитории. 
Времени оставалось совсем немного, и Роман бросился на улицу. Двадцать минут в тряском троллейбусе, пробежка по задымленной центральной улице — и вот он уже стоит у невысокого здания Академии Культуры, разглядывает резную дверную ручку и вспоминает годы обучения. 
Узкие коридоры Академии были завалены работами, словно склад, стены — увешаны картинами так, что обои не разглядеть. В углах пылились копии греческих статуй. С огромного полотна, изображающего распятие, смотрела толпа одинаковых горбоносых мужчин: видимо, художнику остро не хватало натурщиков. 
Сто двенадцатая аудитория приютилась где-то в конце коридора, в закоулке. У двери жалась группка студентов, тихих, неприметных. Девочки сутулились, были одеты просто и бесхитростно. У одной на носу сидели уродливые очки, на другой была старомодная юбка до середины икры и бесформенная кофта, словно из бабушкиного сундука. Остальные студенты слились в серую массу, безликие настолько, что их лица забывались, едва Роман отводил взгляд. Лишь один паренек говорил громче шепота и старался растормошить окружающих рассказами о своих похождениях. 
Роман давно заметил: очень немногие из творческих людей по-настоящему ярки. Основная же масса обладает серой наружностью и уймой комплексов. Тщеславие и вера в собственный талант - единственное, что худо-бедно держит их на плаву. Это грустно, но такова жизнь. 
— Вы к кому? — спросил шустрый паренек. 
— К Старцеву, — ответил Роман. 
— Вы у него учитесь? 
— Нет, я сценарист. Мы фильм собираемся снимать.
Студенты переглянулись, кто насмешливо, кто с сочувствием. Шустрый паренек ухмыльнулся, покачал кудрявой головой и заметил:
— Вы это зря. Он еще ни одного фильма не снял. 
— Как не снял? — изумился Роман. — Он ведь целеустремленный человек. Он уже статистов нашел, оператора, продюсеров… 
— Это он только говорит так, — вставила девушка в очках. — А вы хоть одного из них видели?
Роман растерялся. 
— Не видели, значит, — кивнул паренек. — Он сначала находит сценарий, загорается идеей, ищет людей. Все эти статисты, операторы — они посмеиваются и соглашаются при условии, что он наберет актеров. А потом начинается кастинг — и проблемы. Старцев пока над сценарием думает — все у него гладко получается. А тут реальные актеры приходят. Одни играть не умеют, другие требуют много денег, третьи ему внешне не нравятся. Он все пытается найти идеальных актеров — а время идет! В итоге найденные уходят к другим режиссерам, а он остается ни с чем. Мы уже не первый раз это наблюдаем. Так что вы не слушайте его. Если у вас сценарий хороший — ищите другого режиссера. 
Да только где ж его искать? Роман стоял, как громом пораженный, и не мог ни слова выговорить. А кудрявый паренек все продолжал болтать, словно стремясь совсем добить собеседника:
— Вы случайно не про выживальщиков пишете? 
Роман кивнул, не в силах отвечать.
— Не, ну тогда это полный пипец. Он очень на одного героя у вас ругался. На Ярослава, кажется. Говорил, таких людей в реальности не бывает. И нужен яркий талант, чтобы сыграть то, чего быть не может. А где в наше время возьмешь яркий талант за маленькие деньги?
— Так и говорил? 
— Так и говорил.
Роман никуда не ушел. Он стоял у дверей аудитории, пока не пришел Константин, а потом коротко обрисовал историю с компьютером. Режиссер повздыхал, пошел с ним в кабинет, а сценарист по пути гадал, как же задать вопрос свой вопрос потактичнее.
Они зашли в кабинет, преподаватель полез в стол. 
— Константин Федорович, — сказал наконец Роман, — я вот думаю… Ярослава очень трудно будет найти. Тут нужен очень яркий актёр... Который сможет сыграть всё без фальши. 
— Да, второго тебя найти будет трудно. Но мы будем искать! — уверенно сказал Константин.
— А если не найдем? Вы когда раньше фильмы снимали, что вы делали, если не получалось найти подходящего героя? 
Старцев замер, глядя в стол. 
— Вы сколько фильмов сняли за последние пять лет? — наконец осмелев, спросил Роман. 
И режиссер ответил честно:
— Ни одного.
