В конце концов, она обнаружила, что единственный человек, которого она запомнила из всего тура был майор Элскин, потому что её всегда интриговали истории отставных солдатов.
И Венд, конечно. Она была рада, что отец не стал знакомить их заново. Мэйвен до сих пор смущалась, когда он оказывался рядом.
   Но она чувствовала, что с отцом многое упускает, он не позволяет ей рассмотреть всё как следует и увидеть то, что хочет она сама. Так что когда он в своей манере быстро и неловко чмокнул её в щёку и помчался по делам, Мэйвен пообещала себе обязательно обойти дворец самостоятельно ещё раз.
   Это заняло несколько дней. Иногда она присоединялась к туристическим группам, только не к тем, которые вёл Венд, и дождавшись, когда гид улыбнётся ей особой улыбкой, выделяя её среди толпы иностранных школьников, обычных семей и одетых в шелка мужчин и женщин из Непстана, следовала с экскурсией. Так она посетила гробницу Амила, но изнутри та выглядела как холодная скучная комната с арками. Сама могильная плита была исписана золотыми буквами. Второй раз Мэйвен туда придти не захотелось. Больше всего ей нравились дворцовые покои.
   Там, где находилось большинство картин Старого Дворца, она обычно начинала собственную экскурсию. Место это найти было легко благодаря студентам-художникам. Они лежали на полу бывшего главного холла, а ныне бального зала, перерисовывая картины, которыми был расписан потолок. На стенах этого зала Амил Великий с гривой светлых волос и свитками чертежей в одной руке руководил постройкой дворца. Он был изображён в пурпурных бриджах, которые Мэйвен считала определённо неудачными. А на студенческих копиях они выглядели и того хуже. На потолке простирался весь Дейлмарк, от равнин и медленных рек Юга до Северных гор, с фигурами сражающихся людей: в начале своего правления Амил (в тех же самых пурпурных бриджах) повёл свои войска против мятежных эрлов.
        В следующей за бальным залом меньшей комнате по стенам в рамах висели картины, написанные маслом. Здесь находились любимые портреты Мэйвен.
У неё вошло в привычку перешагивать через студентов, лежащих на полу, потом проталкиваться между мольбертами и студентами в маленькой комнате, чтобы взглянуть на картины, которые они перерисовывали. На самой большой был изображён герцог Кернсбурга, который позировал перед замком на холме, высокомерно глядя через плечо, окутанное малиновым плащом.
-- Главный министр Амила Великого, – сказал ей отец, в первый вечер. – И один из самых беспощадных людей в истории.
     Мэйвен видела, что герцог в самом деле беспощаден — это сквозило в каждой жёсткой, ясной черте его лица — но было в нём и что-то знакомое, почти дружеское. Ей казалось, что она почти знает его. И она пыталась понять откуда взялось это ощущение? Мэйвен решила, что герцог из тех людей, которые прекрасно относятся к своим друзьям. Но если ты не относишься к числу его друзей – берегись. Он предаст тебя смерти, и глазом не моргнув.
  Портрет Герцога висел в компании двух мрачных портретов Адона, очень-очень старых, а за ними ещё более старый портрет Энблит Прекрасной, которая считалась самой красивой в мире женщиной,  дочерью Бессмертного и известной королевой. Портрет был весь в трещинах, но даже так Мэйвен поняла, что представления о красоте с тех пор сильно изменились.
Энблит сильно напоминала ей тётю Лисс – а тётю Лисс никто не назвал бы красавицей, даже в молодости. «Спорю, что она как-то умудрилась заставить людей поверить в её красоту, – думала Мэйвен. – Наверное, тогда все так делали». И она протискивалась между мольбертами к портрету, который действительно очаровывал её.
   Он назывался «Безымянный мальчик-бард», и Мэйвен очень хотелось узнать о нём больше. Он был примерно её возраста, рыжеволосый — Мэйвен в тайне всегда мечтала о таком цвете волос – с бледной кожей, как у большинства рыжих. Одет он был довольно богато: в тёмно-бордовый сатин, так что или он был очень хорошим бардом, или юным дворянином, позировавшим для картины в этом образе. «Скорее, хороший бард, – решила Мэйвен».