Когда Роман ехал к Вовке, на душе у него было тяжело. И дело было даже не в словах шустрого студентика из Академии Культуры, дело было в Старцеве… Все версии сценария перепутались, листы перемешались, помялись. Одна из страниц была найдена на полу со следом ботинка и номерами телефонов. Полностью собрать последнюю версию так и не удалось. Седьмая страница пропала, и её пришлось брать из старой распечатки. 
Но, что самое грустное, Константин воспринял это совершенно спокойно, даже не извинился. Словно и правда не собирался ничего снимать, а просто играл в кино, мечтал о шедевре. 
Вовка зашел с Романом в пустую лабораторию, включил компьютер, загрузил какую-то программу, напоминающую Word, и сказал: 
— У нас тут винды нет, везде пингвин стоит… ну, линукс. Это Open Office. Работает примерно так же, как и Word. Если что с первой попытки не найдешь — в справке полазь или потыкайся. И, когда допишешь, меня позови. Я сохраню тебе в таком формате, чтобы Word прочитал. Понял? 
Роман кивнул, посмотрел вслед удаляющемуся другу и разложил на столе мятые страницы с отпечатками кружек, посторонними записями, масляными пятнами. Он сидел, глядя на страницы, и не знал, что делать. Вспоминалась усталая Ольга, всплывали в памяти слова Стаса и полные сочувствия взгляды студентов. Неужели все это время он работал впустую? Неужели все, что он пишет, уйдет в стол или сомнется в один ком и улетит в мусорку? Олеся, Ярослав, Антон, Никита… Все эти люди, персонажи, с которыми он засыпал и просыпался… Неужели они никогда не обретут своей жизни? 
Роман вздохнул, взял себя в руки и начал писать. Черные буквы одна за другой появлялись на листе виртуальной бумаги, герои пугались, боролись, выживали… 
Он сидел за компьютером в пустой лаборатории и писал никому не нужный сценарий… А в это время его любимая девушка надрывалась на работе, портила зрение… Ее плечи затекали от непрерывного черчения, а "горе-архитекторы" злились и рисовали творения, одно круче другого. 
Он засиделся допоздна, пытаясь вспомнить все внесенные изменения и постоянно отгоняя мысли о бесполезности своего труда. Когда он приехал домой, Ольга сидела на кухне, прижав к векам пропитанные чаем салфетки. 
— Как дела? — спросила девушка устало, протирая глаза. 
— Компьютер умер. Я у Вовки писал. В лаборатории.
— Ясно, — кивнула она. 
— А ты как? 
— Глаза устали. Чувствую себя неважно… Сегодня лягу спать пораньше, и все будет хорошо.

А на следующий день Роману позвонил Стас. 
— Олька в больнице! — рявкнул он в трубку. — Ты куда смотришь вообще?
— Как в больнице? — ужаснулся мужчина. — Где?
— В гинекологии. Записывай адрес…
В мгновение Роман забыл и о сценарии, и о Вовке. Он выбежал из лаборатории, не закрыв даже дверь, и бросился к остановке. 
Ольга нашлась в больнице, на третьем этаже, в светлой палате с парой улыбчивых соседок.
— Оля, что с тобой? — спросил он чуть ли не с порога.
— Ой, Рома, ты откуда? — испуганно спросила девушка. — Я тебя не ждала. 
— Мне Стас позвонил, — сказал мужчина. — Оля, что случилось?
Ольга замялась, скомкала в руках одеяло. 
— Да нормально все, просто по женской линии… 
— По какой такой линии? — вдруг возмутилась ее соседка по палате, крупная, полноватая женщина. — У тебя же выкидыш чуть не случился! 
Роман повернулся к Ольге, думая, что это какая-то шутка. 
— Какой выкидыш? Ты ведь не беременна!
— Беременна, — серьезно возразила девушка. — Три месяца почти… 
Мир, и без того потерявший устойчивость, вдруг стал напоминать бредовый сон в летнюю жару… Камни из едва построенных стен даже не падали — испарялись, оставляя зияющие дыры.
— Что? Как? Когда? Погоди, а токсикоз как же, а психозы всякие, истерики, тяга к солененькому? 
Девушка улыбнулась одними губами. 
— Токсикоз, солененькое, психозы… Ты вообще когда на меня последний раз смотрел? 
Она неожиданно расплакалась. Роман бросился к ней, попытался успокоить, но Ольга отбивалась, отмахивалась.
— Почему ты мне не сказала, почему?
— Я хотела… Но ты ведь так занят, ты вечно занят, и меня совершенно не замечаешь! Когда ты пишешь, к тебе подходить страшно!
— Ольга, я…
— Я работаю, а ты живешь за мой счет! — воскликнула она. Роман замер с открытым ртом, так и не договорив. Ольга опустила голову и заговорила быстро-быстро, словно боясь не успеть. — И тебе на это плевать. Ты даже не задумываешься, откуда деньги берутся! Но я думала: пусть. Он ведь так хочет писать, так любит писать… Потом я узнала о ребенке. Врач сказала, что у меня постоянный стресс. Что я много сижу и мало двигаюсь. И если я не буду двигаться, не буду беречься, то ребенка не смогу доносить. А я не хотела тебя тревожить. Я говорила себе: вот он допишет свой сценарий, и мы поговорим. Это ведь такой шанс! А ты все писал и писал, писал и писал… — Ольга вцепилась в его рубашку, уткнулась носом в грудь и зарыдала. Она продолжала что-то говорить, но он уже не слушал. 
Соседки по палате смотрели на него строго, не отводя взгляда, и Роман прочел в их глазах: "Ну и какой ты после этого мужчина?" 
Ольга впервые заговорила с ним о деньгах, о работе… Впервые сказала, что он не прав. В ее неразборчивом бормотании можно было разобрать отдельные фразы: "работу получше", "будет ребенок", "ребенка надо кормить"… А потом…
— Если я не лягу на сохранение, мне его не доносить, — пробормотала Ольга. — А он ведь жить хочет, он хочет родиться… Мне так светло, когда я о нем думаю, я хочу, чтобы он жил… Но если я лягу на сохранение, кто будет работать? Кто?
— Я, — тихо сказал Роман. 
— Кем? Сценарии для утренников писать? — с насмешкой спросила Ольга. 
— Я пойду в фирму к Стасу. Он меня приглашал… когда приходил в прошлый раз. Я думаю, поначалу он нам поможет, а потом я начну зарабатывать больше, — Роман помолчал немного. — Ты права. То, как мы живем, — неправильно. Но почему ты раньше не сказала? Если бы я узнал, что ты беременна, я бы все понял. Я бы начал искать работу. Это ведь ребенок! 
Ольга помотала головой.
— Ты бы бросил сценарий и пошел работать… А мне хотелось, чтобы ты снял этот фильм…
— Но почему?! 
Она отвернулась, поглядела в окно и тихо сказала:
— Я тебе говорила, что всегда хотела быть художником? Нет? Так вот, я очень хотела… — Ольга смотрела куда-то вверх и улыбалась. — Но у меня нет дара, нет таланта… У меня все время получались кривые рисунки… Потом я думала стать архитектором, но мне объяснили: чтобы пробиться, нужен талант и настойчивость, а конструкторов мало. И я стала конструктором. Мне так лучше. Другие творят, а я помогаю их творениям стать реальностью… И ты тоже… У тебя есть дар. Ты творишь, а я помогаю твоей мечте стать явью…

Через час Роман вышел из больницы и поехал в Академию Культуры. Он не хотел скандалить — да и не умел, — но чувствовал, что нужно. Он пересказал Константину все слухи, а тот в ответ вдруг неожиданно разъярился. 
— Да никто тебя никогда и не будет снимать! Все, что ты пишешь, это просто мечты, сказки! Там слишком много романтики! И герои твои плоские! Ты реальных людей вообще видел? Ты на улицу выходил? Твой Ярослав — да это просто эталон картона! Я надеялся тебе помочь, вывести тебя в люди, ты мне как человек понравился! Но ты… 
Когда Старцев швырял Роману в лицо гневные фразы, потрясал старыми версиями сценариев, тот просто стоял и молчал. А потом собрал все черновики, поблагодарил и вышел. 
Отойдя на пару кварталов от Академии, он достал телефон и позвонил Стасу.
— Я хочу работать у тебя. Да, продавать китайскую электронику… Ты прав, хватит маяться дурью… Хорошо, я приеду завтра, и мы все обсудим. 
Он спрятал телефон в карман, посмотрел на сжатые в руке черновики, вспомнил крики Константина. 
— Наверное, он прав, — пробормотал Роман, глядя на сценарий. — Я пишу сказки. Искажаю истину. Подгоняю ее под себя… Если за столько лет я ничего не добился, значит, и бороться дальше смысла нет…
Он подошел к киоску и купил зажигалку. Присел на скамейке в аллее, положил сценарий на колени. Разгладил листы, посмотрел на ровные строчки текста, любовно провел по ним пальцами. Его слегка трясло - то ли от волнения, то ли от морозного воздуха. 