-- О, она сейчас редко здесь бывает, – сказал отец. – Знаешь, она уже довольно старая и предпочитает жить на тёплом Юге. В Таннорете она появляется только по торжественным случаям.
-- А крон-принц? – разочарованно спросила Мэйвен. 
-- Он живёт в Ханнарте, – рассеянно ответил отец, углубившись в блокнот с записями. -- Не особо любит свою мать и публичность.
-- Что ты делаешь? – спросила Мэйвен.
-- Пытаюсь восстановить наше генеалогическое древо, – сказал отец. – Это моё хобби –  но иногда оно меня чертовски раздражает. Если хочешь, посмотри.
    Мэйвен встала и наклонилась к тёплому, квадратному отцовскому плечу, а он подвинул исчёрканные книги и тщательно выведенные диаграммы, чтобы ей было лучше видно.
– Вот, – сказал он. – Моя семья. Насколько я могу судить, наш род происходит от одного из бардов-путешественников. Думаю, его могли звать Кленнен, но барды так много путешествовали, а документальных записей о них так мало, что можно сто лет биться, а правды так и не установить. По сравнению с этим, исследовать последние сто лет было пустяком, и я думал, это самое сложное. Но когда мы добрались до семьи твоей матери, всё стало ещё хуже. Вот здесь, –  отец подвинул к Мэйвен листок бумаги, на котором бледным карандашом были неровно выведены какие-то записи.
-- Видишь? Связь с братом Амила II Эдрилом, но она такая же дальняя, как...
– Ты хочешь сказать, что мамин предок – Амил Великий?! – воскликнула Мэйвен.
– Да, как и у многих других. Если ты собираешься списать на это её чопорность, – сухо сказал отец, – то едва ли это сыграло роль. Если помнишь, у всех по две пары бабушек и дедушек и по четыре пары прабабушек и прадедушек, если хорошенько покопаться, окажется, что все люди так или иначе состоят в родстве. Мы говорим об удвоении числа предков у каждого человека в каждом поколении, при том, что количество этих самых предков ограничено. Население Дейлмарка двести лет назад было довольно малочисленным.
  И он снова ударился в чтение лекции. Мэйвен старалась слушать. Ей было довольно интересно, с какими сложностями столкнулся отец, стараясь найти следы их предков во времена Амила Великого.
Школьная программа по истории не рассказывает и о половине смут и революций того времени. Но в то время их было слишком много. Уже несколько часов как стемнело, и Мэйвен зевала вовсю, когда отец сказал:
-- Ну, на сегодня хватит. У меня завтра длинный день.
   Как только Мэйвен легла, она попыталась разобраться, что всё-таки чувствует насчёт отца и их с матерью развода.  Она любила отца – щемяще, отчаянно — хотя не так отчаянно, когда он начинал читать лекции.
И, как она ни старалась, она не могла расстроиться тому, что отец был счастлив после развода. Она ждала что расстроится – она чувствовала, что ей следует расстроиться — но когда бы она ни проходила мимо большого делового кабинета этажом ниже, где видела как отец совещается с секретарями, выдаёт инструкции Венду или консультируется у майора Элскина – а иногда делает всё это одновременно — она радовалась, что ей не приходится жить сразу и с мамой и с папой. Они оба были упрямыми, волевыми людьми, живущими только своей работой. Мэйвен хватало и одного такого человека рядом.
     Следующим утром, когда Мэйвен крошила хлеб на крышу жирным, важным голубям, она обнаружила, что разобравшись со своими чувствами к отцу, она каким-то образом избавилась от необходимости помнить всё о дворце. Поскольку день снова был невероятно жарким, Мэйвен решила поплавать. Майор Элскин говорил, что ей можно пользоваться бассейном для персонала. Но не говорил, где он находится.
Она решила разыскать майора и выяснить это.
   Мэйвен спустилась в рабочий кабинет. Там было так людно, что хотя она и слышала голос отца, но увидеть его самого не могла. Секретарь, сидевший рядом с выходом, сказал, что майор Элскин уже ушёл на пост охраны.

Мэйвен так и уставилась на него.
-- Но это же... – она собиралась сказать «бред», но осеклась – с чокнутыми нужно вести себя осторожно, – это же невозможно, мистер Орилсон. Понимаете, люди столько не живут, разве что Бессмертные. 
«А сейчас в Бессмертных никто не верит, – подумала она. – Только этого ему лучше не говорить».
Венд кивнул. Он казался таким печальным и нормальным, что Мэйвен засомневалась.
-- Я понимаю, что в это трудно поверить. Когда двое моих братьев умерли от старости, а я не стал и на день взрослее, я всё равно не мог поверить. Трудно принять, что ты не обычный смертный человек. Но Бессмертные существуют, верят в них или нет. И я один из них. Наверное, ты обо мне слышала. Когда-то меня звали Танаморил. Позже стали называть Осфамероном.
"Осфамерон! Воскресивший Адона из мёрвых! Венд совсем спятил!» И Мейвен тут с ним совсем одна, в пустой музейной комнате. «Неужели все психи выглядят так нормально? Он же человек как человек, разве что слишком красивый. Буду ему поддакивать, пока его не вызовут по делам».
-- И что этому осколку Канкредина от меня нужно? – осторожно спросила Мейвен.
-- Думаю, он хотел тобой завладеть, – ответил Венд. – Управлять тобой.
  У Мейвен по позвоночнику будто пробежали ледяные мурашки. Она прислонилась спиной к витрине, чтобы почувствовать себя уверенее.
-- Но... Зачем ему это нужно?
-- Дело в том, что ты точная копия одной девушки, жившей двести лет тому назад, – объяснил Венд.
-- Чушь какая-то.
      Но Венд, продолжал, не обратив внимания на её слова:
-- И это была не простая девушка, – говорил он серьёзно глядя на Мэйвен, Мэйвен решила, что именно в этом таится корень его сумасшествия. Она не стала его больше перебивать.
– Норит, – сказал Венд, – была рождена, чтобы царствовать в Дейлмарке. Мой дед, Единый-- её отец. Она с детства знала, что ей предстоит принять корону и править Севером и Югом.
Если бы корона оказалась у неё, люди по всей стране встали бы на её сторону, вне зависимости от воли эрлов.
-- А что случилось? Почему ей это не удалось? -- спросила Мэйвен.
-- Я не знаю, что случилось. Она была вполне готова принять власть.
Всего на мгновение глубокое разочарование прорезалось на лице Венда, но затем его лицо снова разгладилось.
-- Я охранял Норит на Королевском Пути, -- сказал он. – В День Середины лета после её восемнадцатого дня рождения, как и было должно, она отправилась из Аденмута в Кернсбург за короной. Всё шло отлично. Я был предельно внимателен, смотрел в оба. Но, каким-то образом, в пути Канкредин добрался до Норит – также, как пытался добраться до тебя. И она просто исчезла.
Венд сглотнул горькую слюну. Затем он добавил уже совершенно спокойно:
– Именно поэтому Амил, позднее названный Великим, смог завладеть короной.
  Мэйвен по прежнему прижималась спиной к стеклу витрины.
– И вы рассказываете мне всё это, просто потому что я похожа на эту девушку? – уточнила она с вежливой иронией.
-- Нет, – ответил Венд. – Я рассказываю это тебе, потому мне суждено отправить тебя в прошлое, чтобы ты заняла место Норит. 
-- Суждено? – переспросила Мэйвен. – Вот прямо таки суждено? Сначала нужно чтобы я согласилась на это. А я не согласна.
Тут она впервые увидела, как Венд почти рассмеялся.   
-- Не забывай, я уже был там. И ты тоже там была. Так что я точно знаю, что отправил тебя в прошлое.

VI
  Туман был холодным и плотным. Мэйвен не понимала, где верх, где низ. Она пошатнулась и тут же её сандалии промокли в короткой густой траве, усеянной туманной росой. Роса была холоднее льда.
-- Ой-ё-ёй, – взвизгнула Мэйвен.