Взгляд упал на строчку, где Ярослав восклицал: "Да какой ты мужчина после этого?!" - и эти слова показались Роману пророческими. 
— Старцев, даже если захочет, текст не восстановит. И я не восстановлю. А значит, прощайте, Олеся, Никита, Ярослав… — и с этими словами Роман поднял пачку бумаги и поджег уголок. Огонь пробежался по листам, и те потемнели, свернулись. Слово за словом таяло и обращалось в пепел. Вот сгорело имя Олеси, потом — Никиты. 
Не в силах выдержать жар, Роман кинул пачку в урну. Язычки пламени глодали рукопись, и Роману казалось, что он видит, как мечутся в огне его герои, задыхаются в дыму, пытаясь найти выход, пробиться к спасению. Жар опаляет их, от едкого дыма слезятся глаза… 
"А ведь Ярослав и есть я, — вдруг подумал Роман. — Что же, я себя сжигаю?" 
И в тот момент ему показалось, что горят не герои, а он сам. Что именно он носится по металлической коробке урны, колотит руками по тонким стенкам, задыхается от дыма. Казалось, именно ему становится все тяжелее дышать, и у него перед глазами темнеет от угарного газа… 
Роман помотал головой, отгоняя морок, но еще долго перед глазами стояла темнота, а во рту оставался вкус дыма… 
Сценарий догорел, раскалив урну. Одна версия истории сожжена, другая — похоронена в компьютере. Надо позвонить Вовке и сказать, чтобы уничтожил черновики в лаборатории. Чтобы уже никогда не восстановить.  Чтобы можно было отвернуться от прошлого и начать строить свою жизнь заново. Кирпичик за кирпичиком… Их общую жизнь. У них с Ольгой будет ребенок. И для этого ребенка нужно построить крепкий, устойчивый мир. Не такой, как у Романа, а такой, как у Ольги…

Они поженились в начале марта, когда у Ольги уже начал появляться животик. Замотанный и уставший, Роман уже тогда был нервознее, чем прежде. 
Работа не клеилась, и хватки бывшему сценаристу явно не хватало. Он не умел торговаться, не мог давить на покупателя, видя его потертую одежду. Тяга к справедливости и честность оказывала плохую услугу. 
Стас ругался на излишнюю доброту свата и искал новых работников — наглее и расторопнее. 
Время шло, а заработки почти не росли. В голове оставались лишь столбики цифр, доходы и расходы. Роман злился на более удачливых коллег, злился на Стаса, на Ольгу, на ребенка, на себя. 
Придя домой, он вылезал в интернет или смотрел телевизор. Рассказы Ольги об архитекторах и новых проектах больше его не трогали. Да и сам он мало что мог рассказать. Сюжеты, постоянно крутившиеся в голове, куда-то сгинули, оставив опустошение. 
Ольга все чаще сидела по вечерам за столом с листками бумаги и учила их маленького сына рисовать. Миша рисовать не хотел и просил рассказать сказку. 
Ольга улыбалась: 
— За сказками — к папе.
Но папа уже давно не сочинял сказок. Все его сказки сгорели вместе с Ярославом… Кому нужны сказки? Денег на них не заработаешь. И все чаще жена говорила: "Ты меня совсем не любишь", — а Роман пугался, принимался ее обнимать, целовать, уверять: "Что ты, милая, конечно, люблю, очень люблю, куда я без тебя?" Да только сам чувствовал: что-то изменилось. Что-то неуловимо прекрасное из мира ушло. Он смотрел по сторонам, и там, где прежде были пути и возможности, теперь он видел только преграды.
"Никакого творчества, никаких сказок, — говорил себе мужчина. — Я хочу построить крепкий мир, в котором моему ребенку будет уютно. И стены его должны быть крепкими, литыми".

А потом, третьего сентября две тысячи четырнадцатого года, в офисном здании, куда как раз приехал Роман, случился пожар. Так и не ясно, почему мужчина, вместо того, чтобы спуститься по лестнице, вызвал лифт. Может, задумался и не услышал тревогу. 
В том пожаре погиб он один, даже документы в офисах не пострадали… Да и сам Роман не сгорел. Он задохнулся в дыму, молотя кулаками изнутри по металлическим стенам лифта.