      По эху стало ясно, что она где-то на открытом пространстве. И где-то высоко, может быть, в горах. Мэйвен выросла в горах: эхо её голоса не было похоже на то, что могло звучать в замкнутых галереях дворца. Она испуганно огляделась. Всюду был туман – плотная белая мгла, кроме – хвала богам! – розовой полоски рассвета справа. И прямо перед ней через завесу тумана проглядывало что-то тёмное. Мэйвен сделала несколько мучительных шагов по ледяной росе к темнеющему предмету. За эти несколько шагов ноги её онемели. Предметом оказался круглый камень, примерно ей по пояс, с дырой в центре. Путевой камень? Хотя этот был примерно в десять раз меньше путевого камня в Кернсбурге, Мэйвен решила, что это всё-таки он.
  Она стояла и дрожала в своих лёгеньких летних шортах и футболке, с возмущением глядя на камень. «Всё по-правде, – думала она. – Венд всё подстроил! Ужас какой! Сейчас я умру от холода и даже не узнаю, где. И в каком времени.»
Тут она заметила, что спину перестало покалывать. Дурное предчувствие сменилось – буквально несколько секунд назад – гораздо более приятным: предчувствием, что всё будет хорошо. «Хоть бы так и было, – подумала она. – Можно позвать на помощь, да только едва ли тут есть кто живой».
     Неожиданно ей стало теплее. Она успела взглянуть вниз и заметить, как её сандалии превращаются в крепкие на вид сапоги. Шорты вытянулись в добротные, широкие штаны, заправленные в голенища. По слабому позвякиванию, она поняла, что и футболка её изменяется, и превращается сразу в несколько деталей одежды: кольчугу, тонкую рубашку под ней и более толстую поверх. Голове стало тяжело, Мейвен подняла руки, и пальцы коснулись металла. Это был круглый шлем.
  Мэйвен пришла в восторг. «Я – дева-воительница! Я превращаюсь в девушку-война прямо на глазах (хотя я себя не вижу, конечно)!" Ноги её ещё мёрзли даже в тёплых сапогах, да и рукам теплее не стало, и всё же она почувствовала себя гораздо лучше.
  Кто-то или что-то – золотая статуэтка? – позаботилось о ней.
   Справа от Мейвен снова что-то звякнуло. Она заметалась как зверушка. Звяканье сопровождалось фырканьем – и этот звук был ей хорошо знаком. Мэйвен осторожно пошла на эти звуки, сама тихонько позвякивая кольчугой.
  Очень скоро она убедилась, что нечто тёмное на фоне розовой полосы рассвета, было терпеливо ожидающей в тумане лошадью. Насколько Мэйвен разбиралась, лошадь была хорошей, хотя и какой-то лохматой. Она была оседлана и с навьюченным багажом. Лошадиная морда потянулась к Мэйвен как к хозяйке, выдохнув в её сторону облачко пара.
Мэйвен и представить себе не могла, как она, оказывается, соскучилась по лошадям. Почти автоматически она взялась за поводья, поставила ногу в стремя и вскочила в седло. Ой! Тяжело!
  Кольчуга с ботинками весили немало. Только сидя в седле, Мэйвен задумалась, что эта лошадь наверняка кому-то принадлежит.
"И что тут делают с конокрадами? Ох, ладно. Скажу, что мне ужасно стыдно, но я просто перепутала её в тумане со своей. Интересно, это сработает?» Но Мэйвен было так хорошо верхом, что последствия её не тревожили. Будет разбираться с владельцем, когда он появится. Она объехала путевой камень кругом, пытаясь понять, где всё-таки находится.
    Туман медленно редел, опускаясь в долину, но Мэйвен всё ещё ничего не могла различить, кроме путевого камня.
-- Эй? – неуверенно позвала она.
-- Ох, прошу прощения, госпожа. Я не заметил вас.
  Мэйвен опять сжалась, как испуганный зверёк, наблюдая за высоким мужчиной, который сидел недалеко от камня, а теперь поднялся, чтобы быстро и вежливо поклониться ей.
Когда он выпрямился, Мэйвен узнала Венда. И это привело её в ещё большее смятение, чем обычно. Его волосы стали гораздо длиннее – отросшим льняным кудрям не помешала бы расчёска. А вместо строгой формы музейного смотрителя, на нём красовались заплатанные шерстяные штаны и рубаха, да старый полушубок из овчины.
    Мэйвен решила, что такую одежду мог носить пастух сотни лет тому назад. Она уставилась на Венда, гадая, неужели она и в самом деле оказалась в прошлом. «А он меня узнал? Или он думает, что я... Как-там-её-зовут?»
   Венд тоже смотрел на неё со своей обычной вежливостью.
  -- Я – Венд, госпожа, – сказал он. – Если помните, мы раньше встречались.
«Ага, он меня знает, – подумала Мейвен».

Она нервно улыбнулась Митту и попыталась величественно кивнуть его спутнику. Он иронично кивнул в ответ и вскинул бровь, взглянув на Венда. Он был из тех людей, кому движения брови было достаточно.
-- Я – Венд, сир, – скромно сказал тот, – я тоже следую за леди.
– Так, так. С вами нас уже трое, – отметил мужчина. – Кого мы ещё ждём?
  Мэйвен не могла ему ответить, потому что представляла это ещё слабее. Вообще-то она понятия не имела, что должна делать. Она просто сидела на своей краденной лошади и надеялась, что Венд любезно даст ей хоть какой-то намёк.
  Но Венд молчал. Они все просто сидели на нетерпеливо переступающих ногами лошадях, пока розовый рассвет растворялся в сером утре. Туман стал тоньше, но недостаточно чтобы рассмотреть что-то внизу, Мэйвен всё ещё понятия не имела, где они.
Она начинала чувствовать себя глупо. Как на вечеринке, где никто друг друга не знает.
   Человек, которому суждено будет стать герцогом Кернсбургским, очевидно, чувствовал то же самое.
-- Что-то я не вижу огромной армии последователей, – заметил он.
     Митт ужасно смутился:
– Навис! – воскликнул он.
"Навис! – подумала Мэйвен с огромным облегчением. -- Или мне следует звать его Ваша Светлость? Нет. Это глупо. Ещё не время».
-- Думаю стоит дождаться, когда солнце окончательно взойдёт, и затем двинуться в путь, – сказал Навис.
Это больше напоминало приказ, чем предложение. Как будто Навис тут был главный, но Мэйвен была попросту благодарна за то, что он взял решение на себя.
– Да, – согласилась она. -- Так и поступим.
   Это были первые слова, которые она произнесла при Нависе и Митте. Она заметила озадаченный взгляд Митта, как будто её голос или акцент или ещё что-то показались ему странными. Она сердито глянула на Венда. Ей так и хотелось врезать по его вежливому, красивому лицу. Он её в это втянул, а теперь даже не пытается помочь. Если один из этой пары поймёт, что она не Норит, он будет в этом виноват, и поделом ему!
  К счастью – если можно считать это счастьем— Митта отвлекли вновь прибывшие. В тумане раздалось глухое громыхание. Такой шум могла производить целая толпа людей.  Сперва они увидели вислоухого, понурого мула. Затем округлое тёмное пятно позади него превратилось в фургон, раскрашенный тёмно-зелёной краской.  На месте возницы сидел невозмутимый бородач. Когда фургон накренился, въезжая наверх к путевому камню, он натянул поводья мула и так посмотрел вокруг, будто не ожидал здесь никого увидеть. Мэйвен прочла золотые буквы на борту фургона: Бард Эстефан. Это было любопытно. Она вспомнила генеалогическое древо отца. Этот человек мог быть одним из её прямых предков. А она и не знала, что двести лет назад барды ещё бродили по землям Дейлмарка.
-- Вот так сюрприз, Эстефан, – промолвил Навис. -- Неужели Норит и вас вдохновила на это путешествие?
В его голосе было вдвое больше иронии, чем обычно, но Эстефан ответил просто:
Да, я подумал, что стоит отправиться вместе с ней.
Его хорошо поставленный, но не очень проникновенный голос словно выкатывался с облачками пара изо рта.
-- Но Фенна ведь не может путешествовать! – встрял Митт.
  Из фургона высунул голову мальчик.
-- Мы же не идиоты, – сказа он. – Она осталась в Аденмуте.
Луч солнца скользнул по его рыжим волосам. Мэйвен не могла отвести от него взгляд. Он ей тоже был знаком. Неизвестный мальчик-бард с портрета во дворце.
  -- И леди Эльтруда была так добра, что одолжила нам мула, – добавил Эстефан.
-- Леди Эльтруда щедра как всегда, – сказал Навис. И, похоже, в этот раз без сарказма. По крайней мере Мэйвен не уловила иронии в его голосе.– А где остальные? Не проезжали вы часом мимо огромных толп людей, спешащих присоединиться к Норит?
  Эстефан медленно покачал головой:
Кроме нас на дороге не было ни души.
Мэйвен заметила, что мальчик-бард и Митт посмотрели на неё так, словно боялись, не расстроит ли её такая новость.
А потом на неё посмотрели все, выжидающе.
-- Ээээ, – начала Мэйвен. – Ну, я полагаю, тогда нам пора выдвигаться.
  Решив, что лучше всего ей возглавить поход, она направила лошадь на зелёную тропинку, тянувшуюся от путевого камня. Потом она остановилась. Венд был пешком.
-- А вы за нами успеете?
«Лучше б ты не мог и остался тут.»  Венд надел ужасную старую мешковатую шапку на кудри и улыбнулся своей обычной сдержанной улыбкой, глядя на Мэйвен снизу вверх. Она начинала ненавидеть эту улыбку.
-- Я каждый день хожу по зелёным дорогам, леди. Если только не пустите лошадь в галоп, я не отстану.
    "Очень жаль, – подумала Мэйвен, пока её маленькая компания отправлялась следом за ней.
   Сначала все говорили мало. Мэйвен была только рада молчанию. Ей нужно было как следует разобраться со всем. С одной стороны она всё ещё была полна звериной настороженности, ещё с той минуты, когда решила, что Венд сумасшедший, а потом из-за того, что, как выяснилось, он говорил правду. В добавок – шок от того, что она на самом деле оказалась на двести лет в прошлом. И ещё одно угнетало – эта экспедиция, которую Мэйвен возглавляла под именем Норит, похоже, была ужасно важной.
На это указывало хотя бы то, что в ней участвовали два человека, настолько значительных, что их портреты оказались в музее. Это пугало — слишком много ответственности для обычной девочки, которая всего лишь похожа на Норит. "Возможно, – с надеждой подумала она, -- Норит удалось спастись и она вернутся на своё место позже». Но если бы это было так — тут Мэйвен сталкивалась с трудным вопросом от которого даже голова ныла, с той минуты как она тут оказалась, прикоснувшись к золотой статуэтке, с той минуты как Венд рассказал ей про Норит: если Норит имела такое значение для истории, почему Мэйвен никогда не встречала упоминаний о ней? «И не только я. Отец никогда о ней не говорил. Никто из гидов и словом о ней не обмолвился, все вечно говорили только об Амиле Великом». И ещё сильнее пугало то, что Мэйвен, как занявшая место Норит, похоже, тоже должна была исчезнуть и не оставить следа в истории. Она задрожала и попыталась не думать о Канкредине.
   "Ну, скоро должен появиться Амил Великий. Просто передам ему права на корону», – думала она. Эта перспектива была куда лучше, чем тяжесть ответственности за историю или возможность вовсе исчезнуть из неё без следа. "Просто буду ждать, пока он не появится». Она подняла голову и попыталась определить, где они сейчас едут.
   Зелёная дорога плавно вилась впереди, она шла в горы, выбирая, казалось, самый лёгкий путь. Сперва она бежала между высоких склонов коричневого камня, и Мэйвен мало что могла увидеть далеко впереди. "Горы веками не меняют форму, – напомнила она себе. – Как только увижу знакомые места, сразу их узнаю.»
  Даже с учётом того, что двести лет назад в Крединдейле не было завода, а Виверсхольм едва ли был городом, она наверняка сможет найти ориентиры.
  Но на протяжении нескольких миль узнавать было нечего – кругом были только редкие рябины, выстроившиеся вдоль дороги как часовые, да ручьи, осторожно бегущие под ними. Иногда встречались каменные бордюры, которые укрепляли дорогу. Мэйвен стало интересно, кто же проложил её. В будущем ничего подобного не было. Что имел в виду Венд, говоря, что  хранит зелёные дороги?
Она оглянулась на него. Венд шагал рядом с мулом Эстефана.